Гайдзин

– Если отбросить все merde, – бодро объявил Иоганн, – губернатор говорит, что передаст вашу «просьбу» соответствующим инстанциям в соответствующее время.

Сэр Уильям заметно покраснел, адмирал и генерал покраснели еще больше.

– «Просьба», вон как? Скажи этому сукину сыну следующее: это не просьба, это требование! И еще добавь: мы требуем немедленной аудиенции у сёгуна в Эдо через три дня! Три дня, клянусь Господом! И я, черт побери, прибуду туда на боевом корабле!

– Браво, – пробормотал едва слышно граф Сергеев.

Иоганн, не менее других уставший от этой бесконечной игры, придал словам английского посланника утонченную прямолинейность. Японский переводчик разинул рот и без всякой паузы разразился потоком желчного голландского, на который Иоганн с любезной улыбкой ответил двумя словами, мгновенно вызвавшими потрясенное и почти осязаемое молчание.

– Нан дзя? Что это, что он сказал? – сердито спросил губернатор, не заблуждаясь насчет враждебности этих слов и не скрывая своей собственной.

Взволнованный переводчик тут же с извиняющимся видом передал ему смягченный вариант того, что услышал, однако и этого было достаточно, чтобы губернатор в бешенстве разразился угрозами, уговорами, отказом и новыми угрозами, которые его переводчик изложил в такой форме, в какой, по его мнению, иностранцы хотели бы их услышать, потом, все еще не придя в себя, выслушал еще одну порцию и снова начал переводить.

– Что он говорит, Иоганн? – Сэру Уильяму пришлось повысить голос: японский переводчик без конца отвечал то губернатору, то чиновникам бакуфу, которые быстро переговаривались между собой и обращались к нему с вопросами. – Какого дьявола, о чем они все говорят?

Теперь Иоганн был счастлив. Он знал, что через несколько секунд встреча закончится и он сможет вернуться к своему обеду и шнапсу.

– Не знаю, кроме того, что губернатор повторяет, будто он в состоянии лишь передать вашу просьбу и так далее в соответствующую и так далее, но сёгун ни под каким видом не удостоит вас такой чести и так далее, потому что это противно их обычаям и так далее…

Ладонь сэра Уильяма с треском врезалась в стол. В наступившей от потрясения тишине он показал пальцем на губернатора, потом на себя.

– Ватаси… я… – Он ткнул пальцем в окно в направлении Эдо. – Ватаси иду в Эдо! – Он поднял три пальца. – Три дня, на боевом корабле, черт побери!

Он встал и стремительно вышел из комнаты. Остальные последовали за ним. Он прошел через приемную в свой кабинет, подошел к горке с хрустальными графинами и налил себе виски.

– Никто не желает ко мне присоединиться? – беззаботно спросил он, когда все, кто присутствовал при беседе, окружили его. Механически он налил виски обоим адмиралам, генералу и пруссаку, кларета Сератару и солидную порцию водки графу Сергееву. – Полагаю, встреча прошла по плану. Сожалею, что она так затянулась.

– Я думал, вас сейчас удар хватит, – сказал Сергеев, залпом выпивая водку и наливая себе еще.

– Вот еще. Просто нужно было закончить встречу с подобающим драматическим эффектом.

– Стало быть, Эдо через три дня?

– Да, мой любезный граф. Адмирал, отдайте распоряжения, чтобы флагман в любой день был готов выйти в море с рассветом, посвятите несколько следующих дней приведению всего в образцовый порядок, палубы очистить и приготовить к боевым действиям, да не прячьтесь, пусть все видят; пушки зарядить, учебные тревоги для всего флота, и прикажите остальным кораблям быть в готовности сопровождать нас в боевом построении, если понадобится. Генерал, полагаю, пятисот алых мундиров должно быть достаточно для моего почетного караула. Мсье, согласится ли французский флагман присоединиться к нам?

– Разумеется, – ответил Сератар. – Конечно, я буду сопровождать вас, но предлагаю в качестве штаб-квартиры избрать французскую миссию, а солдатам надеть парадные мундиры.

– Без парадных мундиров. Это карательная операция, а не вручение верительных грамот, – парадные мундиры мы оставим на потом. И первое предложение я тоже отклоняю. Был убит английский подданный, и – как бы это выразиться? – наш флот является решающим фактором.

Фон Хаймрих весело хмыкнул:

– Он бесспорно является решающим в этих водах, в данное время. – Немец взглянул в сторону Сератара. – Жаль, что у меня нет здесь дюжины полков прусской кавалерии, тогда мы поделили бы Японию, даже не икнув при этом, и разом покончили бы со всей их изворотливой тупостью и невоспитанностью, отнимающей такую кучу времени.

– Всего дюжины? – вежливо осведомился Сератар, сопровождая вопрос испепеляющим взглядом.

– Этого было бы достаточно, герр Сератар, на всю Японию – наши солдаты лучшие в мире… разумеется, после солдат ее королевского величества, – любезно добавил он. – По счастью, Пруссия в состоянии позволить себе послать двадцать, даже тридцать полков в этот маленький уголок земли, и у нее еще останется более чем достаточно, чтобы справиться с любой проблемой, которая могла бы возникнуть у нас в любом другом месте, особенно в Европе.

