Волна огня

8

23 января, 05 часов 02 минуты

Фсар Реам, Камбоджа

Капитан Цзе Дайюй поднялась с заднего сиденья черного внедорожника «Xpeng G9», а ее водитель выключил двигатель, и тот умолк. Его молчание показалось ей таким же мрачным, как и ее настроение. Солнце еще не взошло над Сиамским заливом, омывавшим военно-морскую базу Реам. После душной ночи утро все еще было теплым и влажным. Дайюй сняла очки и вытерла носовым платком линзы, запотевшие сразу после того, как она вышла из кондиционированного салона. Затем вытерла ту же влагу и со лба.

Она ненавидела жару, так как выросла в городе Мохэ, в северной провинции Хэйлунцзян, где нередко можно было увидеть северное сияние, а погода круглый год стояла холодная и сухая. Не то что эта адская духовка.

Она зашагала к выходу из парковки. Мужчины и женщины – рядовые и офицеры – деловито сновали туда-сюда в укрепленном углу камбоджийской базы. Все как один в синем камуфляже, на котором, в попытке скрыть их звания, были видны лишь несколько знаков различия. Циничная уловка, призванная замаскировать глубину присутствия НОАК на камбоджийской земле. Не то чтобы это кого-то обманывало – ролевая игра была скорее ради камбоджийского правительства, нежели по причине реальной обеспокоенности Пекина.

Как командир базы, Дайюй отказалась участвовать в этой игре. На ней были накрахмаленные серые брюки и белый китель с открытым воротом, твердые погоны и знаки различия, соответствующие ее званию. Под мышкой у нее была зажата фуражка. Волосы были аккуратно подстрижены до уровня воротника. Единственной уступкой тщеславию была краска, маскировавшая несколько седых прядей.

В сорок восемь лет она была лишь второй женщиной во флоте НОАК, дослужившейся до ранга капитана, – и не собиралась останавливаться на достигнутом. Цзе Дайюй стремилась к званию адмирала. Единственный ребенок фабричных рабочих, она несла на своих плечах бремя чести своей семьи. Ее родители хотели сына, но вынуждены были довольствоваться дочерью, попав в ловушку тогдашней политики «одна семья – один ребенок». Впрочем, впоследствии ее родители не чаяли в ней души и любили ее, прививая ей уверенность в своих силах – наряду с гордостью за страну, семью и себя, пусть даже и не в такой последовательности.

Когда двенадцать лет назад умерла мать, это побудило ее поступить на службу в НОАК. Ее амбиции не могли быть реализованы в гражданской жизни. К тому времени Цзе Дайюй уже была гордостью своих родителей. Она окончила Университет имени Сунь Ятсена со степенью доктора геолого-геофизических наук, затем работала в Южной морской научно-технической лаборатории провинции Гуандун, где участвовала в глубоководных исследовательских проектах для военно-морского флота. Так что ее переход в армию прошел легко. После службы штурманом на авианосце она вернулась в ту же лабораторию.

С тех пор, все последнее десятилетие, Дайюй отвечала за осуществление проекта китайского батискафа. Однако ее главным достижением стало завершение строительства и испытание управляемого ИИ корабля «Чжухай Юнь». Морское исследовательское судно не нуждалось в экипаже. Оно служило базой для эскадрильи беспилотных дронов и подводных аппаратов, что позволяло ему работать в независимом режиме, с минимальным участием человека.

Ее целью было ввести флот НОАК в новую эру господства в океане. Если она добьется успеха, ей светит звание адмирала. Тем не менее многое зависело от ее новой роли здесь, в Камбодже. Дайюй хотела, чтобы это стало новой жемчужиной в короне ее достижений. Под ее руководством было осуществлено строительство комплекса, как официальной базы наверху, так и нескольких нижних этажей инженерных лабораторий, спрятанных подальше от посторонних глаз глубоко под землей.

Дайюй направилась к крытому железом складу, возвышавшемуся на четыре этажа над соседней водой. Единственным знаком на нем была цифра ?? над входом, но это было самое важное сооружение на их базе. Дверь сторожили двое вооруженных охранников, но ни один из них не отсалютовал ей, что, однако, стоило им усилий. Всем было приказано придерживаться на публике ролевой игры.

