Дэн – этой кличкой из нашего с ним детства он не гордился, требуя называть его по полному имени, – спустился вниз, когда я уже трясущимися руками вставляла ключ в замочную скважину. Вышел за вином – я успела услышать, как его красотка просит его взять сразу бутылку и не забыть бокалы «как в прошлый раз».
– Ты сегодня рано…
– Как в прошлый раз?
Мы проговорили это почти разом, и уставились друг на друга.
Дэн смотрел на меня с каким-то усталым спокойным видом, будто ничего страшного и не происходит. Будто любовницы – это совершенно нормально для расписавшейся пары, живущей вместе пять лет. Для мужа и жены нормально, да!
Ну, да, измена настолько часто встречается, что стала обыденной вещью – так он как-то сказал.
Вот только от обыденной вещи нет такого ощущения, будто тебе между лопаток с размаху пристроили топор.
Нет, я понимаю Людмилу. Кто бы её понимал, если б не я – та самая, что с пятого класса школы была влюблена именно в Дэна. Чуть в обморок не упала, когда он пригласил меня на его выпускной бал, а после проводил домой. А с годами он не испортился, только приобрёл лоск, поднабрав мужественности и уверенности в себе. И как я гордилась, что он женился именно на мне. Вот он, да. Этот обаятельный мужчина, с известнейшим кулинарным видео-блогом. У него столько поклонниц, а он любит меня. Меня! Я из кожи была готова выпрыгнуть, лишь бы соответствовать.
Ради него я на многое была готова. Кроме, разве что, прощения измены.
– С мамой меня подменил отец, – кривлю я губы через лютейшую боль, бушующую за ребрами.
Я уезжала к приболевшей маме. Должна была вернуться завтра. Вернулась раньше – и получила классику из анекдотов «Муж возвращается из командировки». Только наоборот.
– Куда это ты собралась? – озадачился Дэн, заметив мою сумку в руках.
– Ты хочешь мне сказать, что вы там с Людмилой Михайловной, конечно, бюджет новой рекламной компании обсуждали? – саркастично откликаюсь я. – И я все неправильно поняла, да?
Именно эту секунду Людочка и выбирает, чтоб спуститься. Вот как она есть – абсолютно голая, при виде меня стушевавшаяся лишь на секунду. Признаться честно, триумфа на её лице проступило в три раза больше, чем неловкости. Даже хихикает, пряча свои голые сиськи за спиной Дэна и опуская подбородок ему на плечо.
Стерва…
Хотела бы я вцепиться в её физиономию когтями, да боюсь, было бы как в мюзикле Чикаго – «я пришла в себя, а вокруг меня – трупы!»
– Всего хорошего, – через силу тогда выдавила я и, вцепившись в ручку сумки покрепче, вылетела пробкой из этой чертовой квартиры.
Остановиться себе позволила только в метро. Когда от слез, застилающих глаза, совсем перестала видеть.
Шесть гребаных лет. Шесть! Смыты в канализацию!
Господи, да что он в ней нашел-то? Сиськи? Ноги? Губищи эти накачанные?
Алинка не отвечает на мои бессвязные вопросы. Просто гладит меня по волосам, прижимая голову к своему плечу.
Когда в моем организме заканчивается вся вода, пригодная для переработки в слезы, Алинка утаскивает меня на кухню, тыкает мне повелительным жестом в свой велюровый угловой диван, а сама отправляется к своим шкафчикам, колдовать над чайными чашками.
– Держи, – моя старая боевая подруга сует мне в ладони кружку с ярко-красным настоем своего любимого каркаде, – пей. А то у тебя точно уже обезвоживание.
– С-спасибо, – чай терпкий, чуть с кислинкой, я жутко тосковала по этому вкусу, который всегда сопровождал меня во время посиделок с Алинкой. Она вообще не переносила никаких чаев кроме этого, утверждая, что он, мол, и бодрит, и жутко полезный, и вкус у него не то что у всей этой китайской ерунды…
Из прихожей притаскивается Мандарин – Алинкин кот стервознейшего характера. Хозяйка, заметив его, ныряет в холодильник, чтобы найти там какую-нибудь котячью вкусняшку.
Что, кстати, сложно, полки в холодильнике пустые. Абсолютно.
Для вегетарианки Алинки, которая постоянно держит в холодильнике кучу овощей и зелени, – это несколько странно.