– Н-да, ну что же… – вмешался сэр Уильям, видя, как лицо Сератара наливается кровью. Он допил свой виски. – Я отправляюсь в Канагаву, чтобы отдать кое-какие распоряжения. Адмирал, генерал, возможно короткое совещание, когда я вернусь? Я поднимусь на борт флагмана. О мсье Сератар, как нам быть с мадемуазель Анжеликой? Если хотите, я привезу ее с собой.

Она вышла из своей комнаты поздно днем и пошла по залитому мягким солнечным светом коридору, потом спустилась по главной лестнице в холл парадного входа. Сейчас на ней было вчерашнее длинное платье с турнюром, и она снова выглядела элегантной, более воздушной, чем когда-либо: волосы расчесаны и уложены в высокую прическу, глаза подведены. Тонкий запах духов и шелест нижних юбок.

Часовые у двери отдали честь и смущенно поздоровались с ней, пораженные ее красотой. Она с улыбкой кивнула им издалека и свернула к операционной. Китайский мальчик-слуга уставился на нее, разинув рот, потом испуганно проскользнул мимо.

Она уже дошла до двери, когда та неожиданно открылась. Из операционной вышел Бебкотт и остановился, увидев ее.

– О, здравствуйте, мисс Анжелика, честное слово, вы выглядите просто обворожительно, – проговорил он, едва не запинаясь.

– Благодарю вас, доктор. – Ее улыбка была доброй, голос звучал мягко. – Я хотела спросить… мы не могли бы поговорить… это недолго.

– Конечно. Входите. Будьте как дома.

Бебкотт захлопнул дверь операционной, усадил ее в лучшее кресло и прошел к себе за стол, в полном смятении от ее светящейся красоты, от того, как подчеркивала прическа безукоризненную линию ее длинной шеи. Веки у него покраснели, и он очень устал. «Но, с другой стороны, иной жизни я не знаю», – подумал он, наслаждаясь видом своей гостьи.

– Это питье, которое вы дали мне вчера ночью, это было какое-то снотворное?

– Да, именно. Я сделал его довольно сильным, поскольку вы… вы были изрядно расстроены.

– Все это так неясно, так перепуталось, Токайдо, мой приезд сюда и встреча с Малкольмом. Это снотворное было очень сильным?

– Да, но не опасным для вас, ничего такого. Сон – это лучшее лекарство, а такой сон был бы наиболее полезным и глубоким. И клянусь Юпитером, вы хорошо поспали, сейчас уже почти четыре. Как вы себя чувствуете?

– Все еще немного уставшей, благодарю вас. – Опять легкая, как тень, улыбка, проникавшая в самую его душу. – Как чувствует себя мсье Струан?

– Без изменений. Я как раз собирался навестить его еще раз, вы можете пойти со мной, если желаете. Дела у него обстоят неплохо, принимая во внимание все обстоятельства. О, кстати, этого парня поймали.

– Парня?

– Того самого, о котором мы рассказывали вам прошлой ночью. Он проник в сад.

– Я не запомнила ничего из вчерашней ночи.

Он рассказал ей о том, что случилось у ее двери и в саду, как один грабитель был застрелен, а второго заметили рано утром, но ему удалось скрыться, и, слушая его, она напрягала все силы, чтобы сохранить спокойствие на лице и не закричать вслух того, что кричал ее мозг: «Ты, сын Сатаны, со своим дурманящим отваром и своей бестолковостью. Два грабителя? Значит, один из них должен был прятаться в моей комнате, когда ты был там, а ты не сумел найти его и спасти меня, ты и этот второй идиот, Марлоу, вы оба виновны в равной степени.

Благословенная Дева Мария, дай мне силы, помоги отомстить им обоим. И ему, кем бы он ни был! Матерь Божья, об отмщении молю тебя. Но зачем ему понадобилось красть мой крест, ведь другие драгоценности остались нетронутыми, и эти иероглифы, почему он их написал и что они означают? И почему кровью, его кровью?»

Она увидела, что он смотрит на нее, ожидая ответа.

– Oui?

– Я спросил, не хотите ли вы увидеться с мистером Струаном прямо сейчас?

– О! Да, да, пожалуйста. – Она тоже поднялась, полностью овладев собой. – О, боюсь, я пролила кувшин с водой на простыни. Вы не попросите горничную, чтобы она занялась ими?

Он рассмеялся:

– Горничных у нас здесь нет. Против джапских правил. Их работу выполняют мальчики-китайцы. Не беспокойтесь, как только вы вышли из комнаты, они тут же начали уборку… – Он замолчал, увидев, как она вдруг побледнела. – Что с вами?

На мгновение силы оставили ее, и она мысленно перенеслась назад в свою комнату, где терла и отмывала пятна, изнывая от страха, что они не сойдут. Но они сошли, и она вспомнила, как проверяла и перепроверяла это снова и снова, чтобы сохранить свою тайну, – ничего не осталось на простынях, ни семени, ни крови, ее тайна останется с ней навечно, если она будет сильной и не отступит от своего плана, она должна держаться плана и должна вести себя разумно и осмотрительно, должна.