Цзе Дайюй провела по считывающему устройству ключ-картой и вошла в сырой склад. В ноздри тотчас ударил гнилостный запах морской воды и дизельного топлива. Здание состояло из двух этажей офисов и открытых рабочих пространств, сгруппированных вокруг глубоководной бухты посередине. Та соединялась с Сиамским заливом, но ее огромные двери в настоящее время были закрыты. К причалу был пришвартован исследовательский корабль, а рядом покачивался на воде прототип погружаемого аппарата.

Офис Цзе Дайюй находился на втором уровне. Хотя впереди у нее был долгий – и важный – день, вместо этого она направилась к лифту рядом с входом на склад. Хотелось посмотреть, что было сделано за последние два дня, пока она отсутствовала. Дайюй снова воспользовалась ключ-картой. Двери лифта открылись. Она вошла и нажала самую нижнюю кнопку, светящуюся цифрой ?, обозначающей пятый подземный этаж комплекса.

Скользящие двери закрылись, и клетка лифта полетела на тридцать метров вниз в подземный бетонный бункер, расположенный в основном под соседней стоянкой. Клетка резко остановилась, с легким шипением сжатого воздуха двери распахнулись. Цзе Дайюй шагнула в длинный серый коридор с дверями герметичных шлюзов, ведущих в различные лаборатории. Пройдя по нему, заглянула в первую комнату. За стеклом шлюза она заметила три голых тела на стальных каталках. Трупы почернели, словно обугленные пламенем, и каждый был искорежен в агонии. Однажды ей довелось побывать на руинах Помпеев, где Дайюй видела гипсовые слепки покрытых пеплом жертв извержения Везувия. Троица внутри морга выглядела почти так же.

«Только это не гипсовые слепки».

Это три члена экипажа, извлеченные из спасательной камеры, катапультированной с пропавшей китайской подводной лодки «Чанчжэн-24».

Военно-морским силам НОАК потребовалось три дня, чтобы обнаружить небольшую капсулу, качающуюся на волнах в южной части Тихого океана. Их работу затруднял сильный шторм, отогнавший спасательную камеру далеко от того места, где она была выброшена на поверхность. Поврежденный при всплытии маячок то мигал, то гас, что еще больше затрудняло обнаружение. Когда капсула наконец была обнаружена, оказалось, что она наполовину погружена в воду, затопленная водой, попавшей под давлением через трещину с одной стороны, а внутри нее плавают тела…

Вздрогнув, Цзе Дайюй прошла мимо первой двери и шагнула в следующий шлюз. Глубоко вдохнув прохладный поток переработанного воздуха, она вошла в биолабораторию. Та была в спешном порядке оборудована десятью днями ранее, после того как было обнаружено странное состояние тел. Для их изучения Дайюй привезла микроскопы и центрифуги, а также сверхнизкотемпературный морозильник и инкубатор с углекислым газом. Она также заказала секвенатор нового поколения и систему ПЦР для генетических анализов. Кроме того, по просьбе ведущего исследователя в лаборатории наверху были установлены электронный микроскоп и система рентгеновской дифракции. После всех затрат и усилий Дайюй хотела получить ответы.

Она направилась к человеку, у которого они, по идее, были. При ее появлении доктор Ло Хэн поклонился. Блестящий биоинженер, врач из Шанхайского университета, в свои тридцать два года он удостоился множества похвал за свои исследования и в настоящее время возглавлял Китайское общество клеточной биологии.

Хэн посмотрел ей в лицо, и она заметила упрямую твердость его взгляда. Ученый не хотел приезжать сюда. Сначала он наивно полагал, что у него есть выбор. Хэн вырос в Гонконге и был еще ребенком, когда этот регион был возвращен Китаю. Тем не менее он держал себя – все шесть футов своего тела – так, словно оставался между двумя мирами: между Востоком и Западом, между гражданской жизнью и военной властью. В нем сохранилась упрямая воинственность, с которой Дайюй уже столкнулась с момента его прибытия.

В лаборатории на разных местах работали еще четверо, и все четверо, казалось, старались избегать ее взгляда. Двое были выбраны самим Хэном. Дайюй выбрала другую пару, лейтенанта и младшего лейтенанта, помогать доктору и следить за его действиями. Но в конечном счете ответственность лежала на Хэне.

