Оценить:
 Рейтинг: 0

Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать

Год написания книги
2008
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 ... 8 >>
На страницу:
2 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

В тот важный исторический момент Томас Мертон был величайшим духовным автором своего поколения. Его автобиографию «Семиярусная гора» (The Seven Storey Mountain) считали послевоенным аналогом «Исповеди Святого Августина» (The Confessions of Saint Augustine). Мертон написал также ряд классических работ о молитве. Однако, когда в начале 1960-х гг. он обратил свой взор к таким проблемам, как ядерная война и расизм, его читатели были шокированы, а в некоторых случаях восприняли это как призыв к действию.

Впервые я написал Томасу Мертону в 1961 г. в его монастырь, в Аббатство Богоматери Гефсиманской в Кентукки, после прочтения стихотворения, опубликованного в газете Catholic Worker. Стихотворение Мертона представляло собой настоящую антипоэзию. Речь в нем шла от лица коменданта нацистского лагеря смерти, а называлось оно «Речовка для марша вокруг печей». Мертоновская «Речовка» как бы между прочим рассказывала об ежедневных актах геноцида, совершаемых главным героем, и заканчивалась словами: «Не считайте себя лучше, ведь вы испепеляете друзей и врагов ракетами большой дальности и никогда не видите того, что творите»[1 - Thomas Merton, “Chant to Be Used in Processions around a Site with Furnaces,” in “The Nonviolent Alternative,” edited by Gordon C. Zahn (New York: Farrar, Straus & Giroux, 1980), p. 262.].

Я прочел эти слова, когда на дворе был 1961 г. и над миром висела угроза ядерной катастрофы, а в душах людей царила пустота. Реальность, лежавшая в основе риторики холодной войны, не поддавалась описанию. «Речовка» Мертона взорвала тишину. Неизъяснимое было произнесено величайшим духовным автором нашего времени. Я тут же написал ему.

Его ответ не заставил себя долго ждать. В письмах мы обсуждали необходимость отказа от насилия и опасность ядерной угрозы. На следующий год Мертон прислал мне копию рукописи своей работы «Мир в постхристианскую эру» (Peace in the Post-Christian Era). Церковное начальство запретило издание книги о войне и мире, которая, по его мнению, «шло вразрез со взглядами, исповедуемыми монахами», и тогда Мертон напечатал текст и разослал его по почте своим друзьям. «Мир в постхристианскую эру» стал пророческой книгой, направленной против тогдашнего общественного мнения, подталкивавшего правительство Соединенных Штатов к ядерной войне. В книге неоднократно повторялись опасения Мертона, что Соединенные Штаты нанесут превентивный удар по Советскому Союзу. Он писал: «Нет никакого сомнения в том, что на момент написания этих строк самым серьезным и крайне важным шагом в политике Соединенных Штатов является это неопределенное, но растущее убеждение в необходимости превентивного удара»[2 - Thomas Merton, “Peace in the Post-Christian Era” (Maryknoll, N. Y.: Orbis Books, 2004), p. 119. Запрещенная книга Мертона была в итоге издана в Orbis Books спустя 42 года после написания. Если в тексте Мертона заменить «коммуниста» на «террориста», то мир постхристианской эры сегодня ничем не будет отличаться от того, что существовал во время работы над книгой.].

Томас Мертон четко осознавал, что президент, который может решиться на такой роковой шаг, – его брат по католической вере, Джон Кеннеди. В число корреспондентов Мертона в то время входила невестка действующего президента Этель Кеннеди. Мертон поделился с Этель Кеннеди своей тревогой по поводу возможной войны и надеждой, что Джону Кеннеди хватит прозорливости и мужества, чтобы развернуть страну в мирном направлении. На протяжении нескольких месяцев, предшествовавших Карибскому кризису, Мертон страдал, молился, ощущал свое бессилие, но продолжал писать страстные антивоенные письма бесчисленным друзьям. За 13 страшных дней с 16 по 28 октября 1962 г. президент Джон Кеннеди, как и опасался Томас Мертон, действительно поставил мир на порог ядерной войны, конечно, не без помощи советского лидера Никиты Хрущева. Благодать Божия, однако, помогла Кеннеди воспротивиться давлению, толкавшему его к началу военных действий. Он договорился со своим коммунистическим врагом о разрешении ракетного кризиса путем взаимных уступок, некоторые из которых были сделаны без ведома президентских советников по вопросам национальной безопасности. Кеннеди, таким образом, отвернулся от Большого Зла и начал свое 13-месячное духовное путешествие к миру во всем мире. И это путешествие, полное противоречий, закончилось покушением на него со стороны того, что Томас Мертон назвал позже и в более широком контексте, неизъяснимым.

