Поверив этому, поверишь чему угодно

Я был рад оказаться в прохладном салоне автомобиля. В тени, вероятно, было девяносто шесть градусов по Фаренгейту[2 - Примерно 36 градусов по Цельсию.].

Он скользнул за руль.

– Извините мой английский, сеньор Бёрден. Говорю очень хорошо по-американски, но английский труднее.

Я сказал, что понял его.

Он выехал из аэропорта и покатил по пыльной дороге, переполненной крестьянами-индейцами. Почти все они несли на голове или на плечах большие металлические сосуды.

– Что они несут? – спросил я.

– Воду, сеньор Бёрден. С водой здесь трудно. Каждый несет воду. Это образ жизни. – Он принимался сигналить, когда индейцы бездумно пересекали дорогу. – Очень глупые люди. Солнце делает их глупыми. – Он рассмеялся, показав полный рот золотых зубов. – У меня для вас прекрасный график. Сеньора Видаль будет очень довольна. – Он лукаво посмотрел на меня. – Сеньор Видаль очень богат, да?

– Ему хватает, – отрезал я.

– Здесь живет много бедных людей. – Он печально покачал головой. – Много-много. Богатые тоже есть. Бедных больше, чем богатых, но богатые очень богаты.

Мы проехали через маленькую индейскую деревню. Большинство из них были в мятых сомбреро, белых рубахах и темных бесформенных штанах. На женщинах поверх легких хлопчатобумажных платьев были надеты разноцветные фартуки.

Главная улица деревни была завалена мусором – грязными клочками бумаги, кожурой фруктов, окурками и прочей дрянью. Вид этого убожества меня потряс.

Нам потребовалось более получаса, чтобы добраться до Сан-Сальвадора, столицы Сальвадора. Город также был заполонен индейцами, среди которых выделялись хорошо одетые, дородные мужчины и женщины, очевидно богатые горожане.

– Прекрасный город, – сказал Ривера. – Вам нравится, сеньор Бёрден?

– Да, конечно.

– Зовите меня Роберто. Все меня зовут Роберто. Я очень известный гид здесь. Многие богатые американцы приглашают меня.

– Это хорошо.

– Мы почти на месте. – Он подъехал к крутому холму, повернул налево и покатил по кривой к входу. – Прекрасный отель, сеньор Бёрден, самый лучший. Все очень довольны.

Швейцар открыл дверь машины, и я вышел. Носильщик взял мою сумку.

– Вам лучше войти со мной, Роберто, – сказал я. – Посмотрим наше расписание. Я должен сообщить его мистеру Видалю.

Роберто обнажил в улыбке все свои золотые зубы.

– Не торопитесь, сеньор Бёрден. Сеньор Видаль и сеньора с друзьями на ланче. Хосе – он работает со мной – отвез их в Эль-Куко. Очень красивое место у моря. Они посещают сеньор Гузман, у него много кофейных плантаций, очень богатых: красивый-красивый дом, цена два миллиона долларов. Они не могут вернуться сюда до семи вечера. Достаточно времени.

Я посмотрел на часы. Был только полдень.

– О’кей, Роберто. Я пообедаю здесь. Предположим, мы встретимся около трех часов дня.

– Тогда я еду домой. – Он выглядел счастливым. – Добрый дом: бедный, но добрый. Мои дети мало меня видят. Для них это будет сюрприз.

Он приподнял сомбреро, пожал мне руку и залез в «мерседес».

Зарегистрировавшись и осмотрев свой вполне приятный номер с кондиционером, я принял душ, переоделся в рубашку с открытым воротом и слаксы и пошел в кафе, где отведал закуску из креветок с чесночным соусом, вкусней которой еще ничего не пробовал.

Взяв кофе, я сел на террасе с видом на большой бассейн. Сальвадорские дети плавали, как рыбки, и от них было много шума. Их солидные родители сидели под зонтами от солнца, ели мороженое или пили пиво. Около трех часов дня я вошел в зал, чтобы найти Риверу, который уже ждал меня.

– Отличная еда, сеньор Бёрден. Все устраивает? Номер прекрасный?

– Все в порядке. Давайте посмотрим расписание.

Мы вместе прошлись по нему. Я мало что понял, не зная страны, но Ривера заверил меня, что ничего интересного он не пропустил.

– Очень жарко после обеда. Я предлагаю утренние прогулки, сеньор Бёрден. И может, что-то в конец дня, когда прохладнее. После ланча хорошо бы делать маленькая сиеста. – И он с надеждой посмотрел на меня.

