Великий Китайский Файрвол

Тогда же, в 1997 году, Ли Хункуань начал вести рассылку «Да Цанькао», или «Большой справочник». Ли и еще несколько добровольных помощников печатали статьи, которые в Китае не пропускала цензура, и переводили материалы иностранных изданий на острые темы. Потом они собирали рассылку и отправляли ее на адреса нескольких тысяч ничего не подозревающих пользователей. Такой способ позволял не просто добиться максимального охвата аудитории, но и давал получателям возможность сослаться на непричастность, если бы власти обнаружили в их ящике такое сообщение.

Далеко не все получатели «Да Цанькао» были в восторге. Одним из таких подписчиков поневоле оказался Цин Ган, начальник отдела кибербезопасности полиции Шанхая. Он даже дал одной американской газете необычайно эмоциональное интервью, где окрестил рассылку загрязнением личного пространства. «Что бы вы чувствовали, если бы я насильно посылал вам что-нибудь ненужное? – вопрошал он. – Вряд ли бы вам это понравилось»

.

Однако для тех, кто ждал каждого следующего выпуска «Да Цанькао», рассылка была окном в неведомый мир не согласных с официальной позицией и альтернативных источников информации. Среди них был Чжао Цзин, который сам впоследствии прославится среди диссидентов под псевдонимом Майкл Анти. В 1998 году, когда он впервые получил рассылку, ему было двадцать три года. Тогда он жил в Нанцзине, хоть и крупном, но провинциальном городе на востоке Китая. «Для меня это стало настоящим культурным шоком, – рассказывает Чжао. – Я подумал: боже, это все очень опасно». До «Да Цанькао» он почти ничего не знал о политике в Китае, за исключением новостей из государственных СМИ, которые не подвергались никакой критической оценке. «Внезапно ты понимаешь, что существует какая-то дискуссия по этим вопросам. Сразу начинаешь смотреть на мир другими глазами».

Название рассылки напоминало о тревожных временах в 1960–1970-х годах, которые Ли застал ребенком. Для верхушки правительства в то время составлялись секретные отчеты. Этим занимались журналисты из государственных газет и журналов. Они собирали информацию и публиковали критические точки зрения о событиях, которые никогда бы не смогли обсуждать в таком ключе в своих изданиях. Те, кто не имел доступа к этим неподцензурным материалам, называли их «да цанькао», то есть «большой справочник». В то время для членов партии выпускалась газета «Цанькао Сяоси» с дайджестом зарубежных новостей[3 - Аналогичные дайджесты статей иностранных СМИ издавались и в СССР и распространялись по закрытым спискам. – Прим. науч. ред.], которую в кулуарах прозвали «маленький справочник» («сяо цанькао»)

.

С началом культурной революции привычные средства информации стали недоступны и сколько-нибудь надежные сведения можно было получить только из «да цанькао»

. До народа доходили лишь крупицы этой информации: например, дети членов партийной верхушки украдкой заглядывали в папки родителей, а потом в школе рассказывали другим детям о том, что на самом деле происходит в стране.

Название «Да Цанькао» Ли также выбрал в качестве насмешки над дряхлеющей партийной верхушкой: дайджесты для них печатали самым крупным шрифтом. «Мое поколение не понаслышке знает о том, что творилось на Тяньаньмэнь. Мы все на дух не переносили власть», – рассказал он мне.

Ли и сам был на площади за несколько часов до того, как там появились танки. Тогда он работал ассистентом при кафедре в Пекинском медицинском университете. Третьего июня он попросил у коллеги фотоаппарат и отправился на площадь. Было шумно, повсюду чувствовалась напряженность. Перед студентами выступили лидеры протеста и многие видные интеллектуалы. Они просили студентов уйти с площади, довольствоваться достигнутым и готовиться к следующему этапу борьбы, пока правительство не перешло к зачисткам. Повод для таких опасений был: за две недели до этого Дэн Сяопин ввел военное положение. Весь день государственные каналы передавали сообщения о том, что правительственные войска восстановят порядок на улицах любыми возможными способами

. На подступах к городу стояли наготове полки Народной освободительной армии. Между солдатами и горожанами уже произошло несколько столкновений.