В 1962–1964 гг. я жил в Риме, изучал богословие и лоббировал на Втором Ватиканском соборе принятие заявления, осуждающего тотальную войну и поддерживающего отказ от воинской службы по убеждениям. Я почти ничего не знал о трудном духовном пути к миру, который пришлось пройти Джону Кеннеди. Но я действительно чувствовал, что между ним и папой римским Иоанном XXIII существовало согласие, как подтвердил позже журналист Норман Казинс. Познакомившись с Казинсом в Риме, я узнал о его челночной дипломатии в качестве тайного посредника между президентом, папой римским и советским лидером. Я не мог и предположить в те годы, что некие силы объединились и готовят убийство Кеннеди. А Томас Мертон мог, как показывает сделанное им странное пророчество.

В письме, написанном своему другу У. Ферри в январе 1962 г., Мертон дает отрицательную, но вместе с тем глубокую оценку личности Кеннеди: «Я почти не верю, что Кеннеди способен чего-то достичь. Я считаю, что он не может в полной мере оценить масштаб стоящих задач и ему не хватает творческого воображения и более глубокой восприимчивости. Слишком велика его привязанность к таким понятиям, как Время и Жизнь, в чем, я полагаю, он ушел не дальше, скажем, Линкольна. То, что необходимо на самом деле, это не проницательность или профессионализм, а глубина, гуманность и в определенной степени полное самоотречение и сострадание, не только к отдельным лицам, но и к людям в целом, что представляет собой более глубокий уровень самоотверженности. Возможно, Кеннеди однажды каким-то чудом достигнет этого. Но таких людей чаще всего убивают»[3 - Письмо Томаса Мертона У. Ферри от 18 января 1962 г., в “Letters from Tom: A Selection of Letters from Father Thomas Merton, Monk of Gethsemani, to W. H. Ferry, 1961–1968,” edited by W. H. Ferry (Scarsdale, N. Y.: Fort Hill Press, 1983), p. 15.].

Однако в скептическом взгляде Мертона на Кеннеди был и луч надежды, и возможное пророчество. Пока Соединенные Штаты все ближе и ближе подходили к краю пропасти под названием ядерная война, монах, несомненно, молился о маловероятном, но так необходимом всем нам преображении президента в более глубокую и человечную личность, которая, если это произойдет, отметит его печатью насильственной смерти. И мир считал его молитвы безнадежными. Но с точки зрения веры такую последовательность и следствие можно рассматривать как повод для торжества.

Стал ли Кеннеди чудесным образом более человечным в последовавшие 22 месяца?

Обрек ли он себя тем самым на смерть?

Джон Кеннеди вовсе не был святым. Не был он и апостолом ненасилия. Однако, как надлежит всем нам, он возвращался. Teshuvah («возвращение»), древнееврейское слово, означающее раскаяние, может служить описанием непродолжительного и противоречивого пути Кеннеди к миру. Он отвернулся от того, что могло стать самым большим злом в истории человечества, и обратился в сторону нового, более мирного варианта его и нашей жизни. По этой причине он оказался в смертельном противостоянии с неизъяснимым.

Понятие «неизъяснимое» Томас Мертон ввел в середине 1960-х гг. после покушения на Джона Кеннеди, в разгар вьетнамской войны, нарастающей гонки ядерных вооружений и череды убийств Малкольма Икса, Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди. За каждым из этих потрясающих душу событий Мертон видел зло, глубину и коварство которого, казалось, невозможно описать словами.

