Эта катастрофа продолжалась ночь за ночью, день за днем. Счет вновь прибывшим уже шел на десятки тысяч. Вскоре на границе появились толпы обозленных, сочувствующих китайцев, которые пытались помешать депортации.
Депортация была мерой вынужденной, потому что нелегалы просто погребли под собой колонию. Не представлялось никакой возможности прокормить их, дать крышу над головой и принять, так резко увеличилось население. Ведь требовалось заботиться и о тех четырех с лишним миллионах жителей, которые, за небольшим исключением, тоже когда-то были нелегалами.
Потом людская река иссякла так же внезапно, как и нахлынула. Границу закрыли. Опять без какой-либо видимой причины.
В течение шести недель было арестовано и отправлено обратно в Китай почти семьдесят тысяч человек. От ста до двухсот тысяч – точной цифры никто не знал – избежали ареста и остались. В их числе были и дед с бабкой Очкарика У, а также четверо его дядьев с семьями – всего семнадцать душ. С тех пор они жили в поселке переселенцев высоко над Абердином. Очкарик У все для них устроил.
Это был один из участков земли, которыми с самого начала владел Благородный Дом Чэнь и которые до последнего времени считались бросовыми. Теперь они обрели ценность. Семья Чэнь сдавала эту землю в аренду, фут за футом, всем желающим.
Очкарик У с радостью арендовал клочок земли двадцать на двенадцать футов[17 - 6,2 ? 3,72 м.] по цене один гонконгский доллар за фут в месяц и все это время помогал родне собирать строительный материал для двух домиков, в которых до дождя было сухо.
В городке поселенцев на сто семей приходился один водопроводный кран, не было ни канализации, ни электричества, тем не менее бидонвиль разрастался и по большей части там царил порядок.
Один из дядьев уже организовал небольшое производство по изготовлению пластиковых цветов в расположенной ниже по склону лачуге, которую снимал за полтора гонконгских доллара в месяц. Другой арендовал ларек на рынке и торговал пряными рисовыми пирожками и рисом, сваренным по обычаю родной деревни Нинток.
При деле были все семнадцать человек – теперь, с родившимся на прошлой неделе младенцем, приходилось кормить уже восемнадцать ртов. Нехитрые задания поручали даже двухлетним малышам: они сортировали пластиковые лепестки для цветов, которые делали молодежь и старики. Этим поселенцы зарабатывали себе на еду и азартные игры.
«Да помогут мне все боги получить хоть часть вознаграждения за поимку Вервольфов, – обращал к небу свое страстное желание Очкарик У. – Вот бы поспеть к скачкам в субботу. Я бы поставил на Пайлот Фиша. Все знамения свидетельствуют, что этот вороной жеребец наверняка выиграет».
Подавив зевок, он побрел босиком дальше по узкому извилистому проулку. Рядом шагала его шестилетняя племянница, тоже босая. От дождя стекла очков У постоянно запотевали. Оба ступали осторожно, чтобы не напороться на валявшиеся повсюду осколки стекла и ржавые обрезки металла. Иногда приходилось идти по щиколотку в жидкой грязи. Штанины у обоих были закатаны, а девочка в своей соломенной шляпе казалась совсем крошечной. У был в гражданском платье с чужого плеча, порядком поношенном. Единственные свои туфли он нес в пластиковом пакете под дождевиком, чтобы не промочить. Перешагнув через опасную вымоину, Очкарик чуть не потерял равновесие.
– Ети их, все эти случайности, – выругался он.
«Слава богам, что я живу не здесь, а возле полицейского участка в Восточном Абердине. Снимаю комнатку на двоих с матерью. Там сухо, и мы не зависим от причуд богов погоды, как здешние бедолаги. И слава всем богам, что мне не нужно каждый день проделывать такое путешествие. От моей одежды просто ничего бы не осталось, и тогда прости Эс-ай! Там любят опрятных и пунктуальных. О боги, пусть настанет этот великий день!»