Ли боялся не столько за себя, сколько за чужой фотоаппарат, поэтому решил уйти домой пораньше, к девяти вечера. Он и не подозревал, пока шел от площади домой, что на западных окраинах Пекина уже начали стрелять, а по улицам к площади Тяньаньмэнь двигаются танки. Он спал, пока протестующих на площади разгоняли вооруженные люди, а проснулся уже совсем в другой реальности.

Хотя Ли и не пострадал непосредственно от зачистки протеста, репрессии затронули и его. За несколько недель до событий 4 июня он отправился на свою кафедру в Шанхай подлить там масла в огонь. Ли выступал под запись – предполагалось, что эти кассеты пойдут по рукам в остальных университетах города. Однако после подавления восстания одна из кассет попала на стол к его пекинскому начальнику. К счастью для Ли, партийный секретарь на его кафедре не был пламенным коммунистом. Преподавать на кафедре ему запретили, но позволили жить в общежитии, пока не найдется другая работа. «Понимаешь, мы никак не можем тебя оставить с этим-то, – сказал секретарь и показал на расшифровку выступления. – Ты молодой и смышленный, тебе нужно ехать в Америку».

Через два года, в возрасте 28 лет, Ли последовал этому совету. Ему дали разрешение на работу в лаборатории при Нью-Йоркском медицинском колледже имени Альберта Эйнштейна. Партийные деятели думали, что так он пропадет из виду, как и многие другие диссиденты и вольнодумцы, которые по собственной воле или по принуждению отправились в ссылку. Вдали от зоркого ока партии Ли, который все еще не мог отойти от событий на Тяньаньмэнь, стал для властей гораздо более серьезной проблемой, чем в Пекине. В середине 1990-х он встретил в Нью-Йорке других бывших участников протеста и начал с ними сотрудничать. За несколько лет до того Ли заинтересовался компьютерами и приобрел полезные для диссидентов навыки. В частности, Ли придумывал, как можно обойти цензуру и передавать информацию в Китай, вместе с другими переводил и публиковал в интернете статьи о положении дел в стране.

В диссидентских группах собираются сложные личности. Какими бы ярыми приверженцами демократии ни были знакомые Ли, идеологические разногласия оказались сильнее. Участники спорили о том, что нужно публиковать, а что – нет. Группа раскололась на противоборствующие ячейки. В конце концов Ли решился сделать то же, что и многие другие до него, и начал выпускать свою рассылку, свободную от давления со стороны не только властей, но и коллег по диссидентскому лагерю.

Как и многих до него, Ли вполне могло постичь полное забвение, но момент был выбран как нельзя более удачно. Только что отгремел так называемый Год интернета: в Китае о новинке постоянно говорили по всем каналам, а количество покупателей компьютеров и новых пользователей интернета росло по экспоненте

. Через университетские сети и полугосударственных провайдеров, которые тогда только начали появляться, тысячи пользователей регистрировали новые аккаунты электронной почты. Тогда же состоялись первые массовые блокировки сайтов с демократической повесткой. Теперь на них нельзя было зайти иначе как через прокси-сервер. В то время информации о настройке прокси-серверов было мало, к тому же и без того черепашья скорость интернета девяностых стремилась к нулю.

17 сентября 1997 года в электронной почте нескольких тысяч китайских пользователей появился первый выпуск «Да Цанькао». Рассылка советовала своим читателям не пересылать выпуски знакомым, чтобы у них не возникло проблем с властями. Однако аудиторию надо было как-то наращивать, поэтому Ли и его добровольные помощники добывали новые адреса где только можно. Иногда приходилось обмениваться базами адресов с другими спамерами. «Я действовал так: вы мне 10 тысяч своих адресов, и я вам 10 тысяч моих адресов, – рассказывает Ли. – Людям с предпринимательской жилкой очень нравилось со мной работать».

