Фурии командира

Амара внимательно слушала.

– Да, в нем есть это качество. Люди его любят. Он дает им… – Гай встряхнул головой. – Нечто. Нечто, позволяющее сделать больше, чем они могли прежде. И это поднимает их в собственных глазах. Делает великими. Он дает им…

– Надежду, – предположила Амара.

– Да, – тихо сказал Гай, и в его голосе появилось недоумение. – И магия фурий тут ни при чем. Это он сам. Я никогда не понимал, как у него получается. – Первый консул пожал плечами. – Наверное, наследство от матери.

– Принцепс… – начала Амара.

Гай устало махнул рукой:

– Я не похож на Септимуса. Или на Сципио. Некоторым я до сих пор внушаю уважение. Однако большинство испытывает лишь страх. – Его глаза смотрели в сторону, а голос стал задумчивым. – Я нехороший человек, Амара. Я был достаточно успешным Первым консулом, но… Они не сопереживают мне. Я могу вызвать лишь решимость.

Амара молча смотрела на Гая Секстуса. Он редко говорил о себе как о человеке. Именно в такие моменты она ощущала разницу в их возрасте – хотя Гай выглядел как мужчина сорока пяти лет, который слишком рано поседел, на самом деле ему было уже за восемьдесят. Его жизнь наполняли интриги и предательства, да и сам Гай пережил немало личных трагедий. Она привыкла к образу, который он создавал, – образу человека фантастического могущества, нечеловеческой воли, личного обаяния и мастерства политика.

Но в такие моменты Амара вспоминала о том, кем он был на самом деле, и видела невероятно усталого и одинокого старика.

Амара совершила немало ошибок в юности, и ей было о чем жалеть. Решения Гая затрагивали судьбы многих людей. Какое огромное множество сожалений легло на его больные плечи? Какие жуткие кошмары должны посещать его сны? Сколько раз за десятилетия, проведенные в предательском мире алеранской политики, он мечтал о человеке, к которому мог обратиться, с кем мог поговорить, на кого мог опереться, – прекрасно понимая, что таких людей нет. Во всяком случае, после смерти жены и сына, когда древняя линия Дома Гаев прервалась. Все смотрели на Первого консула и видели именно то, что он хотел, чтобы они видели: правителя государства, его силу и власть.

И только за последний год совместной работы Амара поняла, каким одиноким человеком был Гай.

Требовалось невероятное мужество, чтобы вести такую жизнь, решать бесчисленные проблемы, парировать выпады бесчисленных врагов. Даже если бы Амара в достаточной степени владела магией фурий, она бы не согласилась стать Первым консулом за все богатства Алеры. Она расправила плечи, взглянула ему в глаза и сказала:

– Я служу вам, принцепс.

Гай пристально посмотрел на нее и положил руку на ее плечо.

– Графиня, – сказал он, – весьма вероятно, что я не заслуживаю подобной верности. Вызовите носилки.

– Да, правитель.

Амара подняла руку и послала сигнал группе рыцарей Воздуха из Коронной гвардии, которые ждали у ближайшей стены. Они проверили упряжь, поднялись в воздух и приземлились с носилками Первого консула и эскортом из двух десятков рыцарей Воздуха в алых и голубых цветах Короны. Гай перекинулся несколькими словами с их командиром и сел в носилки. Амара последовала за ним.

Взревел ветер, и носилки поднялись над укрепленным городом. Некоторое время Амара смотрела на Элинарх, изящной дугой раскинувшийся над медленными и глубокими серо-зелеными водами Тибра. Иногда она отказывалась летать на воздушных носилках, и только прямой приказ мог заставить ее это сделать. И в самом деле – зачем, если можно насладиться великолепием свободного полета?

Конечно, все это было до того, как Первый консул заставил ее в течение двух лет летать от одних границ до других. После бесконечных полетов до полного изнеможения Амара пришла к выводу, что может себе позволить немного расслабиться, пока кто-то другой занимается тяжелой работой. Нет, она не собиралась делать это привычкой, но она слишком напряженно трудилась и поняла, что иногда ей требуется отдых.

Особенно если учесть, как давно она не видела Бернарда.