Навалилась усталость. Втянув голову в плечи, Очкарик чувствовал, как по шее скатываются капельки дождя. Всю ночь он провел на дежурстве. А когда рано утром уходил, ему сказали, что намечается облава на квартиру старой ама А Там, которая связана с Вервольфами и которую он нашел и выследил. «Значит, – сказал он себе, – нужно поторапливаться. Вот навещу деда – что-то старик расхворался, не сегодня завтра помрет – и сразу назад».
Он бросил взгляд на часы. Времени еще вполне достаточно, чтобы пройти милю до участка. Успокоившись, он зашагал дальше, обогнул кучу мусора и оказался в проулке побольше, который шел вдоль стока ливневой канализации. Этот сток глубиной пять футов обычно использовали, чтобы спускать туда нечистоты или стирать белье и мыть посуду – в зависимости от уровня воды в нем. Сейчас он был переполнен, и бурлящий поток не обещал ничего хорошего тем, кто жил ниже.
– Будь осторожна, Пятая Племянница, – сказал У.
– Хорошо. О да, Шестой Дядя. Можно я дойду до конца? – спросила счастливая малышка.
– Только до киоска со сластями. Смотри, осторожнее! Вон еще кусок стекла!
– Досточтимый Дедушка умрет?
– Это решать богам. Время умирать назначают боги, а не мы. Чего же нам беспокоиться, хейя?
– Да, – с важным видом согласилась она. – Да, боги есть боги.
«Да оберегают все боги Досточтимого Деда и усладят остаток жизни его, – помолился он, а потом добавил на всякий случай: – Слава Матери Божией Марии и Иосифу, благословен будь старый Дед. Кто знает, есть ли христианский Бог и существуют ли даже настоящие боги? – думал он. – Лучше по возможности умилостивить их всех. Это ничего не стоит. Возможно, они помогут. А может, они спят или ушли пообедать, но тут уж ничего не поделаешь. Жизнь есть жизнь, боги есть боги, деньги есть деньги, законы нужно выполнять, и сегодня мне нужно держать ухо востро».
Вчера вечером он выезжал с главным сержантом Моком и Змеей. Его в первый раз взяли в один из их особых рейдов. Они наведались в три игорных притона, но, что интересно, оставили без внимания пять еще более процветающих, хотя те располагались на том же этаже того же многоквартирного дома. Очкарик даже слышал стук фишек для мацзяна и возгласы крупье при игре в фань-тань.
«Цзю ни ло мо, вот бы мне часть этого отката, – сказал он про себя, а потом добавил: – Отступись, сатана! Гораздо больше я хочу оказаться в особой разведслужбе. Тогда у меня будет надежная, важная работа на всю жизнь. Я получу доступ к разным секретам, которые послужат мне защитой, а потом, когда я выйду на пенсию, позволят разбогатеть».
Они повернули за угол и дошли до киоска со сластями. Минуту-другую У торговался с пожилой беззубой женщиной, потом уплатил два медяка, и продавщица вручила девчушке сладкий рисовый пирожок и завернутую в газетный кулек добрую щепотку мелко нарезанных и высушенных на солнце горько-сладких и пряных апельсиновых корочек, которые так вкусно жевать.
– Спасибо тебе, Шестой Дядя. – Малышка улыбнулась ему во весь рот из-под своей шляпы.
– Надеюсь, тебе понравится, Пятая Племянница, – ответил он с любовью, радуясь, что она такая хорошенькая.
«Если боги смилостивятся к нам, она вырастет очень красивой, – довольно думал он. – Тогда мы сможем продать ее девственность за большие деньги и она послужит на благо семьи».
Очкарик У был очень горд тем, что смог так много сделать для своих родственников, когда они нуждались в помощи.
«Все устроены и сыты. К тому же с процентов от мастерской Девятого Дяди, насчет которых я терпеливо вел такие трудные переговоры, можно будет, если повезет, через год-два вносить арендную плату и бесплатно есть три раза в неделю добрый вареный рис по-нинтокски. Это поможет пополнить мой бюджет, избавив от необходимости брать откат. Получать его нетрудно, но он может поставить крест на моем будущем.
Нет. Пусть все боги будут свидетелями! Я не стану брать откат, пока есть шанс попасть в Эс-ай. Однако до чего неразумно платить нам так мало. Как мне, например: триста двадцать гонгонгских долларов после двух лет службы. Айийя, варваров просто невозможно понять!»