Одним из таких предприимчивых спамеров был Линь Хай, молодой тридцатилетний мужчина с глубоко посаженными глазами и копной черных волос, прирожденный капиталист. Он разглядел в интернете возможности для обогащения

задолго до других китайских предпринимателей. В конце девяностых китайский интернет насчитывал чуть более 2 миллионов пользователей. В основном это были жители крупных городов и студенты университетов

. Число пользователей росло не по дням, а по часам, количество ориентированных на них компаний оставалось примерно таким же. Линь открыл в Шанхае фирму, которая предлагала услуги по базовому веб-дизайну и разработке программного обеспечения. Интернет-поисковики были в зачаточном состоянии, поэтому Линь стал продвигать свои услуги по электронной почте. Так он познакомился с Ли Хункуанем.

Сразу после этого у Линя начались неприятности. 25 марта 1998 года полиция выломала дверь в квартиру, где Линь жил с женой и маленьким ребенком, и перевернула все вверх дном

. Из дома вынесли компьютер, дискеты, модем, периферию

. Линь Хай, сам того не желая, стал первым китайским интернет-диссидентом.

За закрытыми дверями на скорую руку состоялся суд. Линю вменялись в вину подрывные действия против государственной власти и социалистического строя

. На заседание суда не пустили даже его жену Сю Хун. В обращении к суду она ссылалась на то, что ее муж всего лишь обменивался с Ли адресами электронной почты и никаким образом не был причастен к распространению запрещенных материалов. «Если человека зарезали ножом, кого нужно арестовать – производителя ножей или убийцу?» – говорилось в ее обращении. На всем протяжении процесса Линь и его жена утверждали, что он простой предприниматель и политикой не интересуется. В качестве доказательств были представлены письма, из которых следовало, что Линь знал, о чем пишут в «Да Цанькао», и, возможно, разделял взгляды авторов рассылки. Как рассказал мне Ли, ему было неважно, интересуется Линь политикой или нет. Для него Линь был товарищем по духу, одним из поколения Тяньаньмэнь, человеком, который испытывал к государству такое же стойкое отвращение, как и он сам.

Несмотря на все усилия адвокатов Линя и мольбы его жены, Шанхайский народный суд первой инстанции вынес обвинительный приговор: два года тюремного заключения. Процесс широко освещался в международной прессе, и картина будущего уже была ясна. Власти будут безжалостно давить интернет-активистов, а западные СМИ будут снисходительно закатывать глаза и деланно возмущаться попыткам Китая поставить интернет под контроль. Вот типичная для того времени реакция Wall Street Journal:

«Усилия китайских властей обречены на поражение. Да, какие-то сайты заблокировать можно, но в целом для пользователей из Китая не составляет особых трудностей получить самую разнообразную информацию о политике. С доступом к порнографии проблем тоже нет. К тому же все больше китайских пользователей заводят аккаунты на почтовых сервисах с веб-интерфейсом, которые не могут отследить спецслужбы»

.

Через каких-то пару лет придуманный в 1997 году журналистами Wired термин «Великий файрвол» стал использоваться во всем мире. В самом Китае некоторые даже радовались цензуре. Как сказал в интервью владелец одного интернет-кафе, если в интернете можно вести себя как заблагорассудится, делать что попало, то это не сеть, а какая-то гегемония, которая нарушает права остальных. Владелец другой компании разместил на главной странице своего сайта баннер с текстом «IT-предприятия Китая, соединяйтесь!» Журналистам он сказал, что над интернетом в те ранние годы господствовал англо-американский мир, в противовес которому нужно было создать сеть, где все было бы только на китайском языке