Колония на кратере. «Морские львы» (сборник)

Глубокая тишина последовала за этим вопросом. Спрашивали друг друга глазами, и все искатели пришли в отчаяние.

– Может быть, не лучше ли предложить вопрос каждому близкому родственнику, – прибавил пастор. – Господин Иов Пратт, вы никогда не слыхали о завещании?

– Никогда. Были минуты, в которые я думал, что Пратт хотел делать свое завещание, но полагаю, что он переменил свое намерение.

– А вы, госпожа Томас, – сказал он, обращаясь к сестре, – я предлагаю вам тот же вопрос.

– Я несколько раз говорила об этом с братом, – отвечала эта родственница, – но он никогда не давал мне удовлетворительного ответа.

Это было довольно ясно, и нельзя было надеяться получить что-либо еще от нежно любимой и единственной сестры Пратта.

– Вы никогда не слыхали, Мария, о завещании, сделанном вашим дядей?

Мария покачала головой, но не улыбнулась, потому что эта сцена была для нее ужасна.

– Итак, – прибавил пастор Уитль, – никто не слыхал о бумаге, составленной Праттом, чтобы открыть ее после смерти?

– Бумагу! – вскричала Мария. – Да, я слышала, что он говорил о бумаге; но я думала, что вы говорите о завещании.

– Завещание обыкновенно пишется на бумаге, госпожа Мария. Бумага у вас?

– Дядюшка отдал мне бумагу, приказав мне беречь ее до возвращения капитана Росвеля Гарднера, и если моего дяди не будет на сем свете, так отдать эту бумагу Росвелю.

Прекрасная девушка покраснела и, казалось, говорила с большой осторожностью.

– Так как я должна была отдать эту бумагу Росвелю, то всегда думала, что она относится только к нему. Дядюшка говорил мне о ней даже в самый день своей смерти.

– Без всякого сомнения это завещание! – вскричал пастор Уитль с радостью. – Не думаете ли вы, Мария, что это должно быть завещание Пратта?

Мария об этом ничего не думала. Она всегда полагала, что ее дядя желал, чтобы она вышла за Росвеля, и думала, что бумага, адресованная этому последнему, содержала выражение этого желания, которое для нее было важнее всего.

Мария очень мало заботилась об имении своего дяди и очень много о Росвеле. Итак, очень естественно, что она обманывалась. Теперь, когда вопрос представился ей в новом свете, то она встала и пошла в свою комнату за пакетом, который тотчас же и принесла. Иов Пратт и пастор Уитль хотели его распечатать, и первый, с удивительным проворством, успел овладеть им. Эти бумаги были сложены, как деловые, плотно запечатаны и адресованы Росвелю Гарднеру, капитану шхуны «Морской лев», находившемуся теперь в путешествии.

Иов громко прочел надпись, хотя и с удивлением. Однако он хотел хладнокровно распечатать пакет, как будто он адресован ему самому.

Госпожа Мартин, госпожа Томас, Уитль хотели принять участие в этом, и потому они все подошли к нему, и обе женщины бросились на пакет с таким жаром, как будто хотели разорвать его.

– Это письмо адресовано мне, – сказал с достоинством Росвель, – и я один имею право открыть его. Очень странно видеть, что те, которым не адресовано письмо, хотят его распечатывать.

– Но оно от Пратта, – вскричала вдова Мартин, – и может содержать завещание.

– В подобном случае можно думать, что и я имею какое-нибудь право, – сказал довольно хладнокровно, но очевидно тревожным тоном Иов Пратт.

– Конечно! – сказала госпожа Томас. – Братья, сестры и даже двоюродные братья должны иметь преимущество перед посторонним. Мы, брат и сестра Пратта, здесь и должны иметь право прочитывать все его письма.

Росвель все это время протягивал руку и устремлял на Иова Пратта взгляд, который заставлял его укротить свое нетерпение. Мария стояла подле него, как будто для того, чтоб поддержать его, но не говорила ни слова.

– Есть закон, налагающий большое наказание на тех, которые распечатывают чужие письма, – сказал смелым голосом Росвель, – и я обращусь к этому закону, если кто-нибудь осмелится распечатать мое письмо. Если это письмо писано ко мне, сударь, то я прошу его мне отдать, и во что бы то ни стало я его получу.