Она перешла к биоинженеру.

– Как наш пациент?

– Взгляните сами, капитан. – Хэн подвел ее к окошку, выходившему в соседнюю комнату. – Не думаю, что он протянет еще день.

Цзе Дайюй пристально посмотрела на фигуру, лежащую на больничной койке в герметизированном помещении. Одинокая медсестра в белом костюме биологической защиты проверила капельницу, по которой ему в руку, его единственную неповрежденную конечность, попадал морфий. В рот и нос были вставлены трубки, соединенные с респиратором, который ритмично поднимался и опускался.

Подводник оказался старшиной второго класса с подводной лодки «Чанчжэн-24». Он был единственным выжившим, найденным в спасательной капсуле, обнаруженной десятью днями ранее. Старшина сильно пострадал. Его ноги были поражены – затвердевшие, почерневшие, как у трупа, словно нижнюю половину его тела окунули в масло. Боль и бред мешали ему отвечать на какие-либо вопросы или объяснить свое состояние. За последние дни недуг распространился и пополз по его телу: теперь корка покрывала половину груди и левое плечо, и спустилась наполовину вниз по той же руке. Никакое введение лекарств или лучевая терапия не смогли остановить его распространение. Только один вид лечения показал хотя бы минимальную эффективность – а именно снижение температуры тела больного в ваннах со льдом и подкисление его крови. Тем не менее это лишь замедлило заражение, а не остановило его.

– Нам пришлось реанимировать его дважды за ночь, – сообщил Хэн с легкой ноткой ярости в голосе. – Он не продержится долго, даже несмотря на все наши героические усилия.

Дайюй прочла на лице доктора сострадание. Хэн три дня назад попросил, чтобы она позволила этому человеку умереть, но капитан велела Хэну сохранять ему жизнь как можно дольше – или, по крайней мере, до тех пор, пока у них не будет больше ответов. На данный момент никто не знал, было ли причиной его состояния случайное воздействие неизвестного токсина или же это свидетельство применения против экипажа экзотического биологического оружия. Требовались ответы, тем более что вот-вот должны были начаться работы по подъему затонувшего судна.

– Каких успехов вы добились, пока меня не было? – надавила на ученого Цзе Дайюй.

– В лучшем случае это смешанная ситуация. Мы отчасти продвинулись в понимании того, что происходит с его телом. Что касается того, почему или как все происходит, это продолжает бросать нам вызов.

– Покажите мне, что вы узнали, – приказала она.

Хэн подвел ее к компьютеру.

– В его организме явно идет процесс биоминерализации. Взгляните на этот образец спинномозговой жидкости.

На экране появилась пара микроскопических изображений. Одно из них представляло собой крупный план крошечных кристаллов, плавающих в рассеянной дымке.

– Что это? – спросила Дайюй.

– Кристаллы карбоната кальция.

Она нахмурилась:

– И они обычно обнаруживаются в спинномозговой жидкости?

– Разумеется, нет. – Хэн взглянул на нее. – Хотя карбонат естественным образом составляет около восьми процентов нашего тела, эти кристаллы берутся не из него.

– Тогда откуда?

– Они получены из костей жертвы.

– Что?

– Процесс, похоже, растворяет и вымывает кальций из костей скелета, чтобы произвести эти кристаллы, которые затем плотно откладываются в клеточных мембранах по всему телу. Внутренняя часть клетки остается неповрежденной, но внешние стенки становятся хрупкими и твердыми.

– Превращая тело в камень?

– Именно. Существует одна болезнь – так называемая склеродермия, аутоиммунное заболевание, при котором между клетками образуется избыток фиброзной ткани, из-за чего кожа и органы больного становятся твердыми и негибкими. Но в данном случае причина не в фиброзной ткани, а в отложениях кальция.

– А что насчет самих костей?

Хэн повернулся к старшине в соседней комнате.

– Мы провели несколько сканирований его ног. Хотя его конечности жесткие и твердые, под этой каменной оболочкой нет костей. Как будто процесс терраформирует его тело, превращая внутреннюю скелетную структуру в экзоскелет.

Дайюй поморщилась: