Звездный врач

– Уходи! – вскричала она и расплакалась. – Ты ничем не можешь помочь!

Когда взрослый Конвей очнулся ото сна в маленькой каюте базы Корпуса Мониторов на Гоглеске, его глаза были мокры от слёз. Он далеко не впервые изумился тому, как смерть этой очень старой, хрупкой и доброй старухи повлияла на его последующую жизнь. Тоска и ощущение потери со временем отступили, но не ушли воспоминания о тогдашней полной беспомощности, и ему не хотелось никогда впредь переживать подобные чувства. В дальнейшем, когда Конвей сталкивался с болезнями, травмами и угрозой смерти, он всегда мог и имел возможность помочь страдальцам, и порой – помочь значительно. И до прибытия на Гоглеск он никогда не чувствовал себя настолько беспомощным, как тогда, в детстве.

«Уходите», – сказала Коун, когда ошибочная попытка Конвея оказать помощь раненому привела к почти полному разрушению поселка и, по всей вероятности, вызвала тяжелые психологические последствия. А лейтенант добавил: «Вы ничем не можете помочь».

Но теперь Конвей уже не был напуганным и тоскующим маленьким мальчиком. И он не желал верить, что ничем не может помочь.

Он размышлял о случившемся, пока мылся, одевался и переводил оборудование комнаты в дневной режим, но добился только того, что разозлился на себя и почувствовал ещё большую беспомощность. «Я врач, – сердито думал он, – а не специалист по налаживанию контактов с инопланетянами». До сих пор большая часть подобных контактов для Конвея сводилась к уходу за больными – либо прикованными к постели болезнью или травмами, либо, в буквальном смысле, – к операционному столу ремнями. Тогда и прикосновение к пациенту, и его непосредственное обследование сами собой разумелись. А на Гоглеске все вышло иначе.

Вейнрайт предупреждал Конвея об индивидуализме ФОКТ, граничащем с болезненной фобией, и вот теперь Конвей увидел, как это выглядит, своими глазами. Но он дал волю людским инстинктам в то время, когда следовало держать их в узде – держать до тех пор, пока бы он не разобрался получше что к чему.

А теперь единственное существо, которое могло бы пролить свет на гоглесканские заморочки, то бишь – Коун, не желало с ним встречаться. И Конвей сильно подозревал, что, даже если бы эта встреча состоялась, она могла закончиться рукоприкладством.

Может быть, стоило попытать счастья с другим гоглесканцем, в другом месте – если бы только Вейнрайт согласился выделить Конвею единственный на базе флайер на длительный срок и если у местных жителей не существовало средств отдаленной связи. Правда, пока никаких передач на радиочастотах сотрудники базы не засекли, и, судя по всему, на Гоглеске не существовало ни телеграфа, ни почты.

Между тем, мысленно рассуждал Конвей, когда неожиданно зажужжал зуммер коммуникатора, существа, столь фанатично избегающие тесного физического контакта друг с другом, по идее, должны были бы заинтересоваться возможностью переговоров на дальнем расстоянии.

– Установленные в вашей комнате датчики показывают, что вы встали и ходите из угла в угол, – прозвучал из коммуникатора веселый голос Вейнрайта. – Проснулось только ваше тело, или разум тоже?

Конвею было совсем не до шуток и хотелось верить, что лейтенант над ним не подсмеивается.

– Да, – раздраженно ответил он.

– Пришла Коун, – сообщил Вейнрайт. – Ждёт снаружи. Говорит, что вежливость обязала её ответить на наш вчерашний визит. – Судя по голосу, лейтенант не очень верил тому, о чем говорил. – Желает извиниться за физические и моральные издержки вчерашнего инцидента, доктор, а особенно она хотела бы поговорить с вами лично.

«Инопланетяне, – не впервые в жизни подумал Конвей, – полны неожиданностей». Однако в запасе у Коун наверняка были не только неожиданности, а кое-какие ответы. Конвей покинул свою комнату отнюдь не размеренной, неторопливой поступью, приличествующей Старшему врачу.

Скорее его походка напоминала спринтерский бег.

