Оценить:
 Рейтинг: 0

Эмма

Год написания книги
1815
Теги
<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 >>
На страницу:
11 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Мистер и миссис Найтли давно не приезжали домой в Суррей, а потому вызывали повышенный интерес. Все предыдущие годы чета неизменно навещала на долгие праздники Хартфилд или Донуэлл, в этом же году осенью они повезли детей на море, а потому многие месяцы в родном крае не появлялись. Причем с мистером Вудхаусом они все это время не виделись вовсе, ведь он и помыслить не мог поехать в Лондон – в такую даль! – даже ради бедняжки Изабеллы. Теперь же он испытывал смесь счастья и беспокойства, предвкушая их чересчур короткий визит.

Он все время тревожился, как же она перенесет дорогу, и волновался – хоть и не так сильно – за лошадей и кучера, которым предстояло везти семейство вторую половину пути. Опасения его оказались напрасны, и, преодолев все шестнадцать миль, мистер и миссис Найтли, их пятеро детей и достаточное для них число нянек благополучно добрались до Хартфилда. Их радостный приезд произвел столько шума и суеты – со всеми надо было поговорить, всех поприветствовать, расспросить, обласкать и разместить, – что при любых иных обстоятельствах нервы мистера Вудхауса не выдержали бы, да и теперь выдерживали едва ли. К счастью, миссис Найтли очень уважала обычаи Хартфилда и чувства отца, а потому, несмотря на материнское беспокойство о своих малютках, которых следовало тут же непременно окружить заботой, накормить, напоить, уложить спать, развлечь и так далее, она все же не позволяла им чересчур досаждать дедушке или становится предметом его чрезмерной заботы.

Миссис Найтли была миловидной, изящной молодой особой с мягким и тихим нравом, приветливым и ласковым характером, всецело поглощенная своей семьей. Оставаясь преданной женой и любящей матерью, она была так нежно привязана к отцу и сестре, что, если бы не высшие узы брака, то любовь горячее представить было бы сложно. Ни в ком из близких она не видела ни одного изъяна. Ни живостью, ни остротой ума миссис Найтли не отличалась и во многом остальном тоже походила на отца: унаследовав его хрупкое здоровье сама, она дрожала и над детьми, всего боялась, за все беспокоилась и, подобно тому, как мистер Вудхаус держался за мистера Перри, держалась за своего лондонского лекаря мистера Уингфилда. Помимо прочего, отец и дочь схожи были доброжелательностью характера и привычкой поддерживать связь со старыми знакомыми.

Мистер Джон Найтли, благовоспитанный мужчина высокого роста и исключительного ума, в работе добивался блистательных успехов, а в частной жизни был почтенным семьянином. Однако подчас он бывал не в духе, а его сдержанность порой отталкивала людей. Его нельзя было назвать раздражительным или упрекнуть во вспыльчивости, однако нрав его все же был далек от совершенства, а при такой благоговеющей жене от природных недостатков избавиться трудно. Ее кротость на нем сказывалась не лучшим образом. В отличие от Изабеллы мистер Джон Найтли обладал ясным и острым умом и иногда мог повести себя нелюбезно или сказать резкое слово.

У своей очаровательной свояченицы он успехом не пользовался. Она подмечала все его недостатки и переживала все мелкие насмешки в сторону Изабеллы, которых та вовсе не замечала. Возможно, Эмма закрыла бы глаза на все его изъяны, если бы зять выказывал ей больший восторг, однако он с ней держался спокойно, как добрый друг и брат, не воздавая всяческих почестей и слепых похвал. Но даже если бы он рассыпался перед ней в комплиментах, Эмма никогда не смогла бы простить ему величайший, на ее взгляд, недостаток: порой мистер Джон Найтли не обнаруживал должной терпимости по отношению к ее отцу. Маленькие странности и причитания мистера Вудхауса вызывали в нем резкое неприятие и логичные возражения, преподносимые не самым лучшим образом. Случалось это нечасто, ибо мистер Джон Найтли, разумеется, тестя почитал и обыкновенно держался подобающим для своего положения образом, однако и то было слишком часто на взгляд привыкшей быть снисходительной к отцу Эммы. Труднее всего ей было вынести постоянное предчувствие беды, хотя самой беды за ним обычно не следовало. Впрочем, в начале каждого визита радость встречи затмевала все другие чувства, и поскольку в силу необходимости в этот раз гости приехали ненадолго, ничто не обещало омрачить всеобщую сердечность. Не успели все устроиться и рассесться, как мистер Вудхаус, опечаленно вздохнув и покачав головой, привлек внимание старшей дочери к грустной перемене, произошедшей в Хартфилде с ее последнего визита.

