Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник

– Надо помочь, – сказал я громче и тверже.

Мэб обнажила клыки.

– Нельзя, – ответил Эбинизер. – Хосс, их слишком много. Нельзя вступать в бой, пока не оценим обстановку.

Я окинул крышу взглядом. Затем сказал:

– Ну вас всех к черту.

И сделал то, чего старался не делать уже несколько месяцев. Скажу больше, каждый день я работал над тем, чтобы этого не случилось.

Я дал волю Зимней мантии.

Спрыгнул с крыши и устремился к земле, размахивая руками и ногами наподобие вертолетного винта в режиме авторотации. Врезавшись в тротуар, я позволил телу принять удар на точки естественного сгиба, кувырнулся вперед, а когда вскочил на ноги, уже бежал со скоростью и сноровкой дикого зверя.

Тяжелый глухой стук, и рядом со мной приземлился тысячефунтовый Речные Плечи. В груди у него урчал боевой рык, предвещавший тектонические сдвиги. Впереди взорвался еще один автомобиль. Огненный шар коснулся стены съемного дома, и та немедленно вспыхнула. Из дверей высыпали трудноразличимые человеческие фигуры.

А мы со снежным человеком – самым настоящим, Богом клянусь! – одновременно взревели от ярости, причем чей рев сильнее впечатлял, трудно сказать, и ринулись к незваным гостям.

Глава 9

Я учуял его примерно с шестидесяти футов – сильнейший запах, бьющий прямиком в ромбовидный мозг, – и волоски на загривке мгновенно встали дыбом.

Вы попадали когда-нибудь в логово хищника? Там пахнет звериным мускусом, мочой, подтухшим мясом, сладковатым костным мозгом и сухими изглоданными костями.

Такое же зловоние накрыло меня на подступах к чужакам с массивными, покрытыми шерстью телами и грубыми мускулистыми конечностями. Выбегая на боковую дорожку осажденного дома, я как следует разглядел первого нападавшего.

Почти как человек. Кожа цвета мокрого пепла. Рост примерно шесть с половиной футов. Мускулатура сухая, как у бегуна, способного в короткий срок преодолеть значительное расстояние. Волосы – буйная грива с вплетенными в нее перьями и когтями. Оленьи рога то ли растут из черепа, то ли как-то прикреплены к голове. Стройный торс в какой-то степени защищен тяжелой меховой мантией поверх длинного плаща, тоже мехового. В руке существо держало длинное копье из какого-то вороненого металла.

Заслышав нас, чужак развернулся и вскинул оружие. Раздался басовитый вой, и ладони существа обвил мерцающий красноватый свет. Он поднялся по рукоятке копья, по пути касаясь многочисленных пиктограмм, выгравированных на металле, и те вспыхнули одна за другой. Мне едва хватило времени сообразить, что дело кончится прицельным выстрелом, и, как только наконечник копья полыхнул малиновым светом, я отскочил в сторону.

Снова вой, теперь оглушительный, и асфальтовая глыба размером с половину мусорного бака в окружении подпаленных, подплавленных, пылающих осколков дорожного покрытия взметнулась к небу в десяти ярдах у меня за спиной.

Я упал, перекатился, вскочил и хотел перейти на бег, но наступил на чертов плащ Стража, чуть не удавился завязкой и снова упал.

Меня спас Речные Плечи. Как только чужак направил на меня копье, сасквоч недолго думая прыгнул вперед, опустив плечо – а плечи у него размером с колесо внедорожника, – и врезался в неприятеля, а это едва ли не хуже, чем когда в тебя врезается поезд. Примерно полтонны сверхъестественно мощных мускулов ударили чужака с той абсолютной точностью и концентрированной силой, что свойственны мастерам восточных единоборств. Копейщик, словно тряпичная кукла, отлетел назад и с характерным хрустом пришедших в негодность костей вмялся в громадный дуб, стоявший в палисаднике по-философски бесстрастно, невзирая на безжалостное кронирование там, где былые ветви пересекались с линией электропередачи.

Силуэт, упавший к корням дерева, был… Как бы помягче выразиться… Скажем так, бесформенным.

С первобытным ревом, от которого буквально разлетелись окна первого этажа, Речные Плечи повернулся к фасаду. Зимняя мантия подсказывала, что пришлые дикари попросту не смогут игнорировать подобный вызов.

Сбоку зашуршало. Я обернулся на звук и увидел второго чужака, еще крупнее и крепче первого. Он осторожно появился из-за угла за пределами видимости сасквоча и поднял копье, метя ему в спину.

Я поднапряг пресс, привстал из лежачего положения и прицелился чуть правее правой ноги. Обзор был отличный, поэтому я без труда и ненужных размышлений совместил мушку и целик здоровенного револьвера пятидесятого калибра и плавно спустил курок. Пуля – жуткое дело! – вошла мохнатому в правую скулу, а вышла где-то в районе правого уха, и…

…И тварь развернулась, визжа от боли и обнажив кошмарные зубы-иголки, а затем бросилась на меня, выставив перед собою черное копье.

Адские погремушки!

Это зрелище должно было повергнуть меня в ужас.

Но ужас и Зимняя мантия – понятия несовместимые. Вместо того чтобы испугаться, я лишь отметил, что чужак, рванувшись ко мне на всех парах, ведет себя чрезвычайно глупо. Прильни он к земле, передвигайся по-змеиному непредсказуемо, мне было бы гораздо труднее прицелиться. Теперь же, в прыжке, он целиком и полностью отдался на милость законов ньютоновской физики, и предсказать, где он окажется в следующий момент, было проще простого.