– Это будет зависеть от того, чего хочет миссис Видаль. Возможно, она не захочет сиесту.

Его лицо вытянулось.

– Вы объясните ей, сеньор Бёрден. Днем очень жарко и утомительно.

– Посмотрим, что она скажет. Вам лучше быть здесь в восемь тридцать завтра утром. Я хочу, чтобы машина была вымыта и вычищена, Роберто. Это ВИП. Этот автомобиль выглядит не очень.

– Это лучшая, что здесь есть, сеньор Бёрден, но я почищу ее. – Он еще больше погрустнел и, вставая, сказал: – Тогда до завтра?

Когда он уехал, я купил в киоске карту Сальвадора, а затем пошел в свой номер, надел плавки и спустился к бассейну. После купания я сидел в тени и изучал график поездок и карту. Завтра мы должны были посетить вулкан Исалько и вернуться в отель на ланч. Во второй половине дня ничего не предлагалось. Я сказал себе, что надо будет обсудить вечернее время с миссис Видаль.

Около шести часов вечера, еще раз окунувшись, я вернулся в свой номер, побрился, надел рубашку, галстук и легкий костюм и спустился в бар.

Час спустя, когда я пил вторую порцию скотча, пытаясь выудить интересные новости из «Нью-Йорк трибьюн», к стойке бара подскочил Генри Видаль.

Хотя я был подготовлен Биллом Олсоном к тому, чего ожидать, я понял, когда Видаль завертелся передо мной, что никакое его описание никогда не будет адекватным.

Как сказал Олсон, Видаль был росточком едва ли в четыре фута десять дюймов. У него были массивные плечи борца, толстые короткие ноги, а ступни маленькие. На нем была алая льняная рубашка с открытым воротом, черные брюки, настолько тесные, что они, казалось, были нарисованы на нем, а на толстом животе – широкий белый пояс с золотой пряжкой.

У него были длинные седые волосы, спадающие на воротник, и абсолютно лысая макушка – залысины только еще больше подчеркивали его массивный лоб. Борода, также седая, была жесткой и густой, но прежде всего обращали на себя внимание его маленькие сверкающие глаза. Как сказал Олсон, они были гипнотическими – пронзительные бледно-голубые, в них читались высокомерие, уверенность и сила.

Когда он оказался рядом, я слез с барного стула.

– Вы Клей Бёрден? Конечно, это вы.

Голос у него был высокий, почти визгливый. Он с силой костолома пожал мне руку и тут же как бы избавился от нее.

Бармен был уже рядом.

– Фруктовый пунш, – сказал Видаль. – Поаккуратней с гранатовым сиропом. Прошлым вечером было густовато. – Он повернулся ко мне. – Садитесь. – И занял стул напротив. – Что пьете? Скотч? – Он наморщил толстый нос. – Я не прикасаюсь к алкоголю. Никогда не пробовал. Пить и курить – только мозги портить, а они нужны для бизнеса. Вам нравится ваша работа? Вы человек слова, иначе не взялись бы. Мне говорят, что на вас можно положиться. Это хорошо. Я настаиваю на том, чтобы вокруг меня были надежные люди. – Он как из пулемета бил своим визгливым голосом по моим ушам. – Дайер взял вас развлекать мою жену, пока я занят. Я уверен, у вас получится. Ей пришлось поехать со мной. Я предупреждал, что ее ждет, но женщины так упрямы, если они что-то для себя решили. – Он хохотнул, как пролаял. – Сан-Сальвадор – грязная дыра: плохо работают, никакого порядка. Индейцы однажды восстанут. Вы видели грязь и нищету по дороге из аэропорта? Конечно видели. Отвратительный образ жизни.

Бармен поставил стакан объемом с пинту, наполненный фруктовым соком с кубиками льда, и Видаль одним глотком отхлебнул половину.

– Лучше. Все еще слишком много гранатового сока. – Он повернулся ко мне. – Миссис Видаль легла спать. Говорит, что устала. Я не понимаю ее. Я никогда не устаю. Я не понимаю значения этого слова. У женщин всегда или головные боли, или они устали. Вы женаты? Вижу, что да. Вы выглядите ответственным. У меня нет времени на людей безответственных. Я уверен, ваша жена тоже устает. Все устают. Это их оправдание.

Он снова засмеялся и прикончил свой напиток.