«Одним из ужасных фактов нашего века, – писал Мертон в 1965 г., – является то, что этот [мир] действительно страдает на всех уровнях бытия от присутствия неизъяснимого». Война во Вьетнаме, активная подготовка к мировой войне, взаимосвязанные убийства Джона Кеннеди, Малкольма Икса, Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди – все это было определенными знаками присутствия неизъяснимого. Оно и по сей день остается в глубинах нашего мира. Как предупреждал Мертон, «тот, кто сегодня жаждет согласия с миром, должен всеми силами избегать согласия с ним, как с центром неизъяснимого. Это то, что мало кто хочет замечать»[4 - Thomas Merton, “Raids on the Unspeakable” (New York: New Directions, 1966), p. 5.].

Когда мы делаемся более человечными в том смысле, как это понимал Мертон, сострадание заставляет нас выступать против неизъяснимого. Мертон указывал на своего рода системное зло, которое не поддается словесному описанию. Для Мертона неизъяснимое было, в основе своей, пустотой: «Это пустота, которая отрицает все, что произносится, еще до того, как слова будут сказаны; пустота, которая проникает в язык общественных и официальных деклараций в тот самый момент, когда они объявляются, придавая их звучанию мертвую пустоту бездны. Это пустота, в которой Эйхман[2 - Эйхман Адольф (1906–1962) – нацистский преступник. В качестве офицера СС отвечал за «окончательное решение еврейского вопроса». После окончания Второй мировой войны бежал в Аргентину, где жил под именем Рикардо Клемента. ЦРУ знало о местонахождении Эйхмана, однако не разглашало эти данные из опасений дискредитации ключевых фигур в политической элите Германии. В мае 1960 г. похищен израильской спецслужбой Моссад в Буэнос-Айресе и вывезен в Израиль. В декабре 1961 г. приговорен к смертной казни. Повешен в ночь с 31 мая на 1 июня 1962 г. – Прим. науч. ред.] черпал истовую строгость своего смирения…»[5 - Там же, с. 4.]. В нашей истории холодной войны неизъяснимое представляло собой пустоту в секретной доктрине «правдоподобного отрицания», утвержденной 18 июня 1948 г. директивой Совета национальной безопасности NSC 10/2[6 - Peter Grose, “Gentleman Spy: The Life of Allen Dulles” (New York: Houghton Mifflin, 1994) p. 293.]. ЦРУ под руководством Аллена Даллеса восприняло «правдоподобное отрицание» как зеленый свет для убийств руководителей государств, свержения правительств и лжи во избежание малейшей ответственности – все ради продвижения американских интересов и поддержания нашего ядерного доминирования над Советским Союзом и другими государствами[7 - William Blum, “Killing Hope: U. S. Military and CIA Interventions since World War II” (Monroe, Me.: Common Courage Press, 1995).].

Я долго не мог разглядеть Неизъяснимое в убийстве Джона Кеннеди. На протяжении 30 лет со дня покушения я не видел связи между его убийством и теологией мира, которую я изучал. Хотя я с большим уважением относился к объяснению природы неизъяснимого, данному Мертоном, я не исследовал его последствий для полицейского государства, чьи принципы ядерной политики я отвергал. Я ничего не знал о «правдоподобном отрицании», неизъяснимом отсутствии ответственности в нашем полицейском государстве. Отсутствие ответственности у ЦРУ и прочих наших спецслужб, считавшееся необходимым условием для совершения тайных преступлений в целях защиты нашего ядерного лидерства, сделало возможным и убийство Джона Кеннеди, и его засекречивание. В то время как я писал и участвовал в мероприятиях, борясь с распространением ядерного оружия, которое могло уничтожить миллионы, от меня ускользал тот факт, что его существование, как основы безопасности нашего государства, является и причиной убийства президента, решившего встать на путь разоружения.

Проглядев глубокие изменения в жизни Кеннеди и силы, стоящие за его смертью, я тем самым содействовал созданию в стране атмосферы отрицания. Наше коллективное отрицание очевидного, а именно подготовки Освальда и его демонстративного устранения руками Руби, сделало возможным создание прикрытия для убийства в Далласе. Хорошее прикрытие стало необходимым условием и для последующих убийств Малкольма Икса, Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди теми же самыми силами, действовавшими в нашем правительстве – и в нас самих. Надежда на перемены в мире была взята на мушку и убита четырежды. Прикрытие всех четырех убийств, каждое из которых вело к следующему, было основано, в первую очередь, на отрицании и не правительством, а нами самими. Неизъяснимое рядом.