Вторую пулю я всадил ему в горло с десяти футов, после чего откатился в сторону. Мохнатый тяжело шлепнулся на то самое место, где только что находился я, отрикошетил на дорожку перед домом и стал умирать, испуская булькающие звуки и содрогаясь в неприглядных конвульсиях. Я поднялся, перехватил посох поудобнее и чудом устоял на ногах, когда в ответ на рев сасквоча в доме завопили несколько луженых глоток, и эти вопли ни при каких условиях не могли сойти за человеческие.

Деревянные рамы с застрявшими в них осколками стекла вылетели наружу, и к нам устремились от шести до десяти голосистых супостатов. До сей поры, как видно, мы имели дело с доходягами, поскольку каждый из этой волны весил процентов на двадцать больше первых двух, а вдобавок все они были выше и, несомненно, сильнее.

– Дрезден, это Охотники! Убей их, не тяни! – С этими словами Речные Плечи метнулся к силуэту, с криком выбегавшему из двери, одной лапищей отбросил в сторону наконечник копья, а другой сдавил мохнатую шею.

Представьте себе карапуза, играющего с бананом. А теперь добавьте к этой картине побольше крови.

– Понятия не имею, о чем ты! – завопил я в ответ и едва успел вытряхнуть из-под рукава защитный браслет, как трое Охотников бросились в мою сторону, одновременно открыв по мне огонь из оглушительно воющих, пылающих копий.

Из-за напитанного энергией и объятого огнем щита стало жарковато, а угарный газ сделал воздух малопригодным для дыхания, и я отшатнулся, но Охотники, хоть и ослепленные облаком дыма, не сбавили темпа. Черные копья продолжали, шипя, выплевывать огонь, и тот расплескался по щиту, а некоторые заряды прошли мимо и угодили в дома на другой стороне улицы.

С неба свалился сасквоч. Он приземлился за щитом и тут же присел, чтобы уравняться со мною ростом. Из правой руки у него выпал неаппетитно-серый труп Охотника без головы.

– Гляди, – сказал Речные Плечи.

Я взглянул. На глазах у меня мертвое тело иссохло, сморщилось и сдулось, как наполненный воздухом бурдюк. Я почувствовал, как из него выходит энергия – так стремительно, что стоило зазеваться, и я ничего не заметил бы.

Другие Охотники взревели от варварской ярости. Громче прежнего.

– Сила павших передается всей стае, – прорычал сасквоч. – Быстрее!

Он снова взмыл в воздух, преодолев пятьдесят чертовых футов одним-единственным прыжком, и два громадных кулака обрушились на Охотника ростом футов семь, а то и выше. Второй раз бить не пришлось. После удара сасквоча любой протянет ноги и останется лежать смирно. Не останавливаясь, Речные Плечи метнулся к дымовой завесе. Снова взвыли Охотники.

Один выскочил из дыма, перепрыгнул через энергетический заслон так сноровисто, словно обладал не ногами, а пружинами, и тут же развернулся ко мне с копьем наперевес. Продолжая удерживать щит между собой и остальными Охотниками, я направил на вторженца здоровенный «смит-вессон» и стал нажимать на спусковой крючок.

Первая увесистая пуля вошла в центр масс. Чужак пошатнулся, но даже не поморщился. С рычанием он ткнул в мою сторону копьем, но я выиграл достаточно времени для второго выстрела. Прежде чем Охотник вложил в удар вес своего тела, вторая пуля угодила ему чуть ниже и, должно быть, перебила позвоночник, поскольку мой противник шмякнулся оземь и…

…С оглушительным воплем зарылся пальцами в землю, а другой рукой направил копье мне в лицо.

Я пригнулся и отбил наконечник стволом револьвера. Посыпались искры. Наскоро прицелившись, я отправил последнюю пулю Охотнику в лоб. Голова его запрокинулась, и не успел он завалиться в пыль, как стал иссыхать и скукоживаться.

Стая взвыла громче, звучнее, сильнее.

Я сунул револьвер в кобуру, метнулся вбок и опустил щит, одновременно пытаясь не задохнуться в дыму. Споткнулся о кучу меха и дряблой кожи – как видно, Речные Плечи пришиб свою жертву насмерть – и вовремя восстановил равновесие, поскольку из дыма появился еще один Охотник, эталонный, чтоб его, образец всего их отродья, почти на фут выше меня, с бугристыми мускулами и неизменным металлическим копьем в руке. Он крутанул тяжеленным оружием, как крутит жезлом командующий на параде, и замахнулся, целя мне в голову.

Удар такой силы посохом не заблокируешь – разлетится в щепки. Поэтому я пригнулся, сдал назад и даже не увидел, а почувствовал, как с фланга заходит еще один Охотник. Отскочить-то я успел, но копье прошло так близко, что рассекло мне штанину и оставило разрез на ребре подошвы.

Из дыма появились еще две фигуры, до ужаса громадные. Один Охотник запустил в меня черным копьем, а второй просто ринулся вперед, расставив руки и растопырив пальцы с грязными ногтями, похожими на когти.

Копье угодило в левое плечо. При контакте наконечника с зачарованной кожей плаща брызнули искры, рожденные столкновением двух противодействующих энергий. Приятного мало. Такое чувство, что удар нанесли не копьем, а увесистой дубиной. Меня отбросило вбок, и организм наполнился нейтральным белым шумом, которым Зимняя мантия подменяет болевые ощущения.

Один из Охотников бросился ко мне – стремительно, будто живое копье, – и новый удар пришелся в правый бицепс. Примерно в то же мгновение другой чужак – тот, что не следил за ногтями, – налетел на меня почти что под противоположным углом, но ударил не в бицепс, а в голень.

Я упал и сильно ушибся.