Бабочка

– Голодным от меня еще никто не уходил.

– Об этом я уже весьма наслышана.

– От кого?

– А вы разве не знаете?

– Нет, понятия не имею.

– Ну тогда идемте ужинать.

Моя хижина сложена из бревен, но она находится в гораздо лучшем состоянии, чем все остальные, потому что она всегда принадлежала моей семье, а мы люди приличные, а не какие-то там бродяги и голодранцы, как большинство местных. Мебель, можно сказать, старинная; если верить датам, вырезанным на стульях, то им уже более сотни лет, но вот штукатурка, побелка и подводка фундамента под стены – это уже моя работа. Кое-какие вещи перекочевали ко мне в ходе ликвидации шахтерского поселка, когда люди уезжали отсюда, бросая на старом месте ставший ненужным скарб. Особенно в этом смысле меня порадовал управляющий, отдавший мне сразу четыре лоскутных коврика. В то время, пока я занимался приготовлением ужина, она расхаживала по комнате, ко всему приглядываясь и с любопытством рассматривая каждую вещь: картины, скамьи у камина, огороженный железной решеткой угол для дров, стулья, вязанные салфеточки; затем опустилась на колени и провела рукой по половице, потому что пол в моей хижине сделан из сосновых досок, к тому же каждую неделю я тщательно мою его и тру мелким речным песком, благодаря чему он остается белым, как снег и шелковисто-гладким на ощупь. Затем она вышла в дальнюю комнату, и проделала там то же самое. Зайдя в пристройку, где я стоял у плиты, незнакомка остановилась, вдыхая трепещущими ноздрями витавшие в воздухе аппетитные ароматы готовящейся еды. И глядя на ее вздернутый носик, я подумал, что знаю, кто она такая, или, по крайней мере, догадываюсь.

– Кстати, вы из семейки Морган.

– С чего вы это взяли?

– Между вами есть внешнее сходство. Они все похожи между собой, как будто вылеплены с одной формы.

– По тому, как вы это сказали, гордиться тут особенно нечем.

– Я не выражал никакого отношения. Просто констатировал факт.

– И все же, наверное, никто из мужчин не пылает любовью к родственникам жены.

– Отчего же, если он любит свою жену...

– А разве вы не любили Белл?

– Любил. Но это было очень давно.

– И что произошло потом?

– А потом она убила мою любовь.

– Это как же?

– Я не хочу говорить об этом.

– Это как-то связано с другими мужчинами?

– И с ними тоже.

– И из-за этого вы ее прогнали?

– Ничего подобного. Она сама ушла от меня.

– Это произошло после того, как закрыли шахту?

– После того, как закрыли шахту, и из поселка начали уезжать. Семифутовый пласт лучшего в этом районе угля окончательно сошел на нет, превратившись в жалкую шестидюймовую прослойку, не подлежащую разработке. Целый год двадцать или тридцать человек самых настойчивых и упорных из нас продолжали долбить скалу, прокладывая штольни в надежде на то, что пласт снова начнет увеличиваться, мы даже углубили шахту, так что если бы угольный пласт вклинивался бы в породу, то мы бы это обнаружили. Мы так ничего и не нашли, а люди на протяжении всего этого времени продолжали разъезжаться, и она сказала, что вид пустых хижин действует ей на нервы. Затем сюда подогнали грузовики, погрузили на них разобранные хижины и увезли их на шахту No 5, что находится близ Карбон-Сити. Таким же манером увезли церковь, магазин, надшахтные сооружения, рельсы узкоколейки и все остальное, так что вскоре действовать на нервы было уже решительно нечему. А потом уехала и она.

– Наверное, ей просто хотелось находиться среди людей.

– Наверное, ей много чего хотелось.

– Похоже, вы очень обижены на нее?

– Я же уже сказал, что не хочу говорить об этом.

– И что, с тех пор вы так больше и не встречались?

– Нет, больше мы не виделись.

– А с детьми?

– И с детьми тоже. Ведь она забрала их с собой.

– А вам хотелось бы их увидеть?

– Иногда я думаю о них. Особенно о малышке Кейди. Джейн, она вся пошла в мою бабушку, такая же серьезная и рассудительная. Но вот Кейди – очаровательное, непоседливое существо, сама непосредственность.

– А вы знаете, где они живут?

– Да, знаю.

Мы поужинали мамалыгой с цыпленком, которого я зарезал накануне, а после того, как с едой было покончено, она помогла мне вымыть посуду, и это заняло совсем немного времени. Затем моя гостья изъявила желание поглядеть, где раньше была шахта и горняцкий поселок, так что мы совершили небольшую прогулку под луной, и я показал ей, где и что находилось. После этого мы снова вернулись ко мне, и я показал ей свои делянки, засаженные кукурузой, а также свинарник, конюшню и хлев, пояснив заодно, что так как мой участок находился вне владений компании, то, еще работая на шахте, я не только был избавлен от необходимости платить им аренду, но и имел к тому же небольшой приработок, продавая в поселке жвренную кукурузу и прочую снедь. Ведь у меня все это стоило гораздо дешевле, чем в местном магазинчике.

– И после того, как поселок разъехался, вы купили эти земли?

– Нет, ничего я не покупал.

– Но разве это не ваша кукуруза растет вон там?

– Вообще-то, моя.

– Так вы что, взяли у них поле в аренду?

– Да нет. Я просто взял и посеял на нем кукурузу.

– И хотите сказать, что им на это наплевать?

– Вообще-то, раз в год они наведываются сюда, приказывают мне убираться и грозят всяческими карами. Твердят все о каком-то законе, не помню точно, о каком. Наверное, все еще никак не могут смириться с тем, что у меня зедсь есть все права.

– И как вы поступаете тогда?

– А никак. Просто разворачиваюсь и ухожу. И больше тут не появляюсь. В течение следующего часа.

– Так они что, позволяют вам пользоваться землей за просто так?