И кухня, кстати, подозрительно выдраена. Нет, Алинка чистюля, у неё в принципе всегда и везде порядок, но чтобы вот так – до блеска на каждой полочке… Нет, она точно драила перед кем-то.
– Ты куда-то уезжаешь? – я шмыгаю в единственную найденную на столе салфетку и с интересом гляжу на подругу.
– Переезжаю, – подружка неловко улыбается, прижимая подбородок к плечу, – мы с Акуром все-таки решили попробовать пожить вместе. А квартиру хочу сдать через агентство, чтобы меньше мороки было.
– Здорово, – честно улыбаюсь я. Хоть какой-то повод для радости. Мне нравился Акур – приятный черноглазый японец, приехавший тренировать мою подруженцию, сменивший страну проживания, только увидев Алинкино выступление с посвящением ему. Он был эксцентричный, очень своеобразный, но очень положительный мужчина. А уж когда он отказался уезжать обратно в Японию, когда Алинкина карьера фигуристки все-таки закончилась – его положительность в моих глазах достигла заоблачных высот.
Значит, все-таки он её дожал. По крайней мере – она решила все-таки с ним пожить. Преодолел Алинкино критичное недоверие к мужскому полу – герой, самый что ни на есть настоящий.
– Давай пока не обо мне, Настен, – Алинка падает на диван рядом со мной и сочувственно притягивает меня к себе, – ты как? И что будешь делать?
Вопрос на самом деле не в бровь, а в глаз. Меньше всего я хочу сейчас возвращаться “домой” – в квартиру, ипотеку за которую мы оплачивали вместе с Дэном. Но денег в наличии не так много, увы, вот только-только оплатили ипотечный и кредитный взносы…
С одним только пунктом в плане нет никаких сомнений.
– Буду разводиться, – я произношу это, глядя куда-то в сторону.
Развод. ЗАГС. Суд. Дележка ипотечной квартиры…
Господи, я ведь была уверена – это ни за что не будет про нас. У нас-то все по-настоящему. Я столько его ждала. И пыталась быть для него хорошей, правильной, какой он хотел. Не справилась.
– Ну вот только не начинай сейчас себя гнобить, – метко угадывая направление моих мыслей, припечатывает Алинка, – Дэн твой мудак. И точка. Больше никаких причин нет. Я это тебе говорила еще пять лет назад, когда ты из-за него ушла из танцев.
– Это было мое решение, – тихо возражаю я, – я хотела сосредоточиться на учебе.
– Ну конечно, – Алинка закатывает глаза, – на той учебе, которая самой тебе нафиг не упала. А с работой потом – к нему же и пошла? Блог ему вела, с комментаторами его общалась. А он тебе платил какое-то копье, по принципу “ну, мы же семья и деньги у нас общие”, да?
– Во многих семьях так делают, – мне снова хочется закуклиться. Про деньги я Алинке не говорила. Но она каким-то образом сама догадалась.
– В некоторых семьях жен за волосы таскают, с них тоже будешь пример брать? – ехидством Алинка может дать фору сто и одной ехидне. – Ты ведь уволишься?
Я просто представила, как завтра прихожу в студию, снова сажусь за рабочий стол, слышу насмешливое хихиканье гримерши Дэна, самой Людочки и всех тех, до кого уже дошли сплетни…
Меня затошнило.
Да, я уволюсь. Бесспорно.
– Ну и слава богу, – Алинка деловито всплескивает руками, – ты столько времени пахала на этого урода. Бумажки ему оформляла, блог вела, сценарии его роликам писала, шуточки ему придумывала. Все разгребала, пока он почивал на лаврах и делал вид, что он в вашей семье самый талантливый.
– Одна проблема, – я чуть покачиваю головой, – по диплому я не работала ни дня, да и не уверена, что кому-то нужен тот диплом знатока истории искусств. А в трудовой у меня числится банальный секретарь-делопроизводитель. Найти новое место будет не так-то просто…
– Между прочим, я знаю одну группу, которой очень не помешает хороший хореограф, – как бы между делом роняет Алинка, – и они готовы хорошо платить.
– Ты с ума сошла, – я залпом допиваю чай из чашки и отставляю её в сторону, – я пять лет не танцую вообще. Какой из меня хореограф?