Убийство Мартина Лютера Кинга заставило меня очнуться. Когда убили Кинга, я уже был 30-летним профессором теологии в Гавайском университете. Я вел семинар под названием «Теология мира», в котором участвовали с десяток студентов. В тот день, когда убили доктора Кинга, несколько студентов опоздали на первое семинарское занятие. Войдя, они объявили, что в ответ на убийство Кинга, отдавшего свою жизнь за мир и справедливость, они провели в кампусе импровизированный митинг. При этом они сожгли свои повестки в армию, за что им могло грозить несколько лет тюрьмы. Они также заявили, что начинают формировать Гавайское сопротивление и спросили, не хочу ли я присоединиться к их группе. Это было дружественное приглашение, но со скрытым смыслом: «Займись делом или не говори ни слова, мистер профессор – сторонник ненасилия». Месяц спустя мы устроили сидячий пикет перед колонной грузовиков, везущих членов гавайской нацгвардии в Военный учебный центр в джунглях Оаху перед отправкой в джунгли Вьетнама. Я провел две недели в тюрьме, что положило конец моей академической карьере. Члены Гавайского сопротивления отсидели от шести месяцев до двух лет в тюрьме за уклонение от мобилизации, а часть из них оказалась в изгнании в Швеции или Канаде.

Через 31 год я узнал намного больше об убийстве Кинга. Я присутствовал на единственном судебном заседании, когда-либо проводившемся по этому делу. Заседание проходило в Мемфисе, в нескольких кварталах от мотеля Lorraine, где был убит Кинг. За шесть недель в рамках судебного процесса по факту насильственной смерти, инициированного семьей Кинга, было опрошено 70 свидетелей. Из их рассказов складывалось описание тщательно продуманного правительственного заговора, в котором участвовали ФБР, ЦРУ, мемфисская полиция, представители мафии, группа снайперов армейского спецназа. Двенадцать присяжных заседателей, шесть черных и шесть белых, вернулись после двух с половиной часов обсуждения с вердиктом, что Кинг был убит в результате заговора, в котором участвовали в том числе и правительственные спецслужбы[8 - James W. Douglass, “The King Conspiracy Exposed in Memphis,” in “The Assassinations,” edited by James DiEugenio and Lisa Pease (Los Angeles: eral House, 2003), p. 492–509. Также доступно на веб-сайте журнала Probe. Копия судебного протокола по делу о насильственной смерти, открытому по иску семьи Мартина Лютера Кинга – младшего против Лойда Джоуэрса «и других неустановленных соучастников преступления», рассмотренному в Мемфисе в период с 15 ноября по 8 декабря 1999 г., доступна на веб-сайте www.thekingcenter.com.].

В ходе изучения обстоятельств мученической смерти Мартина Лютера Кинга мои глаза открылись, и я увидел параллели в убийствах Джона Кеннеди, Малкольма Икса и Роберта Кеннеди. Я посетил Даллас, Чикаго, Нью-Йорк и ряд других городов и поговорил со свидетелями. Я изучил правительственные документы по каждому из этих дел. В конечном счете стало ясно, что все четыре истории – это четыре версии одной и той же темы. Все четверо – Джон Кеннеди, Малкольм, Мартин и Роберт Кеннеди – были сторонниками перемен, и все четверо были убиты секретными спецслужбами, использующими посредников и подставных лиц в условиях общего «правдоподобного отрицания». В основе этих убийств лежало зловещее отсутствие какой-либо ответственности, чему Мертон дал определение неизъяснимого.

Неизъяснимое рядом. Оно не где-то там, похожее на правительство, ставшее нам чужим. Бессодержательность пустоты, полное отсутствие ответственности и сопереживания находится в нас самих. Наше гражданское отрицание служит основанием для правительственной доктрины «правдоподобного отрицания». Убийство Джона Кеннеди уходит корнями в отрицание преступлений нашего государства во Второй мировой войне, что положило начало холодной войне и гонке ядерных вооружений. Задолго до убийства Джона Кеннеди собственным полицейским государством мы, американские граждане, поддерживали наше правительство, когда оно уничтожало целые города (Гамбург, Дрезден, Токио, Хиросиму, Нагасаки), когда оно во имя нашей безопасности в период холодной войны демонстрировало оружие, способное уничтожить мир, а также когда оно инициировало ликвидацию руководителей иностранных государств, используя все то же «правдоподобное отрицание», что было очевидно для любого критически мыслящего наблюдателя. Отрицая ответственность за эскалацию преступлений государства, совершенных ради нашей безопасности, мы, не противостоявшие неизъяснимому, сделали возможным убийство Джона Кеннеди и создание соответствующего прикрытия. Неизъяснимое рядом.

