Только на одну ночь

– От него, – Эд кивнул.

Ну как сказать… Вообще, конечно – да. Отец лично передавал Эду эту коробку. Не очень понятно, почему именно ему, потому что о любовнице отца Эд ничего хорошего не думал, но скорей всего потому, что бывшей жене Козырь-старший вообще не доверял, а сыну – худо-бедно. В общем-то зря, Эд так и не собрался исполнить конкретно эту последнюю волю, тем более что отец его так подставил с концерном.

С минуту Сапфира смотрела на Эда. Уже не с издевкой. Сейчас – изучающе.

– Какого хрена тогда? – едко поинтересовалась она.

Ну, на этот вопрос Эд даже оправдание уже придумал.

– Было интересно, на что повелся Козырь, – произнес со всем хладнокровием. – О тебе много слухов ходит. Не поймешь, что правда, что нет.

– Если ты про то, что я была и Верхней, и Нижней, все – правда. Про другие сплетни я не слышала, – нетерпеливо качнула головой Сапфира и потянулась вперед в коробке.

Эд вздохнул, но отодвинул “посылку” подальше от пальцев девушки.

– Давай сначала кофе, – неохотно произнес он. Вот это неудовольствие даже изображать не пришлось. Она поймет. Тут же поймет, как только откроет коробку. И судя по её реакции только на фамилию отца – Эд не ошибся. Сапфира его ждала. И даже с учетом того, что Эд не верил, что за эти два года эта язва ни с кем не спала, но все равно. Как-то к отцу Сапфира привязана была. А говорить людям о смерти близких… О смерти своих и одновременно и чужих близких… Даже не самым приятным людям такое сообщать горько.

Сапфира еще с минуту разглядывала Эда, затем, что-то для себя решив, тряхнула головой.

– Полезешь ко мне, я тебе руку сломаю и в задницу запихну, понял?– твердо произнесла она, глядя Эду в лицо.

Он невесело усмехнулся краем рта и кивнул. Звучало убедительно – не как угроза, но как предупреждение. И вообще, Эд сам любил в таком тоне разговаривать, а тут так разговаривали с ним. Ну… Нельзя сказать, что у Сапфиры не было повода.

– Ну, тогда заходи. – Сапфира посторонилась, пропуская Эда внутрь квартиры.

– У тебя от такого количества белого депрессия еще не началась? – заметил Эд, заходя и оглядываясь.

– А ты не видишь, вон же я на диване, лежу – переживаю глубокий кризис личности, – недовольно бросила Сапфира. – Антончик, об интерьере можешь поговорить с моим дизайнером. Я дам тебе телефончик.

Нет, серьезно. Белый – ну, может не снежно-белый, режущий глаз, а более спокойный молочный цвет – тут был везде. Сто оттенков белого – в мебели, интерьерных мелочах, и в интерьере вцелом. Даже паркет был самого светлого древесного оттенка, который вообще можно было найти. Хотя зато было полно и других разных цветных цеплявших взгляд предметов. Квартира у Сапфиры была просторная, даже шикарная, в обстановке чувствовалась рука хорошего дизайнера, ну еще бы – отец не стал бы жить в халупе.

Что самое примечательное – по внутреннему ощущению здесь и правда уже давно не было мужчин. Будто было здесь пустое незанятое место, но его никто не занимал, потому что место было “забронировано”. Это было такое странное, интуитивное ощущение. В принципе Сапфира вела себя именно так, транслировала именно эту мысль окружающим её мужчинам. И Эд ей не верил, Эд считал это фальшивым, но сейчас внезапно засомневался.

Фантазия… Фантазия у Эда работала не в ту сторону, и совершенно не так, как надо. Например, уже сидя в кухне за обеденным столом, касаясь пальцами полированного стекла, ему почему-то думалось о том, как Сапфиру на этом столе трахали. Наверняка в квартире ни одного предмета мебели не было, не помеченного Сапфирой и отцом таким вот непотребным образом. И это вызывало неясный внутренний дискомфорт, от этих мыслей приходилось принудительно отстраняться. А потом взгляд цеплялся за подтянутые бедра Сапфиры в этих её синих леггинсах, и все начиналось сначала. Точнее – не совсем сначала, в какой-то момент Эда унесло совершенно в сторону, и он поймал себя на мысли, что в уме уже залез ладонями под белую широченную футболку Сапфиры, скользил пальцами по вздрагивающему животу… Черт, ну какого хрена?

Эд Сапфиру ненавидел. Эд пришел сюда ей сказать о смерти отца, её, Сапфиры, любовника и Дома. А фантазии хоть бы хны, фантазия хотела размышлять о том, какого цвета у этой конкретной девушки соски. Розовые? Коричневые? А может быть, светлые, почти незаметные на белой коже? Тьфу ты, пропасть.

Зря, короче говоря, он решил попросить тот кофе, но ему было нужно сдвинуть отношение Сапфиры в нужную сторону.

