(Не)реальный

Это напоминало какое-то помешательство. Макс себя ощущал шаром, попавшим в свою личную лузу. Как будто так и надо было.

– Моя Сан, моя… – вышептывал, снова и снова приникал к нежным полураскрытым губам, снова и снова пытался насытиться ею, зная о тщетности этих попыток. Он не ошибался. В принципе – никогда не ошибался, и еще ни разу с женщиной у него не было вот так, как сейчас. Это была всего вторая ночь. А он будто уже несколько лет знал эту девушку, много месяцев был влюблен в неё по уши и сейчас, добравшись с ней до постели, наконец наслаждался всякой секундой. Хотя… Отчасти, так оно и было, на самом-то деле.

Блин, надо было все-таки удержаться. Нужно было утащить её в кино. Все-таки если Макс продолжит в том же духе, Аленка не успеет им увлечься – все так и останется на уровне «секса по дружбе». Нет. Макс безумно хотел большего, куда большего. Хотел уже поговорить нормально, по душам, вскрыться – и получить по загривку за количество припрятанных тайн. Но блин, он так устал за этот чертов день без Аленки… Он же безумно хотел, чтобы весь этот день был полон этого удовольствия, этой близости и сладости. Но не вышло так, вышло по-другому. Поэтому сдержаться было просто невозможно. Но нужно, нужно хотя бы завтра поднять-таки задницу и выйти куда-нибудь, что действительно могло бы стать свиданием. В конце концов, у Макса был план. И в этом плане галочки должны были стоять не только напротив пунктов «нахлобучить Сан в N-й раз».

Боже, но какая крышесносная девица… Она безумно заводила, сейчас, когда покусывала его губы и кожу на подбородке. Кажется, она изнемогала от голода, и Макс ощущал в себе нечто резонирующее.

Он не мог ей насытиться. Лишь на краткий миг, на пару часов – но не навсегда, точно не навсегда. Вот и сейчас целовал нежный животик. Девушка его боязливо втягивала – как будто там было что втягивать. Этот жест Макса больше забавлял, чем удивлял. Девушки в принципе много тряслись над вопросом фигуры. Макс же был довольно толерантен к вопросу веса женщины. В конце концов, пара лишних килошек гораздо лучше, чем задвиг на деньгах, пустая голова и фальшивая сущность.

Аленка заводила Макса не столько какими-то охренительными внешними данными. В конце концов, что такое женщина – две руки, две ноги, посредине сиськи. Принципиальную разницу составляло лишь содержимое головы. И если циничных стерв было – пруд пруди, то девушек, которые при взгляде на тебя не оценивали состояние денег на твоей карточке, а тебя самого – без тачки, без каких-то шикарных подкатов – не так уж и много.

Ну что такое – один букет, а у девчонки уже загорелись глаза. Макс даже загадал, что если будет морщить носик и ворчать, что мог бы и розы подарить, то тогда от Аленки он отстанет. Но нет, не заворчала. Ей понравились тюльпаны и ирисы. Небалованная была Аленка, неиспорченная… Она видела ценность в том, кто ей дарил. Ради такой не жалко было даже почку продать, такую девчонку хотелось баловать во всю силу.

И Макс баловал. Прямо сейчас. Как мог, исходя из собой очерченных условий для этих отношений. Скользя языком по влажным половым губам. Вдыхая нежный ореховый запах женского желания. Снова и снова безжалостно терзая языком чувствительный, уже набухший клитор. Заставляя свою Сан, свою Солнечную Кошку постанывать от удовольствия. Сначала тихонько – но с каждой секундой все откровенней и откровенней. И она слабела, уже не могла брыкаться, уже не впивалась ногтями в кожу Макса, а пальцами – в его волосы. Нет, размякала от неги, от удовольствия. Макс поневоле чувствовал себя укротителем строптивых девиц, и это было отличное ощущение.

Прости, солнышко, что приходится секретничать и недоговаривать. Прости, что Макс никак не может тебе довериться, ты не виновата, ты замечательная, но однажды уже Макс на своих чувствах обжегся, и тогда пострадал не только он. Поэтому сейчас он торопиться с собственным разоблачением не будет. Ему будет, чем компенсировать Аленке собственное «плохое» поведение, в конце концов.

Всему будет время – и раскрытию секретов тоже. Но это может подождать. А сегодняшняя ночь подождать не может.

Господи, какая же она была вкусная. Везде – а в области девичьего треугольничка особенно. Её хотелось вытрахать вот так – языком, до изнеможения, до измученных воплей.

«Моя, моя», – это уже даже не шепталось. Это слово билось в мыслях, словно уж на раскаленной сковородке. Никому Макс Аленку не отдаст. И никуда он её не отпустит. Это уже решено.

– Макс, пожалуйста…

На самом деле Макс с большим трудом оторвался от нежных складок – ему нравилось так мучить Аленку. Но оторвался, глянул в лицо Аленки – истомленное, будто задурманенное.