Глава 7

Невзирая на мучительно медленную, обезличенную речь Коун и тягостные паузы между фразами, Конвей понял, что она действительно хочет поговорить с ним. И более того – задать ему какие-то вопросы. Но вот сформулировать вопросы ей было невыразимо трудно, поскольку до неё ни один из её сородичей никому таких вопросов не задавал. Конвей знал о многих видах, обитавших в Галактической Федерации, чьи взгляды на жизнь и поведение разительно отличались от людских и на взгляд человека, порой были отталкивающе отвратительны – на взгляд врача с богатейшим опытом в межвидовой медицине, каковым являлся Конвей. Он вполне мог представить, каких титанических усилий стоят Коун попытки понять его – страшного, пугающего чужака, который, помимо всего прочего, не находил ничего предосудительного в том, чтобы запросто прикоснуться к другому существу – не партнеру по половому акту и не к собственному детенышу. Конвей искренне сочувствовал Коун в её борьбе с самой собой.

Во время одной из пауз, показавшейся Конвею бесконечно долгой, он решил вмешаться в разговор и попросил у гоглесканки прощения за вчерашнее происшествие, взяв при этом всю вину за случившееся на себя. Однако Коун его извинения отвергла и сказала, что, если бы люди не спровоцировали этот инцидент, рано или поздно он всё равно произошел бы в результате стечения каких-то чисто гоглесканских обстоятельств. Затем она рассказала о происшедших в результате происшествия разрушениях. Все они, по её словам, со временем должны были быть ликвидированы, рассчитывали починить и сломанный корабль. Однако Коун предполагала, что несчастье, подобное вчерашнему, могло произойти вновь, ещё до того, как будут закончены восстановительные работы.

Всякий раз, когда происходило такое соединение гоглесканцев, они теряли часть цивилизованной территории и техники, какой бы примитивной она ни была по меркам жителей других планет. Прогресс на Гоглеске и так двигался черепашьим шагом, а соединения сводили «на нет» даже эти скромные достижения. Так было всегда, судя по рассказам, передававшимся из уст в уста из поколения в поколение, и по обрывкам исторических записей, чудом уцелевших во время регулярных массовых оргий.

– Если есть желание принять помощь, – сказал Конвей, выслушав гоглесканку, – она может быть оказана в любой форме: в виде совета, физической силы, обеспечения механизмами. Достаточно одной только просьбы.

– Желание состоит в том, – медленно отозвалась Коун, – чтобы это бремя было снято с нашего народа. Прежде всего ощущается потребность в информации.

Конвей подумал немного и решил, что раз уж Коун не сердится на него за вчерашнее, то, наверное, простит, если он отбросит неуклюжие словесные экивоки, казавшиеся ему препятствием для нормального общения.

– Вы можете задавать любые вопросы, – сказал он, – не боясь обидеть меня.

В ответ на личное обращение у Коун шерсть встала дыбом, но ответила она сразу:

– Запрашивается информация относительно других живых существ, знакомых вам по личному опыту, у которых имеются те же проблемы, что у нас на Гоглеске. Особый интерес проявляется к тем существам, которые эти проблемы уже решили.

Гоглесканская целительница тоже немного сбилась с обезличенного стиля. Конвей был восхищен тем мужеством, с которым она преодолевала привычку всей жизни. Увы, беда была в том, что он не располагал сведениями, которых просила у него Коун.

Чтобы выкроить время на обдумывание, Конвей не стал прямо отвечать на вопрос Коун, а начал с рассказа о наиболее экзотичных обитателях Галактической Федерации. При этом он описывал их исключительно как пациентов, которых ему довелось лечить или оперировать по поводу бесчисленного множества всяческих хворей. Он пытался подарить Коун надежду, но понимал, что всего-навсего излагает истории болезни и рассказывает о методах лечения различных существ коллеге-целительнице, которая не способна при всем желании прикоснуться к своёму пациенту. Конвей всегда считал, что не имеет права лгать своим больным словом, делом или бездействием. Не хотел он лгать и другому врачу.

– Однако, – продолжал он, – насколько я могу судить по собственному опыту, – проблема, причиняющая страдания вашему народу, уникальна. Если бы с подобным случаем медикам пришлось столкнуться ранее, он был бы скрупулезно изучен и описан в литературе, и с ним бы непременно ознакомили персонал нашего межвидового госпиталя.

Мне очень жаль, – сказал Конвей, – но я могу предложить единственный выход: постараться как можно более глубоко и тщательно изучить проблему Гоглеска самостоятельно в сотрудничестве с существом, которое является одновременно и пациентом, и целительницей, – с вами.

Ожидая от Коун ответа, Конвей услышал, как у него за спиной нервно зашаркал ногами Вейнрайт. Правда, лейтенант не проронил ни слова.

– Сотрудничество возможно и желательно, – наконец изрекла гоглесканка. – Но не тесное сотрудничество.

Конвей облегченно выдохнул.