– Ах, голубушка, – начал он, – бедная мисс Тейлор!.. Как это все прискорбно.

– О да, сэр, – с готовностью выражать сочувствие воскликнула Изабелла, – как вы, должно быть, по ней скучаете! И наша милая Эмма! Какая горькая для вас утрата! Как я за вас огорчилась… Не могу даже представить, как вы без нее обходитесь… Поистине печальная перемена… Но у нее, надеюсь, все благополучно?

– Благополучно, милая, надеюсь, что благополучно… Не знаю наверняка, но, по-моему, на новом месте она чувствует себя вполне сносно.

Тут мистер Джон Найтли тихо спросил у Эммы, действительно ли в Рэндаллсе все в порядке.

– Ах да, конечно! Никогда не видела миссис Уэстон такой счастливой и цветущей. Папа всего лишь выражает свои собственные сожаления.

– Это делает честь им обоим, – ответил он учтиво.

– Но вы хотя бы часто видитесь? – печально спросила Изабелла, поддерживая горестные чувства отца.

Мистер Вудхаус заколебался:

– Не так часто, как хотелось бы, голубушка.

– Папа, что вы! – возмутилась Эмма. – С тех пор как они поженились, мы не виделись всего один день. Каждый день, утром или вечером, за исключением одного-единственного раза, мы видимся либо с мистером Уэстоном, либо с миссис Уэстон, а чаще всего с ними обоими, либо в Рэндаллсе, либо у нас, но чаще – как ты, Изабелла, догадываешься – у нас. Они очень, очень щедры на визиты. И мистер Уэстон супруге в этом ничуть не уступает. Папа, если вы будете так удрученно обо всем рассказывать, то Изабелла составит о нас всех ложное представление. Разумеется, нам недостает мисс Тейлор, однако нельзя забывать и о том, что благодаря стараниям мистера и миссис Уэстон утрата наша не ощущается так тяжело, как мы опасались.

– Отрадно это слышать, – заметил мистер Джон Найтли, – все в точности так, как я представлял из ваших писем. Разумеется, она желает оказать вам необходимое внимание, и дело сильно упрощает то, что он человек общительный и свободных взглядов. Дорогая, как я тебе и говорил, перемена в Хартфилде не столь ужасна, сколь ты предполагала. Надеюсь, слова Эммы тебя успокоили.

– Спору нет, – сказал мистер Вудхаус, – не стану отрицать, что миссис Уэстон – ах! бедняжка миссис Уэстон – и в самом деле приходит к нам довольно часто, но ведь всякий раз ей снова приходится уходить.

– Папа, а как же мистер Уэстон? Ему пришлось бы тяжело, если бы она не возвращалась домой. Вы совсем о нем забываете.

– Полагаю, – весело подхватил Джон Найтли, – что мистер Уэстон тоже имеет здесь некоторые права. Мы с вами, Эмма, отважимся встать на сторону бедного мужа. Я, сам будучи мужем, и вы, не будучи женою, одинаково признаем за ним определенные притязания. Что же до Изабеллы, то после стольких лет в браке она склонна полагать, что всяких там мистеров Уэстонов дамам стоит избегать.

– Дорогой, я?! – вскричала его жена, понимая их разговор лишь отчасти. – Ты говоришь обо мне? Уверена, на свете нет большего поборника брака, чем я. Если бы не такое несчастье, как необходимость покинуть Хартфилд, то я сочла бы ее счастливейшей женщиной на свете. Что же до мистера Уэстона, замечательнейшего мистера Уэстона, то он, несомненно, достоин всех благ. Я не встречала мужчины, который обладал бы столь прекрасным характером, за исключением тебя, дорогой мой, и твоего брата. Никогда не забуду, как на Пасху мистер Уэстон запустил для Генри змея, тогда был такой ветреный день! А в прошлом году в сентябре отправил мне письмо в полночь, чтобы заверить, что в Кобэме нет скарлатины! С тех пор я убеждена, что нет в мире ни сердца отзывчивее, ни человека добрее. Если кто и заслуживает провести с ним жизнь, так это мисс Тейлор.

