Дом Безгласия

Апрель 1989 года

1

Признаю, образ избитый, однако в те дни, после того как я встретил в лесу Коротышку Гаскинса с отрезанной головой у ног, мое небо затянули грозовые тучи. Те же тучи висели и над Андреа. И как бы ярко ни светило солнце, перед глазами постоянно висела пелена, которая омрачала жизнь. Андреа обычно избегала разговоров на эту тему, чему я был только рад. Мы заключили негласный пакт – делать вид, будто ничего не случилось, будто мы никогда не видели того, что видели тогда в лесу. Конечно, весьма легкомысленно, и все же каким-то внутренним чутьем я осознавал – это то, что нам надо: блокировать воспоминания на уровне подсознания.

Разумеется, мы пошли в полицию и все рассказали. Я уловил в глазах копа снисходительную усмешку – вероятно, он решил, что мы в тот день раздобыли пару доз кислоты и интересно провели время в лесу, а затем воображение дорисовало жаркий подростковый секс на трухлявом, изъеденном термитами бревне. Однако полицейским стало не до смеха, когда мы вернулись на место преступления и показали им кровь и хрящи. Все почувствовали запах разлагающегося человеческого тела. Гаскинс, само собой, исчез, а от его жертвы остались лишь куски обгорелого мяса. Коп, который принял наше заявление, побледнел, как беременная женщина.

Моим родителям было ненавистно все произошедшее – то, что я увидел ужасные вещи, что нас затаскали в полицию, в тысячный раз заставляя пересказывать историю. Андреа пришлось еще тяжелее – ее мама едва не лишилась рассудка и возложила вину на меня, навсегда (как выяснилось, на несколько часов) запретив дочери со мной общаться. К вечеру следующего дня она остыла; мы втроем, обнявшись, плакали в холле Льеренасов и просили прощения друг у друга за то, что не требовало извинений.

Прошло три недели. Коротышку Гаскинса разыскивала вся полиция штата, и пока безрезультатно. Детали расследования скрывали; сообщили только имя жертвы – незнакомый мне Джордж Холлоуэй, – но я был уверен, что дома у Коротышки обнаружились и другие мерзкие находки. Смуглый низкорослый мужчина найдет, где спрятаться, если девяносто пять процентов округа составляют фермы, леса и болота. Почему-то я воображал, что он отсиживается в дупле большого кипариса, который раскинул свои белые корни-щупальца в темных грязных водах, и даже аллигаторы в испуге шарахаются от злобы, источаемой этим человеком.

Единственным лучом света в мрачной атмосфере стали встречи с Андреа в кафетерии аптеки «Рексолл», куда мы после школы забегали выпить кофе. Кофеин помогал воспрянуть духом, и мы болтали о фильмах, книгах и музыкальных клипах – любых творческих вещах, далеких от нашей повседневности. В тот вечер накрапывал весенний дождь; капли стучали по стеклу огромных окон, выходящих на Мэйн-стрит. Я не сразу заметил, как ввалились глаза Андреа; или она умело маскировала синяки. Однако дождь успокаивал меня, давал выход бурлящим внутри эмоциям, и в тот день я чувствовал себя реально лучше, даже до того, как старая Бетти Джойнер принесла нам кофе.

– Держите, милые, – проворковала добрая женщина, ставя на стойку дымящиеся чашки. Мне тогда шел семнадцатый год, и это говорит само за себя, но клянусь, мисс Бетти на момент моего рождения было лет восемьдесят, и с тех пор она по-прежнему выглядела на восемьдесят. Сколько себя помню, ничуть не изменилась. – За счет заведения. После всего, что вам досталось…

– Вы уже три недели так говорите, – ответила Андреа с вежливой улыбкой. – Мне кажется, давно пора брать с нас деньги.

Мисс Бетти отмахнулась, словно прогоняя муху.

– Чепуха. То, что налито в ваши чашки, стоит Генри всего два цента. Этот скупердяй нипочем не догадается, что я три недели украдкой подаю вам бесплатный кофе. – Она заговорщицки подмигнула, словно на самом деле снабжала нас кокаином или контрабандным оружием. – Только не вздумайте попросить банановый хлеб и удрать. Выпечка задаром не дается. – Она расхохоталась и ушла прочь, весьма бодро для своего возраста.

Я поднял чашку. Андреа сделала то же самое, и мы молча чокнулись горячим кофе.

– Мировая старуха, – сказал я. – Жаль, она не моя бабушка.

– Мне тоже жаль. – Андреа осторожно отпила глоток. В «Рексолл» чуть теплых напитков не подавали. – Пусть она доживет до ста лет.

– До ста? Да ей вот-вот стукнет сотня!

– Не будь идиотом. В прошлом ноябре Бетти отпраздновала семидесятилетие. Или тебя не приглашали на вечеринку? Там весь город веселился.

Легкий толчок пробудил мою память.

