Десятое пророчество

Они колыхались и мерцали, то расплываясь, то обретая более чёткие очертания. Лица их имели человеческие черты, но виделись как-то неясно. Я даже не мог бы сказать точно, сколько там было душ.

В какой-то момент казалось, что их трое или четверо, потом, сморгнув, я видел шесть фигур, потом снова три – колеблющихся, неопределённых.

Все вместе они выглядели, как янтарное облако, которое то таяло, то вновь становилось видимым на фоне окружавшей нас белизны.

Несколькими минутами позже возле них начала материализоваться ещё одна фигура, на сей раз более определённых очертаний. Это оказался мужчина средних лет; его тело светилось, подобно нашим.

Окончательно материализовавшись, он огляделся вокруг с выражением ужаса в глазах, потом, заметив сонм душ, казалось, немного успокоился.

Присмотревшись к нему поближе, я, к своему удивлению, обнаружил, что ощущаю его мысли и чувства. Я взглянул на Уила, он кивнул в ответ, давая понять, что с ним происходит то же самое.

Я снова сосредоточился на вновь прибывшем. Он уже успел ощутить излучаемый душами поток энергии, заряженный теплом и любовью, но, всё ещё, пребывал в состоянии шока: он только что умер.

Всего несколько минут назад он бодро бежал трусцой по своему обычному маршруту, и, при подъёме на довольно высокий холм, у него случился обширный инфаркт.

Боль длилась всего несколько секунд, после чего он воспарил над собственным телом, видя, как находившиеся поблизости люди бросились на помощь. Вскоре прибыла команда парамедиков и лихорадочно принялась возиться с ним, чтобы вернуть к жизни.

Сидя в машине Службы спасения рядом со своим телом, он с ужасом услышал, как руководитель команды объявил его мёртвым. Он заметался, закричал, взывая к этим людям, но его никто не слышал.

В больнице врач подтвердил, что его сердце буквально взорвалось и что никто и ничто не могло спасти ему жизнь.

Какая-то часть его попыталась принять этот факт, однако, другая отчаянно сопротивлялась. Как мог он умереть? Он кричал, умолял о помощи и – вдруг оказался в многоцветном туннеле, который и привёл его туда, где он, в данный момент, находился.

Мы продолжали наблюдать. Вновь прибывший, судя по всему, проникся доверием к душам и двинулся к ним, теряя чёткость очертаний и всё более становясь похожим на них.

Потом он вдруг резко рванулся назад, к нам, и, в следующий момент, оказался в окружении компьютеров и работающих людей. То был какой-то офис, со схемами и диаграммами, развешенными по стенам.

Всё выглядело абсолютно реальным, за исключением того, что стены были полупрозрачны, так что нам было видно всё, что происходит внутри, да ещё небо над офисом было не голубое, а какого-то странного оливкового цвета.

– Он обманывает сам себя, – заметил Уил. – Он воссоздает контору, в которой работал на Земле, стараясь доказать, что не умер.

Души придвинулись ближе к человеку; к ним присоединились другие, и, в конце концов, их собралось великое множество. Все они мерцали, как янтарные облака, и колыхались, то принимая, более или менее, чёткие очертания, то тая и расплываясь.

Похоже, они посылали вновь прибывшему поток любви, а также какую-то информацию, недоступную моему пониманию. Мало-помалу, воссозданный офис стал растворяться в пространстве, пока не исчез совсем.

На лице человека появилось выражение смирении; он снова приблизился к душам.

– Пошли с ними, – услышал я голос Уила. Одновременно с этим я почувствовал, как его рука, а точнее – энергия его руки, касается моей поясницы.

Как только я мысленно согласился с его предложением, возникло лёгкое ощущение движения, а души и присоединившийся к ним человек стали видеться отчётливо.

Лица душ теперь ничем не отличались от обыкновенных человеческих лиц, но чётко оформленных рук и ног у них не было: был просто свет.

Теперь я мог созерцать эти существа в течение четырёх-пяти секунд подряд, хотя, потом терял их из виду и вынужден был моргать, чтобы найти их снова.

Постепенно я стал замечать, что, как души, так и только что присоединившийся к ним человек, наблюдают за какой-то точкой яркого света, движущейся по направлению к нам.