Именно человеческое сострадание привело Томаса Мертона к столкновению с неизъяснимым. Я люблю строки Мертона о сострадании в «Знаке Ионы» (The Sign of Jonas): «Именно в пустыне сострадания измученная жаждой земля превращается в источники воды, а бедные имеют все»[9 - Thomas Merton, “The Sign of Jonas” (New York: Harcourt, Brace & Company, 1953), p. 334.].

Сострадание – наш источник ненасильственного преобразования общества. Глубокое человеческое сострадание было неистощимым источником для Мертона в его схватке с неизъяснимым в холокосте, войне во Вьетнаме и ядерном уничтожении. Понимание и поддержка Мертона помогли многим из нас выстоять, особенно в борьбе против войны во Вьетнаме. По мере того как усиливалось неприятие ужасов той войны у самого Мертона, крепло и его решение отправиться в паломничество на Восток для более серьезной борьбы. Он погиб от удара током при включении неисправного фена в конференц-центре в Бангкоке 10 декабря 1968 г. Так завершился его путь к более глубинному, более сострадательному гуманизму.

Иисус назвался «человеком», буквально «сын человеческий» (по-гречески ho huios tou anthropou)[10 - Как отмечали библеисты Джон Маккензи и Уолтер Уинк, слишком буквальный перевод «сын человеческий» для слов Иисуса с арамейского на греческий был столь же бессмыслен, как и на английский. Эту арамейскую идиому Иисус использует для определения, кто он есть, в Евангелиях 82 раза. Bar nasha означает человечество, как в индивидуальном, так и собирательном смысле слова. То, что он говорит о себе как о человеке, он говорит и о человечестве в целом. Его история – это наша история. См. John L. McKenzie, “The New Testament without Illusion” (Chicago: Thomas More Press, 1980), p. 114–24; James W. Douglass, “The Nonviolent Coming of God” (Maryknoll, N. Y.: Orbis Books, 1991), p. 29–59; и Walter Wink, “The Human Being: Jesus and the Enigma of the Son of the Man” (Minneapolis: Fortress Press, 2003).]. Самоидентификация Иисуса означала новую, сострадательную человечность, готовую любить своих врагов и идти на крест. Иисус снова и снова говорил своим ученикам о «человеке», имея в виду личный и коллективный гуманизм, который он отождествлял с собой. Невзирая на протесты его последователей, он говорил им неоднократно, что человек должен страдать. Человеку положено быть отвергнутым правителями, быть убитым и вновь воскреснуть[11 - Евангелие от Марка 9:31; 10:32–34; от Матфея 17:22–23; 20:17–19; от Луки 9:22; 9:44; 18:31–33.]. В этом и заключается торжество гуманизма. Как говорится в Евангелие от Иоанна: «пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12:24).

Что главное в Иисусе? Что главное в человеке, таящееся в глубинах его существа? Это способность отдать жизнь друг за друга. Являясь свидетелями жертвенности, которой Он учил, мы постигаем, что такое человечность во всей своей славе, на земле как на небе. Мученик, таким образом, это живой свидетель нашей новой гуманности.

Был ли Джон Кеннеди мучеником, тем, кто, несмотря на все противоречия, принес себя в жертву ради нового, более мирного гуманизма?

Такой вопрос не приходил мне в голову ни в момент гибели Кеннеди, ни три десятка лет спустя. Только сейчас, когда я знаю больше о духовном пути Джона Кеннеди, вопрос звучит так: действительно ли президент Соединенных Штатов, который мог начать тотальную ядерную войну, отказался от власти, чтобы отдать свою жизнь за мир?