Амара вздохнула. Бернард, ее тайный муж. Курсоры посвящают свою жизнь исполнению долга. Курсоры служат Первому консулу и стране, их преданность должна оставаться бескорыстной и нераздельной – хотя, как и легионеры на службе, которые не имеют права заключать браки, курсоры часто заводили любовников. Им запрещался лишь брак.

Конечно, она нарушила запрет.

Амаре не следовало позволять себе влюбляться в грозного графа Кальдеронского. Каким бы постоянным и заботливым, сильным и красивым, терпеливым и любящим, страстным и умелым он ни был…

Сердце Амары забилось быстрее, и она решительно отбросила эти мысли, пока не начала краснеть.

Если любовь можно победить банальными доводами рассудка, значит это не любовь.

– Думаешь о добром графе Кальдеронском, Амара? – спросил Гай.

В его глазах искрился смех.

– Откуда вы можете знать, что это он, – ответила Амара. – За столько времени я могла завести дюжину новых любовников.

Губы Первого консула дрогнули. А в следующее мгновение он расхохотался искренним раскатистым смехом. Когда Гай успокоился и его живот перестал трястись, он выглянул в окно носилок.

– Нет, – сказал он. – Только не ты.

Амаре потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Она часто забывала, что Гай прекрасно владеет магией воды, как и огня, земли или металла. И, что еще хуже, обладает исключительной восприимчивостью и имел дело с самыми разными людьми в два или три раза дольше, чем Амара прожила на свете, – из чего следовало, что ему ничего не стоило распознать потенциально опасные детали. А ее отношения с Бернардом были опасной темой для разговора с Гаем.

В особенности если ей казалось, что прошло по меньшей мере десять тысяч лет с тех пор, как ее муж в последний раз к ней прикасался, целовал или заставлял плакать от…

Проклятые вороны. Она взрослая женщина. Стоит ей лишь подумать о Бернарде, как она превращается в школьницу с горящими глазами, – какая вопиющая несправедливость!

Амара откашлялась, вытащила блокнот из шкафчика, встроенного в основание сиденья, и решила сменить тему разговора.

– Очень хорошо, принцепс. Мы вернемся в столицу завтра рано утром. Нас уже будут ждать донесения консула Антиллуса, и будут отданы последние приказы о выдвижении Родисских легионов…

Носилки нырнули в густое облако, и Амара прошептала нужные заклинания, чтобы загорелся заговоренный светильник.

– Графиня, – мягко прервал ее Гай, протянул руку, забрал блокнот, захлопнул его и отложил в сторону, – пойдем со мной.

Амара удивленно заморгала.

Гай повернулся и распахнул дверцу носилок. Яростно взвыл ветер, взметнул их одежду, носилки накренились и стали двигаться рывками.

Первый консул шагнул в пустоту так легко и свободно, словно сошел на твердую землю.

Амара приподняла брови, но последовала за ним, призвав на помощь Цирруса, и ее окружили влажные серые массы облаков. Какое-то время они не отставали от носилок, и Гай обменялся кивками с командиром сопровождавших их рыцарей Воздуха. Потом он замедлил скорость полета, и через несколько секунд носилки исчезли за облаками, оставив их с Амарой в бескрайних серых небесах.

Гай взмахнул рукой, и рев ветра мгновенно стих. На миг Амаре показалось, что воздушные потоки сейчас иссякнут и они рухнут на землю, но Циррус продолжал ее поддерживать. Волосы Амары, как и всегда во время полетов, развевались вокруг головы – только звук исчез, остались лишь вздохи тихого ветерка. Амара слышала далекие раскаты грома, словно в нескольких милях от них началась весенняя гроза.

– Принцепс, – смущенно сказала Амара. – Носилки.

Гай покачал головой:

– Сожалею, что не сказал тебе раньше, но нам необходимо сохранять тайну. Никто не должен знать, куда мы направляемся и когда мы исчезли, – никто.

Она нахмурилась и сложила руки на груди, защищаясь от ветра. Амара не надела кожаную одежду, в которой всегда летала, и сейчас начала быстро замерзать.

– Насколько я поняла, мы не вернемся в столицу, – тихо сказала она.

– Верно, – ответил Гай.

Она кивнула:

– Почему я здесь?