И вдруг, она превратилась в мощный луч, озаривший всё вокруг. Свет был так ярок, что я не мог смотреть прямо и потому отвернулся так, чтобы видеть только силуэт мужчины; а он смотрел на луч широко открытыми глазами, похоже, без особых проблем.

И снова я воспринял его мысли и эмоции. Свет наполнял его непередаваемым ощущением любви и покоя, и от этого его восприятие мира, его знание всё ширились и росли, пока он не смог охватить мысленным взором всю жизнь, которую прожил и только что завершил, во всех её мельчайших подробностях.

Он увидел, как родился и прожил первые дни и годы. Его звали Джон Дональд Уильямс. Отец его был туп и недалёк, а мать, целиком погружённая в светскую, жизнь, едва уделяла ему хоть какое-то внимание.

Он рос озлобленным, вызывающе непослушным, стремясь доказать всему свету, что с его блестящим умом и целеустремлённостью, для него нет тайн в точных науках.

В двадцать три года он защитил докторскую диссертацию по физике, преподавал в четырёх престижных университетах, затем, был приглашён на работу в департамент обороны, а позже – в одну частную корпорацию, занимавшуюся вопросами энергетики.

Он добился многого, но при этом, разумеется, совершенно не заботился о своём здоровье. Перекусывал на ходу в кафе и ресторанчиках, много сидел, мало двигался.

В результате, возникли серьёзные проблемы с сердцем. Он начал бегать трусцой, но, в один прекрасный день, перестарался и умер в пятьдесят восемь, в расцвете интеллектуальных и творческих сил.

Дойдя до этого момента своей биографии, Уильямс горько пожалел о том, как прошла его жизнь.

Он понял, что его детство и юность, лишённые внимания и тепла, способствовали тому, что он обратил природную мощь своего интеллекта и склонность бросать вызов всему и вся, на достижение лишь одной цели: чувствовать себя значительным.

Он буквально уничтожал других, подвергая критике и осмеянию их профессиональные и личные качества. И лишь теперь ему открылось, что всегда были наставники, готовые помочь ему преодолеть внутреннюю неуверенность в себе.

Все они оказывались рядом в нужный момент, чтобы указать ему иной путь, но он полностью игнорировал их.

Он шагал по жизни, как по туннелю, устремляясь только вперёд и не глядя по сторонам. А ведь, было немало знаков, указывающих, что ему следует приостановиться, подумать, стоит ли жить так, как он живёт, и заниматься тем, чем он занимается.

А занимался он созданием новых технологий. Это было чревато многими проблемами и опасностями, однако, он не принимал их в расчёт.

Он позволял своим работодателям подбрасывать ему новые теории и даже непривычные физические принципы, даже не спрашивая, откуда они взялись.

Они работали, и только это имело значение для него, потому что они приносили ему успех, признательность, признание.

Он всё приносил в жертву своей потребности быть признанным… и сам стал такой жертвой. О Господи, подумал он, мне так и не удалось. Мне никогда не удавалось.

Тут перед его внутренним взором возникла новая сцена, на сей раз – из его предыдущего существования. Он увидел себя в Южных Аппалачах, в девятнадцатом веке.

В большой палатке несколько человек склонились над картой. Фонари бросали блики на брезентовые стенки.

Все присутствующие офицеры сходились во мнении: надежды на мирный исход больше нет. Война неизбежна, а потому, здравый смысл диктует: нападать, и нападать немедленно.

Будучи одним из двух заместителей главнокомандующего, Уильямс вынужден был согласиться с общим мнением.

Выбора нет, понял он: выразить несогласие означало бы своими руками положить конец собственной карьере. Кроме того, даже попытайся он разубедить остальных, у него ничего бы не вышло.

Наступление всё равно состоялось бы, и, похоже, этому наступлению суждено было стать последним крупным сражением войны с туземцами на востоке страны.

В палатку вошёл часовой с сообщением для генерала: кто-то из поселенцев просил о немедленной встрече с ним.

Глянув наружу из-под откинутого полога палатки, Уильямс увидел белую женщину, хрупкую, на вид лет тридцати; в глазах у неё стояло отчаяние.

Позже он узнал, что она – дочь миссионера и явилась от имени индейцев с предложением мира, причём, сама подвергалась большому риску, склоняя их к выработке этого предложения.

Однако, генерал отказался принять её. Она кричала, умоляла его выйти из палатки, но он приказал вывести её из лагеря и не подпускать на ружейный выстрел.