– А что его сын? – спросил мистер Джон Найтли. – Приезжал он по такому случаю или же нет?

– Еще не приезжал, – ответила Эмма. – Все надеялись на его визит вскоре после свадьбы, однако до этого так и не дошло. И в последнее время о нем ничего не слышно.

– Расскажи им про письмо, голубушка, – напомнил ее отец. – Он написал бедной миссис Уэстон письмо с поздравлениями, такое замечательное, такое любезное. Она мне его показывала. Это, конечно, весьма похвально. Трудно сказать, самому ли ему это пришло в голову. Он еще так молод, может, его дядя…

– Дорогой папа, ему двадцать три. Вы забываете, как быстро летит время.

– Двадцать три! Неужели? Никогда бы не подумал… А ведь ему было всего два, когда не стало его бедной матушки! Да, время-то летит! А с памятью у меня плоховато. Однако письмо было отличное, просто превосходное, и доставило мистеру и миссис Уэстон такое удовольствие. Помню, написано оно было двадцать восьмого сентября из Уэймута и начиналось так: «Любезная миссис Уэстон…» – дальше я забыл, и в конце подпись: «Ф. Ч. Уэстон Черчилль». Это я точно помню.

– Как это отрадно! Как благородно с его стороны! – горячо воскликнула миссис Найтли. – Не сомневаюсь, что он прекраснейший молодой человек. Но как печально, что он живет не с отцом! Ужасно, когда ребенка разлучают с родителями, увозят из родного дома! Мне никогда не понять, как мистер Уэстон смог такое выдержать. Отдать собственное дитя! Не знаю, как можно хорошо относиться к людям, способным предложить такое родителю.

– Полагаю, никто к Черчиллям хорошо и не относится, – холодно заметил мистер Джон Найтли. – Однако не воображайте, будто мистер Уэстон испытывал то же, что испытывали бы вы, отдавая кому-то Генри или Джона. Мистер Уэстон – человек легкого и веселого нрава и не принимает все так близко к сердцу. Он полагает жизнь такой, какая она есть, и умеет находить во всем хорошее. Ему, подозреваю, блага так называемого «общества», то есть возможность пять раз на неделе посещать соседей на обед или ужин и партию в вист, приносят большее удовольствие, чем семейный уют и прочие домашние радости.

Такой отзыв на грани с упреком Эмме не понравился, и она уж было собиралась встать на защиту мистера Уэстона, однако совладала с собой и промолчала, предпочтя сохранить мир и покой. К тому же ее зять всегда осуждал стремление людей к обществу лишь потому, что сам ставил семью и дом превыше всего и больше ни в ком не нуждался. Эмма находила эту черту благородной и похвальной. За нее она была готова простить ему подобные упреки.

Глава XII

К обеду пригласили мистера Найтли – против воли мистера Вудхауса, который ни с кем не желал делить первый день Изабеллы в Хартфилде. Однако чувство справедливости не позволило Эмме поступить иначе. К тому же, помимо рассуждений о том, что братья имеют полное право на эту встречу, ею двигало желание увидеть мистера Найтли после их недавней ссоры.

Она надеялась, что они смогут забыть о своих разногласиях. Пора ведь уже и помириться. Разумеется, это не подразумевало уступок. Она, несомненно, была права, а он бы ни за что в жизни не признал свою неправоту. И все же настало время забыть об этой ссоре, и Эмма надеялась, что примирению поспособствует картина, которую он увидит, войдя в комнату, – как она нянчится с племянницей, премиленькой малышкой восьми месяцев от роду, которую привезли в Хартфилд впервые. Уловка и впрямь помогла, и, хотя поначалу взгляды мистера Найтли были мрачны, а вопросы сдержанны, вскоре он заговорил в своей привычной манере, а затем с обычной дружеской простотой и без лишних церемоний забрал племянницу из ее рук. Эмма почувствовала облегчение и поняла, что они снова друзья. Видя, как он восхищается малышкой, она отважилась сказать:

– Как отрадно, что наши племянники и племянницы вызывают у нас схожие чувства. Наши суждения о мужчинах и женщинах могут отличаться, однако, когда дело касается этих детей, мы всегда сходимся.

