Улисс

– Входите, мэм,– сказал Малиган.– Кинч, достань бидон.

Старуха прошла вперёд и встала у Стефена под боком.

– Прекрасное нынче утро, сэр,– сказала она.– Слава Богу.

– Кому?– переспросил Малиган, взглядывая на неё.– А, ну, конечно.

Стефен отошёли взял молочный бидон из шкафчика.

– Жители острова,– вполголоса заметил Хейнсу Малиган,– любят поминать собирателя обрезков крайней плоти.

– Сколько, сэр?– спросила старуха.

– Кварту,– отозвался Стефен.

Он смотрел как она наполняет мерку и переливает в бидон густое белое молоко, не своё. Старые усохшие титьки. Она наполнила ещё мерку и добавочку. Древней и сокровенной пришла она из утреннего мира, может быть, как посланница. Зачёрпывая, она нахваливала молочко. На раcсвете крючится подле смирной коровушки в косматом поле – ведьма на грузде – упругие струйки бьют из доек под сноровистыми пальцами в морщинах. Вокруг, в шелковистой росе, помукивает привыкшая к ней скотина. Шёлк на бурёнках и на старушке-вековушке, как говаривали в старину. Ходячая развалина, низменная форма кого-нибудь из беcсмертных, прислуживает пришлому завоевателю и своему бесшабашному изменнику; их общая кикимора-царица, посланница сокровенного утра. Пособить или упрекнуть – неведомо, но он презрел заискивать.

– Очень хорошее, мэм,– сказал Хват Малиган, разливая молоко по чашкам.

– Да, вы ж попробуйте, сэр.

Он отпил по её уговору.

– Нам бы всем жить на такой прекрасной пище,– сказал он ей чуть громковато,– так и не были б страной гнилых утроб и порченых зубов. Живём в болоте, жрём что подешевле, а улицы вымощены пылью, конским навозом, да плевками чахоточных.

– Вы студент медицины, сэр?

– Да,– ответил Хват Малиган.

Стефен слушал с безмолвным презрением. Она склоняет свои седины пред всяким горлопаном, её костоправ, её лекарь; меня в упор не видит. Пред голосом, что исповедует её и смажет елеем перед могилой всё, что осталось от неё, но её женское нечистое лоно, людская плоть, но не по-Божьему подобию, добыча змия. А вот ещё один горлопан вынудил её молчать, блуждая неувереным взглядом.

– Понимаете что он говорит?– спросил её Стефен.

– Это вы, сэр, по-французски?– сказала старуха Хейнсу.

Тот разразился новой речью, подлинней, поуверенней.

– Это он по-ирландски,– пояснил Хват Малиган.– Или ирландский с вами не катит?

– Так и знала, что ирландский,– ответила она.– Вы, должно, с запада, сэр?

– Я – англичанин,– ответил Хейнc.

– Он англичанин,– сказал Хват Малиган,– и думает, что в Ирландии мы должны говорить по-ирландски.

– Конечно, должны,– сказала старуха,– просто стыд, что сама-то я не знаю. А кто поученей мне говорили, уж такой, мол, замечательный язык.

– Замечательный, не то слово,– подхватил Хват Малиган.– Чудесный полностью. Подлей-ка нам ещё чаю, Кинч. Выпьете чашечку, мэм?

– Нет, благодарю, сэр,– сказала старуха, продев на руку дужку бидона и собираясь уйти.

Хейнc спросил у неё:

– Счёт при ваc? Пора бы и расплатиться, не так ли, Малиган?

Стефен наполнил три чашки.

– Счёт, сэр?– сказала она, останавливаясь.– Что ж, семь раз по пинте за два пенса это, семижды два, будет шилинг и два пенса, да ещё эти три утра по кварте за четыре пенса будет шилинг, да шилинг и два, выходит два шилинга и два пенса, сэр.

Хват Малиган вздохнул и, положив в рот корочку, толсто намазанную с обеих сторон маслом, выставил ноги вперёд и начал рыться в своих карманах.

– Расплачивайся с довольным видом,– поучающе улыбнулся ему Хейнc.

Стефен налил в третий раз, капелька чая чуть закрасила густое доброе молоко. Хват Малиган вынул флорин, покрутил его в пальцах.

– Чудо!– воскликнул он, затем подал его над столом старухе, со словами:

– Больше, дорогуша, у меня не просите. Отдаю всё что могу.

Стефен передал монету в её неспешную ладонь.

– За нами ещё два пенса,– сказал он.

– Время терпит, сэр,– ответила она, забирая монету.– Время терпит. Доброго утра, сэр.

Она поклонилась и вышла под нежнную декламацию Малигана.

Услада сердца моего, имей я больше,
сложил бы больше – к твоим ногам.

Он обернулся к Стефену со словами:

– Кроме шуток, Дедалуc. Я без гроша. Отправляйся поскорей в свою школу и притащи нам денег. Сегодня барды должны гульнуть. Ирландия ждёт, что в этот день каждый исполнит свой долг.

– Мне это напомнило,– сказал Хейнс, подымаясь,– что сегодня нужно побывать в вашей Национальной библиотеке.

– Но прежде на нашем купании,– сказал Хват Малиган.

Он обернулся к Стефену и вкрадчиво промолвил:

– У тебя ведь сегодня срок ежемесячного омовенья, Кинч?

Затем к Хейнсу:

– Нечистый бард в обычай взял: раз в месяц, но омыться.

– Вся Ирландия омывается Гольфстримом,– заметил Стефен, окропив хлеб мёдом.