Изучив историю Джона Кеннеди, сегодня я знаю намного больше, чем при его жизни, о той борьбе, которую он вел в поисках более перспективной политики, нежели холодная война, которая могла превратить в пепел Соединенные Штаты, Советский Союз и большую часть земного шара. Теперь я знаю, почему он стал столь опасен для тех, кто лоббировал и получал выгоду от проведения такой политики.

Но насколько сильно Кеннеди был готов рисковать?

Кеннеди не был наивным. Он понимал, какие силы ему противостоят. Можно ли вообще представить, что человек, облеченный такой властью, отказался от всего, чтобы положить конец холодной войне, зная, что в результате он, по выражению Мертона, будет отмечен печатью смерти?

Пусть читатель сам сделает вывод.

Я же расскажу историю настолько правдиво, насколько смогу. Я вижу в ней трансформирующее начало, с помощью которого наша коллективная история в XXI в. может сойти со спирали насилия и встать на путь мира. Моя методология заимствована у Ганди. Это эксперименты с истиной. Его истина – путь в царство тьмы. Если зайти туда как можно глубже, невзирая на возможные последствия, открывшаяся истина освободит нас от зависимости от насилия и выведет к свету мира.

Был ли Джон Кеннеди мучеником или не был, мы вряд ли узнали его историю, если бы не свидетели, рисковавшие ради правды. Даже если они и не поплатились жизнью, а о некоторых этого сказать нельзя, все они были мучениками в истинном смысле этого слова, свидетелями истины.

Главное убеждение, на котором построена эта книга, в том, что истина – самая могущественная сила на земле. Ганди назвал это «сатьяграха» (satyagraha), т. е. «сила истины» или «сила души». Своими экспериментами с истиной Ганди перевернул теологию с ног на голову, говоря, что «истина – Бог». Все мы видим лишь часть истины, но можем исследовать ее более глубоко. Другая грань – это сострадание, наш ответ на страдание.

История Джона Кеннеди и неизъяснимого сложилась из страдания и сострадания многих свидетелей, которые видели истину и свидетельствовали о ней. Вытаскивая на свет эту истину, мы освобождаемся от неизъяснимого.

Хронология 1961–1963 гг.

17 января 1961 г.: президент Дуайт Эйзенхауэр в своем прощальном послании американскому народу предупредил о всевозрастающем влиянии «военно-промышленного комплекса», представляющего собой «объединение многочисленных военных структур и мощной оборонной промышленности, [чего] в истории США еще не было… Мы не должны допустить, чтобы такой альянс стал угрозой для наших свобод и приверженности демократическим процессам».

Погиб глава Конго Патрис Лумумба. Убийство африканского лидера в сепаратистской провинции Конго Катанга было организовано бельгийским правительством при участии ЦРУ. Все произошло за три дня до инаугурации Джона Кеннеди, который, как известно, поддерживал стремление Африки к национальной независимости.

19 января 1961 г.: в последний день своего пребывания в Белом доме Эйзенхауэр провел с вновь избранным президентом Кеннеди брифинг по передаче власти. Когда Кеннеди отметил возможную поддержку Соединенными Штатами коалиционного правительства в Лаосе, в котором участвовали и коммунисты, Эйзенхауэр заявил, что было бы намного лучше ввести в страну американские войска.

20 января 1961 г.: президент Кеннеди выступает с речью на своей инаугурации, в которой перемежаются заявления в духе холодной войны и выражения надежды, «что стороны вновь начинают поиски путей сохранения мира, прежде чем темные силы разрушения, высвобожденные научным прогрессом, намеренно или случайно приведут человечество к самоуничтожению».

23 марта 1961 г.: несмотря на несогласие Объединенного комитета начальников штабов и ЦРУ президент Кеннеди изменил проводимую политику в отношении Лаоса, прекратив американскую поддержку антикоммунистического правительства генерала Фуми Носавана, пришедшего к власти при поддержке ЦРУ и Пентагона при Эйзенхауэре. На пресс-конференции Кеннеди заявил о том, что Соединенные Штаты «решительно и безоговорочно» поддерживают «создание нейтрального и независимого государства Лаос» и готовы участвовать в работе любых международных конференций по вопросам Лаоса.