– Иди ко мне, – умоляюще шепнула девушка, и этой просьбе не было никакой мочи отказывать. Макс подался вперед, скользя языком по губам, смакуя её вкус. Ничего, не последний раз он пробует Аленку таким образом. Будут еще разы. А сейчас – сейчас не хотелось ни о чем думать, только лишь расслабиться и забыться в этой удивительной девушке.

Потянулся было, чтобы уже засадить, но застрял на «полпути». Вот чертова Сан, ставшая чертовым помешательством. Все-таки насколько же много значило то, что она не была пустышкой. Что за этим вот гибким телом было что-то еще… Хотя… Нахрен что-то еще. Макс все никак не мог оторваться от груди Аленки, такой красивой груди… А девушка млела под его губами, под его телом – и от его пальцев, сейчас ласкающих нежный чувствительный вход в её тело. Млела, извивалась, впивалась пальцами в волосы, в плечи – лишний раз показывая, как захлебывается от желания. И от этого её хотелось отделать еще сильнее, отплатить ей сполна, воплотить все самые дерзкие её желания, все несбыточные ожидания, которые она могла адресовать этой ночи.

– Сладкая моя, Санни, – выдохнул и снова впился губами в шоколадный крупный сосок. Посасывая, прикусывая, с трудом себя останавливая, чтобы не дать волю глубинной жадности, которая прямо требовала, чтобы Макс укусил Аленку посильнее, оставив на этой нежной коже отметину. Клеймо принадлежности ему – Максиму Ольховскому. Потому что эта страстная, чувственная женщина могла быть только его. Никому другому Макс Аленку уступать не собирался. Потому что при одной только мысли, что эти тонкие пальцы, что сжимают сейчас его член, могут прикоснуться с желанием к другому телу, хотелось убивать.

Нет, нет, она не прикоснется. Она не изменит. Не предаст. Не бросит. И сейчас – он, пожалуй, поработает над тем, чтобы этого ей не захотелось.

Макс только примерился, чтобы уже проникнуть членом куда нужно – как за стеной вскрикнула женщина. И это очень сильно сбило. И Макс, и Аленка аж замерли, прислушиваясь. Аленка аж на локтях приподнялась, недоуменно косясь на стену. Жаль, никто из них не был с Криптона, и ни у кого не было рентгеновского зрения.

Женщина вскрикнула еще раз. Надсадно. Громко. Проникновенно. Даже сладко!

Охо-хо, что, утренний придурок решил вернуть долг сторицей – решил сегодня не дать поспать Аленке с Максом? Или его так задел выпад Макса в сторону его мужских возможностей? Максу даже захотелось зловеще расхохотаться. А за стеной невидимая незнакомка застонала еще разок.

– Звукоизоляция – дерьмо, – фыркнул Макс, – напиши это в отзыве на гостиницу.

– Её там убивают? – шепотом поинтересовалась Аленка. И Макс не удержался, сдавленно хмыкнул, пытаясь не расхохотаться, а потом чуть двинул бедрами, и Аленка охнула, когда в её тесное лоно ворвался мужской член. Макс с трудом представлял, что может испытывать она, а он сам себе казался балансирующим на тонком лезвии. Упадешь – и взорвешься. И мира привычного тебе больше не будет.

– О да-а-а, – протянул Макс, – её там убивают. И я тебя сейчас так же убью, Дездемона. Заколю. Насмерть.

– Лучше до оргазма «заколи», – со сдавленным стоном выдохнула Аленка. И почему это со сдавленным? Что, Макс жарил её хуже, чем жарил в соседнем номере свою бабу утренний придурок? Вот это вот было обидно. Ну, ладно же, Яковлева, держись!

Макс дернул из-под головы Аленки подушку и заставил её приподнять бедра, чтобы устроить подушку как раз под этой аппетитной задницей. И пусть звукоизоляция в отеле была дерьмовая, а вот подушки были отличные, плотные, объемные.

Макс победил – может, не соседа, но Сан – точно, потому что с первым же толчком вот так, когда ее бедра оказались приподняты, она вскрикнула сильнее, импульсивнее. Ой не врали про точку джи сексологи, ой не врали… Хотя Ольховский и так это знал. И знал, насколько будут оглушительны ощущения и для него самого. Но… Вообще-то он ошибался. Потому что ощущения сейчас были гораздо сильнее, чем все эксперименты «до». Играла увлеченность Аленкой, ужасно сильно играла. И все в ней было хорошо, и сама она была охренительная – а внутри узкая, скользкая, сладкая… Раз прижмешься к этим губам, к этому телу, раз проникнешь внутрь девичьей щели – и все, уже не захочешь отрываться. И как она до сих пор оставалась одна, а? Впрочем, это хорошо, это как раз замечательно. Раз никого у неё нет – значит, и отбивать не надо будет. А выпускать эту девушку из своих рук Макс не собирался. Она была его, настолько глубоко, что Макс осознал это едва ли не с первой встречи.

Блин, да она текла так, как никто от Макса не тек, ни одна не хотела его настолько сильно. И Макс пытался себя убедить, что нет, что дело на самом деле не в нем, что для Аленки это значит меньше, чем ему кажется, но… Не получалось в это верить. Он её знал. Она ему говорила, что если фокусируется на одном мужчине – то видит только его. Интересно только – хотела ли она так же хоть кого-то, на ком «фокусировалась» раньше.

