Бабочка

– Ну, вообще-то, я оказываю им кое-какие услуги. Так, по мелочи. Первое время, когда они только-только начинали перебираться отсюда и еще не успели вывезти оборудование с шахты, то я приглядывал за ним. Или же в суматохе переезда подчас забывали кое-где в штольнях динамит. Если бы потом гору размыло, то все это могло бы свалиться кому-нибудь на голову, и тогда компанию затаскали бы по судам. А я находил такие места и сам их разминировал, или же сообщал им о находке. Так что они относятся ко мне довольно неплохо.

– Да уж, и в самом деле.

* * *

Мы стояли под яблонями, и она коснулась моей руки своими изящными пальчиками.

– Мисс, лучше бы вам так не шутить.

– Почему же, мистер?

– Как по-вашему, сколько мне лет?

– Я знаю, сколько вам лет. Вам сорок два года.

– Что ж, возможно, в вашем представлении сорокадвухлетний мужчина – это уже глубокий старик, но лично я себя таковым не считаю. Так что, если вы не будете вести себя более осмотрительно, то последствия могут оказаться самыми плачевными.

– Если я сама не захочу, ничего такого не случится.

– Если ваша фамилия «Морган», то вы захотите.

– Даже с вами?

– А что? С родственником даже еще лучше. Все-таки не чужой человек...

– А если ваша фамилия «Тайлер», то вы обязательно затаитесь в лощине, дождетесь пока кое-кто пройдет мимо вас, а затем выстрелите ему в спину.

– Я никогда ни в кого не стрелял.

– Но ведь мы просто разговариваем про фамилии, не так ли? Некоторым людям имя дано для одного, другим – для другого.

– Я имел в виду лишь то, что склонность к некоторым поступкам бывает заложена у человека в крови.

– Вот и я говорю, что дело только в крови, в ней одной.

– И если это так, то вам лучше постараться перебороть это в себе?

– Чего ради?

– Если вы сама не можете этого понять, то уже никто вам объяснить не сможет.

– А может быть я уже пробовала бороться. И ничего этим не добилась. Может быть, я уже устала от борьбы. Может быть, мне просто хочется вырваться. Может быть, я хочу просто быть плохой.

– Ну, это уже не разговор...

– Да, не разговор. А единственный выход.

* * *

По возвращении в хижину, я сказал, что ей лучше уехать. Велел собрать вещи и пообещал отвезти ее туда, куда скажет, на своем стареньком грузовичке, на котором обычно перевожу грузы. Она вышла в дальнюю комнату, где стоял ее чемодан, и какое-то время не появлялась оттуда. Когда же моя гостью наконец вышла обратно в гостиную, то оказалось, что она успела переодеться, сняв платье и нарядившись в ночную рубашку, халат и тапочки. Я хотел было возразить, но так и не смог проронить ни звука. Она опустилась на скамейку рядом со мной и положила голову мне на плечо.

– Не прогоняй меня.

– Ты должна уехать.

– Я не переживу этого.

И внезапно она рассплакалась, обняла меня руками за шею и принялась рассказывать о том, что ей пришлось пережить, и что я должен, просто обязан ей помочь. Затем, немного успокоившись, спросила:

– Неужели ты так и не узнал меня?

– Нет, я же уже три раза сказал тебе, что я тебя не знаю.

– Я – Кейди.

– ... Кто?

– Твоя малышка Кейди. Та, которую ты так любишь.

Если бы я только мог написать, как я заключил ее в свои обьятия и сказал, что она теперь обязательно должна остаться со мной, потому что она моя дочь, и что я готов на все ради того, чтобы помочь ей и сделать ее счастливой, то я бы так и сделал, ибо последующие события могли бы поставить под сомнение чистоту моих первоначальных намерений, как если бы я совершенно не отдавал себе отчета в своих действиях. Но только все это было не так. Я обнял ее, сказал, чтобы она оставалась, уступил ей дальнюю комнату, а сам забрал свои одеяла и ушел спать а сарай, где у меня стояла еще одна койка. Но все это время сердце бешенно колотилось у меня груди, и все это время я понимал, что она знает, какие чувства я испытываю к ней, и ей нет до этого ровным счетом никакого дела.

Глава 2

– И все-таки, что с тобой случилось?

– В каком смысле?

– Это все за-за мужчины, да?

– Если его можно назвать мужчиной.

– Но что он тебе сделал?

– Он бросил меня.

– А еще что?

– Больше ничего.

Это было погожее воскресное утро, она сидела на крылечке, греясь на солнышке, и на ней было все то же розовое льняное платьице, которое она надела специально для того, чтобы помочь мне покормить скотину. Я пробормотал что-то насчет того, что мне очень жаль, и поспешил перевести разговор на другую тему, заведя речь о том, чего нового в Блаунте, где Белл была хозяйкой пансиона, в котором жили рабочие с шахты Льюэлин No 3. Но затем она вдруг передумала и пожелала продолжить прервавшуюся было беседу.

– Хотя нет, это не все. Далеко не все. Ведь мне нечего было тебе возразить, когда ты говорил о Морганах, не так ли? Это потому что я все знаю. Мне было двенадцать, когда я словно прозрела, и тогда же до меня дошла суть происходящего вокруг. Джейн осознала это еще раньше меня, и мы с ней много обсуждали это, уверяя друг друга в том, что уж с нами-то ничего подобного вовек не случится. А еще мы решили, что виной всему простое человеческое невежество и необразованность. Ведь Белл, к примеру, даже читать не умела. И затем мы решили, что обязательно закончим среднюю школу, даже если ради этого нам и пришлось бы каждый день добираться туда и обратно на автобусе. А потом заболела Белл.

– Ясно, допилась-таки.

– Это была болезнь легких.

– Хочешь сказать, что у нее и в самом деле были больные легкие?