15–19 апреля 1961 г.: бригада, состоявшая из кубинских эмигрантов, прошедших подготовку в тренировочных лагерях ЦРУ, высадилась на побережье Кубы в районе залива Свиней. После окружения ее частями кубинской армии во главе с премьер-министром Фиделем Кастро президент Кеннеди отказался от идеи вторжения на остров американских вооруженных сил. Бригада кубинских эмигрантов сдалась, и больше тысячи ее членов оказались в плену. Президент Кеннеди осознает, что попал в ловушку, организованную ЦРУ с целью вынудить его пойти на эскалацию конфликта, дав согласие на полномасштабное вторжение американских войск на Кубу. Кеннеди заявляет, что хотел бы «разорвать ЦРУ на тысячу кусочков и развеять их по ветру».

3–4 июня 1961 г.: на саммите в Вене Джон Кеннеди и Никита Хрущев договариваются о совместной поддержке независимого Лаоса. Это был единственный вопрос, по которому они смогли договориться. Внешнее безразличие Хрущева к нарастанию угрозы ядерной войны шокирует Кеннеди.

20 июля 1961 г.: на заседании Совета национальной безопасности Объединенный комитет начальников штабов и глава ЦРУ Аллен Даллес представляют план превентивного ядерного удара по Советскому Союзу «в конце 1963 г. после усиленного нагнетания напряженности в отношениях». Президент Кеннеди покидает заседание со словами, адресованными госсекретарю Дину Раску: «И мы считаем себя людьми?!»

30 августа 1961 г.: Советский Союз возобновляет испытания термоядерного оружия в атмосфере, взорвав в Сибири водородную бомбу мощностью 150 килотонн.

5 сентября 1961 г.: после испытания Советским Союзом еще двух водородных бомб Джон Кеннеди объявляет, что отдал приказ о возобновлении ядерных испытаний в США.

25 сентября 1961 г.: президент Кеннеди выступает в ООН с речью о проблеме разоружения. Он говорит: «Мы должны уничтожить средства ведения войны, пока они не уничтожили нас… Мы хотели бы соревноваться с Советским Союзом не в темпах наращивания вооружения, а в мирных инициативах, чтобы вместе шаг за шагом двигаться к одной цели – всеобщему и полному разоружению».

29 сентября 1961 г.: Никита Хрущев пишет первое конфиденциальное письмо Джону Кеннеди. Его тайно передает Кеннеди советский разведчик через пресс-секретаря Пьера Сэлинджера. В своем письме Хрущев сравнивает их общее беспокойство о мире в ядерный век «с Ноевым ковчегом, где нашли приют как “чистые”, так и “нечистые” животные. Но, независимо от того, кто причисляет себя к “чистым”, а кто к “нечистым”, они все в равной степени заинтересованы в одном – чтобы Ковчег успешно продолжал свой путь».

16 октября 1961 г.: Кеннеди тайно отвечает Хрущеву на его письмо. Он пишет: «Мне очень понравилась приведенная вами аналогия с Ноевым ковчегом, что и “чистые”, и “нечистые” заинтересованы в сохранении его на плаву. Какими бы разными мы ни были, наше тесное сотрудничество во имя сохранения мира не менее, если не более важно, чем это требовалось для достижения победы в последней мировой войне».

27–28 октября 1961 г.: после нарастания напряженности в американо-советских отношениях вокруг Берлина на протяжении всего лета и кульминации в августе, когда Хрущев отдал распоряжение о строительстве стены между Восточным и Западным Берлином, генерал Люсиус Клей, личный представитель президента Кеннеди в Западном Берлине, провоцирует 16-часовое танковое противостояние между США и Советским Союзом у Берлинской стены. Кеннеди посылает по неофициальным каналам срочное сообщение Хрущеву, после чего тот начинает отвод танков, создав прообраз разрешения Карибского кризиса год спустя.

22 ноября 1961 г.: проигнорировав рекомендации Объединенного комитета начальников штабов о развертывании американских войск для подавления партизанской войны в Южном Вьетнаме, Джон Кеннеди все же отдает приказ на отправку военных советников и подразделений поддержки, что стало началом постоянного наращивания военного присутствия во Вьетнаме на протяжении всего периода президентства.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 8 >>
На страницу:
2 из 8