Эта мысль будто подстегнула в груди Макса ревнивого зверя. Он не хотел, чтобы Сан – его Сан – думала о ком-то еще. Вспоминала кого-то еще. Макс хотел стать лучшим её мужчиной, он смертельно хотел, чтобы она сама захотела с ним остаться.

Макс жадно сжал пальцами ягодицы девушки – ты же любишь пожестче, так ведь, Сан? И она оценила, заскулила, завозилась под ним, отчаянно Максу подмахивая, будто сходя с ума от желания быть насаженной на его член. Ох, сладкая, да хоть вообще никогда не слезай… С тобой же никаких стимуляторов Максу не надо будет даже лет в восемьдесят…

Чуть ускорил темп собственного движения внутри неё. И понял, что весь мир вокруг вдруг резко перестал иметь значение.

И плевать, как там орала баба под Аленкиным соседом. Сама Аленка стонала под Максом. Задыхалась от удовольствия. Содрогалась от накатывающего на её тело оргазма. И только это имело значение.

Ох, Ольховский, и как ты в это влип, ты хоть сам понял?

14. Сосед. Капитуляция

– Вы сегодня одна, сударыня?

Галантность соседу шла больше, чем хамство. Аленка оторвалась от омлета, в котором без особого аппетита ковырялась, и подняла взгляд. Да, точно, тот же самый мужик, только сейчас – с насмешливой улыбкой на губах, и вместо выглаженного делового костюма – простая белая рубашка с расстегнутым воротом и джинсы. Да, кажется, сегодня он ни на какую конференцию не собирался.

– Вам чего? – кисло поинтересовалась Аленка, а сосед, проигнорировав её тон, сел за столик Аленки. Вообще он был симпатичный – даже при том, что сердце Аленки было глубоко и прочно занято одной улыбчивой и крайне настойчивой личностью, все равно она нашла сидящего напротив неё мужика симпатичным.

– Не напрягайтесь, сударыня, – насмешливо усмехнулся сосед, – мне, честно говоря, нечем заняться, до вечера я домой вернуться не могу, а ехать на работу мне не хочется – и не обязательно.

– Что за работа такая? – без особого интереса уточнила Аленка. Вот бы у Макса была такая – чтобы можно было исходить из собственных хотелок, а не из жесткого графика. Чтобы как сегодня – он не выбирался из кровати – пусть и чертовы сорок минут, с поцелуями, с ласками, так, что весь мир не до конца проснувшейся Аленки затапливало его теплом, но все-таки – Макс ушел. Обещал, что вечером обязательно до неё доберется, но до вечера было еще столько времени – что не понятно, как его было вообще прожить.

– В отпуске любая работа такая, – рассмеялся сосед, – просто у меня так выходит, что я даже в отпуске на работу заглядываю. Но в середине августа мне в университете делать особо нечего.

Чуда не произошло. Рецепта счастья не существовало. Аленка лишь вздохнула.

– Студентку, что ли, вчера… – Аленка чуть поиграла бровями, договаривая недосказанное. Собеседник красноречиво скривился.

– Я не могу себе представить такую студентку, ради которой я поступлюсь преподавательской этикой, – скептически заметил он, – есть же какие-то понятия о приличиях. И моим запросам соответствовать довольно не просто, всякие юные и впечатлительные попросту не смогут.

Спрашивать про те запросы Аленка не стала. Потому что это могло быть понято как интерес к собеседнику. А Аленке по самые ушки сейчас хватало Макса. Нет, вот если бы она просто так тут отдыхала… А так, нет уж, извините, мужчина, но вакантное место занято, и Аленка не могла себе представить мужика, который мог бы подвинуть из её сердца Макса. Шизанулась она на нем будто бы.

– Ну что, объездили мой подарочек? – сосед все никак не отставал, хотя ну видно же было, что общаться сейчас Аленка не особенно была настроена. И все же отвечать не нужно было – оказалось достаточно лишь подавиться омлетом от внезапно нахлынувшего смущения. Щеки весьма предсказуемо запылали. – Объездили, – удовлетворенно кивнул сосед, – молодцы, зря времени не теряете.

– Откуда у вас кляп утром вообще оказался? – полузадушенно произнесла Аленка, пытаясь откашляться.

Самыми примечательными у соседа были его синие, как чертово море, глаза. Пронзительные, ехидные. И вот сейчас он уставился на Аленку этими синими глазищами, сверкнув непроницаемой улыбкой.

– Сувенирчик из командировки, – усмехнулся он наконец, – кто-то магнитики привозит, а у меня – коллекция кляпов.

– Только кляпов? – нахально поинтересовалась Аленка, надеясь, что от её хамства сосед отстанет, но куда там. Кажется, закалка университетского преподавателя напрочь проигнорировала Аленкину дерзость, сочтя её слабоватой.

– Могу лично показать, что у меня в моей коллекции, – усмешка на губах собеседника стала еще более насмешливой, – чего рассказывать-то? Хотите, сударыня?