– Если бы в оценке мужчин и женщин вы, как и с этими детьми, больше руководствовались природою, а в отношениях с ними меньше следовали своим прихотям и фантазиям, то мы всегда бы мыслили одинаково.

– Разумеется, ведь все наши разногласия происходят лишь из того, что я не права.

– Верно, – с улыбкой ответил он, – и по известной причине. Когда вы родились, мне было уже шестнадцать.

– Тогда это была существенная разница, – отвечала Эмма, – сомнений нет: в ранние годы моей жизни вы превосходили меня в рассудительности. Но разве за двадцать один год не стала эта разница меньше?

– Да, меньше стала.

– Но не настолько, чтобы допустить, что я могу быть права, если вдруг вы мыслите иначе?

– Я ведь все так же старше вас на шестнадцать лет, а потому жизненного опыта у меня больше. К тому же у меня есть и иное преимущество: я не миловидная девица и не избалованный ребенок. Полно, дорогая Эмма, забудем нашу ссору и останемся друзьями. А ты, малютка Эмма, скажи своей тете, чтобы подавала тебе хороший пример и не ворошила старые обиды. Ежели она и не совершила ошибку прежде, то уж точно совершает ее теперь.

– Верно, – воскликнула она, – совершенно верно! Малютка Эмма, стань лучше тетки: в тысячу раз ее умнее и вполовину не такой горделивой. И все же, мистер Найтли, еще пара слов, и на этом покончим. По части благих намерений правы были мы оба, и хочу отметить, что никакие события по-прежнему не доказали моей неправоты. Я лишь хочу надеяться, что мистер Мартин не слишком сильно огорчен.

– Сильнее некуда, – коротко ответил мистер Найтли.

– Ох! Искренне сочувствую… Ну же, пожмем скорее руки.

С большой сердечностью они пожали друг другу руки, и в этот момент в комнату вошел Джон Найтли. Мужчины поздоровались сдержанно, в истинно английской манере:

– Здравствуй, Джордж.

– Джон. Как поживаешь?

Однако за этим внешне хладнокровным безразличием скрывалась глубокая привязанность братьев, которые друг ради друга пошли бы на что угодно.

Вечер прошел за тихими разговорами. От карт мистер Вудхаус отказался вовсе, дабы полностью посвятить себя беседе с дорогой Изабеллой, и их небольшая компания естественным образом разделилась надвое: с одной стороны – отец и дочь, а с другой – братья Найтли. Темы их разговоров, понятное дело, отличались, совпадая лишь изредка, Эмма же общалась то с теми, то с другими.

Братья вели беседу о делах, преимущественно уделяя внимание заботам старшего, который от природы был более общителен и разговорчив. Будучи мировым судьей[6 - Мировой судья – неоплачиваемая должность, которую занимали видные представители поместного дворянства. До введения в 1889 году выборных советов графства мировые суды занимались всеми местными делами.], он всегда стремился посоветоваться с Джоном о той или иной тонкости закона, а иногда и просто делился каким-нибудь любопытным случаем из практики. А будучи хозяином их имения Донуэлл и фермы при нем, он рассказывал, какой и на каком поле ожидается в следующем году урожай, и сообщал все местные новости, зная, что его брат, проведя в их доме большую часть своей жизни, сильно к нему привязан и всегда с удовольствием слушает подобные рассказы. План водосточной канавы, новый забор, упавшее дерево, судьба каждого акра пшеницы, репы и яровых хлебов – все в равной степени интересовало Джона, хоть внешне он и оставался невозмутим. Если же брат о чем-то упомянуть забывал, то Джон с готовностью его об этом расспрашивал.

Мистер Вудхаус в это время наслаждался беседой с дочерью, с головой погрузившись в счастливые сожаления и полные любви опасения.

– Милая моя, бедная моя Изабелла, – причитал он, беря ее за руку и ненадолго отрывая от усердного шитья для кого-то из пятерых детей, – как же давно, как ужасающе давно ты к нам не приезжала! Как ты, должно быть, устала с дороги! Тебе стоит лечь спать пораньше, душенька, а перед сном я бы посоветовал тарелочку кашки. Давай вместе немножко съедим. Эмма, милая, полагаю, никто от овсянки не откажется.
<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 >>
На страницу:
11 из 14