– Ах да! Теперь припоминаю. Похоже, мы пропустили вечеринку, потому что ездили в Клемсон на футбол. – Я сделал глоток кофе, наслаждаясь огненным пьянящим вкусом. – Надо же, всего семьдесят. Готов был поклясться, ей девяносто семь. А то и все девяносто восемь.

Андреа хихикнула, и у меня поднялось настроение.

– У тебя есть планы на выходные?

– Черт! – Я поставил чашку на стойку. – Лисья охота! Ежегодная «Лисья охота Томаса Эдгара»! Спасибо, что напомнила.

Андреа снова засмеялась и похлопала себя по колену, чтобы дать мне убедиться – ей действительно весело.

– Неужели тебя это возбуждает? Торчать целый вечер среди пьяных мужиков и своры лающих собак! Я тоже хочу! Ну пожалуйста!

Какой сарказм! Можно тупым ножом резать!

– Перестань. Там вовсе не так ужасно.

Правда в том, что я раз в год отлично проводил время на «Лисьей охоте», с тех пор, как однажды отец взял меня с собой и выделил спальное место в насквозь продуваемом бараке, где никто не имел намерений спать. Обычно я был единственным, кто хотя бы пытался. Охота стала для меня самым ярким событием года – и особенно разговоры мужчин, их истории и шутки, срывавшиеся с языка под воздействием пива! Я мог бы написать книгу и заработать миллион долларов, вот только в таком случае город никогда не придет в себя после множества скандалов.

– А женщинам дозволяют участвовать в этом смехотворном ритуале? – спросила Андреа.

Я пожал плечами.

– Ни разу не слышал, чтобы запрещали. Намерена пойти?

– Спасибо, не интересует. Стоит только об этом подумать, и я уже чувствую запах пота и пивной отрыжки. Поберегу свои феминистские устремления для более цивилизованного мероприятия.

– Мудрое решение. Зато Алехандро точно придет. Мы будем держаться вместе.

Алехандро – мой школьный друг.

Я непроизвольно перегнулся через стол и поцеловал девушку в щеку. Нас связывали, безусловно, странные отношения, омраченные некоей тайной. И кто знает, куда они завели бы, если бы в тот ужасный год Коротышка Гаскинс не перепахал наши жизни.

Спустя несколько глотков кофе и пары минут неловкого, однако не сказать чтобы напряженного, молчания Андреа заговорила, вернув нас в реальность.

– Я видела его во сне прошлой ночью.

Сперва я подумал, она имеет в виду своего отца. Счастье, что вовремя придержал язык, иначе показал бы себя полной сволочью.

– Ого. Так значит… А раньше видела? И что случилось во сне?

Кофеиновая ясность в ее глазах погасла.

– Сон плохой. Реально плохой. – Андреа сделала паузу. Стыдно признаться, однако тогда мое любопытство вспыхнуло как факел. И я не прервал подругу.

– Нет, – продолжила она, – я никогда не видела его во сне раньше. Но прошлая ночь мне отомстила сполна. Я проснулась в своей постели – во сне, не в реальности. В доме было тихо, как в могиле. Неестественно тихо, словно мне кто-то заткнул уши. Я встала с кровати – во сне встала – и вышла из комнаты в коридор. Царила тишина, и двигаться было тяжело, словно я переходила вброд реку, против течения. Очень темно, и дышать трудно… Я до сих пор это ощущаю. Настолько реалистичные сны мне еще не снились.

– И сон закончился действительно плохо? – спросил я, почти загипнотизированный ее рассказом. Вспомнились посиделки у костра и страшные истории.

– Хуже быть не может. – Андреа театрально расширила глаза, и я чуть не рассмеялся, решив, что она меня разыгрывает. Вместо того я прищурился, стараясь намекнуть, что догадался. – Я избавлю тебя от подробностей. Скажу только, что когда я наконец добралась до маминой комнаты, Коротышка был там. Он склонился над залитой кровью постелью и перепиливал маме шею. Как раз отделил основную кость или сухожилие, голова покатилась и шмякнулась об пол с таким звуком, будто кусок мяса уронили…

Я сглотнул, испытывая уже неподдельный ужас.

– Ты серьезно?

Андреа несколько переменилась в лице.

– Нет, просто дурачусь. Пыталась как-то разрядить обстановку. Глупая идея. Прости.

После того мы почти не разговаривали. Дождь за окном сменился моросью, а затем и вовсе прекратился. И в тот миг, когда проглянуло солнце и залило улицы сверкающими кристаллами дождевых капель, я пришел к выводу, что Андреа все же пересказала реально увиденный сон. А в конце захотела поберечь меня, словно я мог взять ее сон и преобразовать в предчувствие.

Мое настроение окончательно испортилось. Я эгоистично сидел и выжидал, пока Андреа не заявила, что ей нужно вернуться домой к ужину. На сей раз она поцеловала меня в щеку и буквально метнулась к двери. Звякнул колокольчик – излишне весело, учитывая обстоятельства.

Я поднял руку, чтобы подозвать мисс Бетти.

– Можно мне еще чашку кофе? Я заплачу.