Росвель подошел к Иову Пратту, который отдал ему письмо не так учтиво, а вдова Мартин сделала большое усилие, чтоб завладеть им.

– По крайней мере, – сказала эта женщина, – надо распечатать его в нашем присутствии, чтобы мы знали то, что заключается в этой бумаге.

– А по какому праву, сударыня? Не властен ли я, как и все, читать мои письма, когда и где хочу? Если содержание его относится к наследству Пратта, то я тотчас же объявлю об этом. В надписи не сказано, чтобы я открыл письмо в присутствии свидетелей; но во всяком случае я это сделаю.

Итак, Росвель открыл пакет. Он сломал печать и в этом состоянии показал его всем, потом развернул акт, написанный на большом листе, где находились подписи многих свидетелей.

– Это оно, это оно, – сказал Бетинг Джой, потому что комната была наполнена людьми всякого сословия, – это так!..

– Ты его знаешь, Джой? – сказала вдова. – Братец Иов, этот человек может служить важным свидетелем.

– Знаю ли я его, сударыня? Я видел, как Пратт писал эту бумагу.

– Он видел, как Пратт писал ее! Братец Иов, этого недостаточно, чтобы подтвердить завещание, если оно сделано в пользу Марии и Гарднера?

– Увидим, увидим. Итак, Джой, ты был свидетелем, когда Пратт писал эту бумагу или, скорее, свое завещание?

– Да, я был свидетелем.

Росвель два раза прочел акт, о котором шла речь, потом с нежностью передал его в руки Марии. Молодая девушка прочла его в свою очередь; глаза ее наполнились слезами, но она сильно покраснела, когда возвращала его своему возлюбленному.

– Ах, Росвель! – сказала она тихим голосом. – Не читайте его теперь.

Но тишина и молчание были таковы, что присутствующие не проронили ни одного слова.

– Отчего же не прочесть его теперь? – сказала вдова Мартин. – Мне кажется, что теперь-то и время его читать. Если я лишена наследства, то я хочу знать это.

– Лучше было бы, во всех отношениях, знать то, что в нем заключается, – заметил Иов Пратт, – особенно, если это завещание, капитан Гарднер.

– Это завещание покойного Пратта, написанное в законной форме, подписанное и засвидетельствованное многими свидетелями.

– Читайте завещание, капитан Гарднер, – сказал решительным тоном Иов Пратт. – Желательно было бы знать, кто назначен исполнителем. Друзья, не замолчите ли вы на минуту?

Среди мертвой тишины Росвель начал читать следующее:

– «Во имя Бога Всемогущего, аминь. Я, Пратт, из города Сютгольда, графства Суффолкского, штата Нью-Йорк, объявляю, будучи слаб телом, но в здравом уме, что это есть мое завещание.

Я оставляю моей племяннице Марии Пратт, единственной дочери моего покойного брата Израиля Пратта, все мое имение, какое бы оно ни было и в чем бы оно ни заключалось, в вечное и потомственное ее владение.

Я позволяю моему брату, Иову Пратту, выбрать лошадь из всех лошадей, которые после меня останутся, в награду за несчастье, случившееся с его лошадью, когда я ею пользовался.

Я оставляю моей сестре Дженни Томас большое зеркало, висящее в моей спальне на восточной стороне дома, которое некогда принадлежало нашей нежно любимой матушке.

Я оставляю вдове Катерине Мартин, моей двоюродной сестре, большую подушку, находящуюся в означенной восточной комнате, подушку, которой она так много удивлялась.

Я оставляю вышеозначенной моей племяннице, Марии Пратт, единственной дочери моего покойного брата Израиля Пратта, все мое имение, которым владею, равно и на что имею право, включая сюда деньги, корабли, земледельческие продукты, мебель, платья и все предметы владения.

Я назначаю Росвеля Гарднера, теперь отсутствующего, единственным исполнителем моей последней воли, если он возвратится в течение шести месяцев после моей смерти; а если он не возвратится в этот шестимесячный срок, то назначаю обозначенную мою племянницу, Марию Пратт, единственной исполнительницей моей последней воли.