– В помещении базы, – сообщил он, – имеется комната, предназначенная для размещения и изучения местной фауны в условиях минимального ограничения передвижения. В целях защиты наблюдателей это помещение разделено невидимой, но очень прочной перегородкой. Возможно ли осуществление непосредственного приближения с целью физического обследования при таких условиях?

– Если прочность невидимой перегородки будет убедительно продемонстрирована, – осторожно отозвалась гоглесканка, – непосредственное приближение возможно.

Вейнрайт выразительно кашлянул.

– Прошу прощения, доктор, – сказал он, – дело в том, что помещение, о котором вы говорите, до сих пор не использовалось, и я там хранил запасные аккумуляторы. Дайте мне минут двадцать, и я там наведу порядок.

Коун и Конвей медленно тронулись в обход одного из куполов базы в сопровождении Вейнрайта. По пути лейтенант объяснил гоглесканке, что помещение, о котором идет речь, оборудовано запасным выходом, позволяющим животным возвращаться на волю сразу же после обследования. Конвей заверил Коун, что насильно её удерживать никто не собирается и она в любое время вольна прервать как разговор, так и обследование.

Конвей намеревался попытаться найти какое-нибудь объяснение поведению гоглесканцев за счёт самого тщательного исследования физиологии представительницы этого вида. Особое внимание ему хотелось уделить изучению структур области черепа, поскольку прежде он с подобными структурами не встречался. Ему казалось, что именно этот путь обследования может дать наиболее плодотворные результаты. Но Конвею не хотелось причинять Коун никаких травм – ни физических, ни психологических.

– Ожидаются некоторые неудобства, – заключила гоглесканка.

Для того чтобы заверить Коун в том, что всё будет хорошо, Конвей вошел в помещение первым, и, покуда гоглесканка смотрела на него, стоя у запасного выхода, он продемонстрировал ей с помощью собственных кулаков и ступней, насколько прочна прозрачная разделительная перегородка. Указав на потолок, Конвей вкратце объяснил целительнице назначение коммуникатора, устройства гравитационной иммобилизации и различных манипуляторов. При этом он подчеркнул, что вся эта техника будет использована исключительно с дозволения Коун.

Затем Конвей удалился на другую половину комнаты через небольшую дверь в прозрачной перегородке. Края двери были обведены белой краской. Он решил дать гоглесканке время свыкнуться с обстановкой.

Вейнрайт уже успел унести аккумуляторные ячейки и притащил трехмерный проектор, содержавший все записи, сделанные днем раньше, а также основную информацию по предыдущим процедурам первого контакта с представителями других видов. К аппаратуре лейтенант присовокупил всё медицинское оборудование Конвея.

– Я буду за стенкой у монитора, проведу запись, – сказал Вейнрайт. И, задержавшись в дверном проеме, добавил:

– Ознакомительные записи Коун уже видела, но я подумал, что вам, может быть, захочется ещё раз показать ей пятиминутный сюжет о Главном Госпитале Сектора. Если понадобится что-нибудь еще, дайте мне знать, доктор.

Конвей и Коун остались наедине, разделенные тонкой непроницаемой прозрачной перегородкой и расстоянием в три метра. Слишком далеко.

Конвей прикоснулся ладонью к прозрачной стенке на уровне своего пояса и сказал:

– Прошу подойти как можно ближе и попытаться прикоснуться манипуляторным выростом к своей стороне перегородки. Спешить не нужно. Цель состоит в том, чтобы дать вам привыкнуть к непосредственной близости со мной без реального физического контакта…

Конвей продолжал произносить успокаивающие речи. Коун подходила все ближе и ближе и, наконец, несколько раз подряд боязливо приблизившись к перегородке почти вплотную и вновь в испуге отступив, решилась осторожно коснуться прозрачной стенки пучком гибких игл напротив ладони Конвея. Свободной рукой Конвей медленно поднял сканер и прижал его к перегородке на уровне головы гоглесканки. Он ни о чем не просил ФОКТ, но Коун сама наклонила голову как можно ближе к прозрачной преграде.

– Великолепно! – обрадовался Конвей и, настроив сканер, сказал:

– В физиологическом строении гоглесканцев существуют особенности, с которыми мне прежде сталкиваться не доводилось, однако в целом по строению организма ваш вид сходен со многими теплокровными кислорододышащими существами. Различия наблюдаются в основном в области черепа. Именно её предпочтительно исследовать наиболее внимательно и найти объяснение наличию ряда структур, причем эти объяснения могут оказаться отличными от чисто физических.