– Ну, давай беги, а я буду завтра, – сказал он. – Смотри будь осторожна по дороге.
– О да!
Он наклонился, и девочка обняла его. У тоже обнял малышку и ушел. Девочка направилась вверх по склону холма, засунув часть рисового пирожка в рот. Он был клейкий и приторный, но такой вкусный.
Дождь лил и лил, ничуть не ослабевая. Вода из переполненного стока выносила к попадавшимся на ее пути лачугам обломки и мусор, но девчушка двигалась вверх осторожно, завороженно обходя стороной поток. Порой на пути воды встречались углубления, а там, где склон поднимался покруче, она бурлила, как река на перекатах. Неожиданно вода вынесла прямо на девочку пятигаллоновую бочку с острыми зазубринами, которая промчалась всего в нескольких дюймах от ребенка и, врезавшись в картонную стену, пробила ее насквозь.
Девочка в испуге застыла на месте.
– Проваливай, здесь красть нечего! – донесся голос разъяренного жильца. – Ступай домой! Нечего здесь делать. Ступай домой!
– Да… да.
Она попыталась прибавить шагу, хотя забираться в гору стало труднее. В это время чуть ниже по склону земля подалась, и начался оползень. Сотни тонн жидкой грязи, камней и земли ухнули вниз, заваливая все на своем пути. В считаные секунды вся эта масса сдвинулась на пятьдесят или больше ярдов[18 - Около 50 м.], разметав хлипкие строения, разбросав мужчин, женщин, детей, кого-то похоронив, кого-то изувечив и оставив там, где был поселок, сочащуюся грязью просеку.
Потом оползень остановился. Так же внезапно, как и начался.
На склоне холма воцарилось мертвое безмолвие, которое нарушали лишь звуки дождя. И вдруг тишины не стало. Послышались крики, мольбы о помощи. К ним добавились вопли выскочивших из не тронутых оползнем хижин мужчин, женщин и детей, которые благословляли богов за то, что остались живы. Друзья помогали друзьям, соседи – соседям, матери искали детей, дети – родителей, но подавляющее большинство стоявших поблизости под дождем лишь благодарили судьбу за то, что оползень обошел их стороной.
Девчушка застыла на краю внезапно разверзшейся пропасти. Она смотрела вниз и не верила глазам. Там, где в одиннадцати футах от нее несколько мгновений тому назад была твердая земля, из жидкой грязи острыми клыками торчали камни, там притаилась смерть. Край обрыва осыпа?лся, в пропасть вместе с водой из ливневки рушились небольшие лавины грязи и камней. Она почувствовала, что ноги соскальзывают, и нерешительно шагнула назад, но тут пришел в движение еще один пласт земли, и она замерла в ужасе, крепко зажав ручонками остатки рисового пирожка. В попытке удержать равновесие пальцы ног глубоко ушли в мягкую почву.
– Не двигайся, – посоветовал какой-то старик.
– Отойди от края! – крикнул другой.
Остальные лишь смотрели и, затаив дыхание, ждали, какое решение примут боги.
И тут земляной карниз шириной десять футов рухнул и повалился в пропасть, увлекая за собой и девочку. Ее засыпало немного. Лишь по колени. Она убедилась, что рисовый пирожок в целости и сохранности, а потом расплакалась.
Глава 44
11:30
Машина суперинтендента Армстронга, направлявшаяся к полицейскому участку Восточного Абердина, пробиралась через толкущиеся толпы обозленных людей, которые заняли даже проезжую часть около банка «Хо-Пак». Такие же толпы в этом районе запрудили улицы, где были расположены все другие банки – и крупные, и мелкие, – толпа собралась даже у банка «Виктория» через дорогу от «Хо-Пак». Все с нетерпением ждали, когда смогут войти и забрать свои деньги.
Настроение везде было взрывоопасное, а от проливного дождя напряжение только возрастало. У заграждений, поставленных, чтобы упорядочить вход в банки и выход из них, дежурили многочисленные – по двадцать на каждую тысячу человек – полицейские, такие же озабоченные и раздраженные. Оружия у них не было, только дубинки.