– Ну давай, – нетерпеливо буркнула Сапфира, опуская перед Эдом чашку с кофе и приземляясь на стул напротив. Глядела она на Эда с нетерпением и от этого ему стало сильно не по себе. Он-то знал, что ей скажет. И при всей его неприязни, делать больно вот таким образом он не хотел.

Но отступать и оттягивать было уже некуда.

Эд коснулся пальцами обода чашки. Неуместность этого кофе стала еще острей. На самом деле, он не хотел вот так. Но… Если она не знала… Если не было других гонцов, спешащих сообщить эту весть Сапфире… Ну, в тусовке тематиков знали, но Сапфира-то в ней не появлялась. А секреты Козыря-старшего держались в установленных им границах даже сейчас. Он поручил связаться с Сапфирой Эду, и больше никто за эту задачу не взялся.

Эд двинул к Сапфире коробку, которую принес. Белую коробку. Теперь понятно, почему белую. Девушка замерла, глядя на коробку будто с опаской, а затем потянулась вперед, явно намереваясь открыть крышку сразу.

Эд накрыл её ладонь, сжимая пальцы. Это не было спланировано, просто сказать нужно было сейчас. До того, как она откроет. И видимо, что-то было в его лице, из-за чего Сапфира не только не вскинулась возмущенно, но и будто что-то поняла, резко бледнея и прикусывая нижнюю губу.

– Свет… – отрывисто произнес Эд, – Алекса больше нет.

Он сказал это даже не только ей. И себе тоже. И себя тоже резанул за живое, потому что всего неделя прошла, как отца не стало. Всего три дня с его похорон. Он и сам не успел это выпустить из себя, принять и пережить.

Сапфира не сказала ни слова.

Не пискнула, не всхлипнула.

Он вообще бы подумал, что она его не поняла, если бы девушка не стиснула уже его пальцы, с неожиданной силой, будто искала себе предмет, за который можно было удержаться.

И в эту секунду, когда из темных серьезных глаз побежали слезы, Эд ненавидел не Сапфиру. Только себя.

Глава 7. Настойчивый

Первые секунд десять в моем мире стояла свистящая тишина.

– Нет, нет, не может такого быть… —это орет мое сердце. Как маленький ребенок, думает, если упасть на пол и молотить об него руками и ногами – мир вдруг перестанет быть жестоким.

– Кажется, мудак не врет, – выдает свой беспощадный приговор мое чутье. И это на самом деле самое страшное.

Я вижу по глазам Неберта – ему действительно не по себе. Он и сам выбит из колеи. Кажется, нету у него привычки сообщать новости такого рода.

Я встала из-за стола, лишь бы не смотреть в лицо Антону, лишь бы он не видел этих проклятых слез. Ушла к окну, здесь прихватив с собой пару бумажных салфеток. Нет, некоторые вещи я в себе ненавидела, и вот эту эмоциональность – в первую очередь. Теперь неприятный мне человек в курсе моей слабости. Но боже, как же тошно, невозможно терпеть.

– Когда? – выдохнула я.

– Третьего октября, – негромко откликнулся Антон. Я его лица не видела. И не хотела. Но пришлось повернуться и шагнуть к столу, по-прежнему не глядя на Неберта. Просто я забыла на столе телефон. Поисковой запрос набрала, на дисплей телефона даже глядеть побоялась, выключила экранчик.

– От чего? – глухо поинтересовалась я, глядя как внизу, на детской площадке ползает малышня. У Алекса не было моды жаловаться на что-либо, иной раз мне казалось, что он не хочет, чтобы я знала хоть о какой-то его слабости.

– Ангиосаркома*, – невесело откликнулся Антон. – Обнаружили на ранней стадии, думали, что с терапией удастся протянуть хоть лет пять, но нет. Не удалось.

Алекс… Боже, был бы живой – это был бы твой первый косяк за все наше время вместе. Двинутый на том, чтобы демонстрировать лишь силу – взял и лишил меня возможности оказаться рядом в период его слабости. Я же хотела во что бы то ни стало быть с ним до последнего его вздоха. Но нет. Мне возможности не дали.

– Похороны были уже?

Мало шансов. Обычно вся эта волокита со вскрытиями после смерти длится дня три. Тут же прошло уже семь, но мало ли… Вдруг бывшая семья Алекса провозилась с ритуальными церемониями, и я могу хотя бы с ним попрощаться.

– Были.

Забавно.

Я же знаю, что у Алекса была и бывшая жена, и сын. Нет, я не требовала от них нормального отношения, но неужели Алекс не попросил никого из них позвонить мне? Неужели ни одна тварь не понимала, что это отвратительно – просто не дать мне проводить Его в последний путь. Ладно, жена – её от одного моего упоминания должно было перекашивать, но и Он бы вряд ли обратился к ней. А вот сыночек… Козел. Он же про меня знал. Должен был. Неужели было так сложно? Неужели его мамочка на похоронах бы закатила истерику?

Нет, нужно было проверить. В конце концов, передо мной сидел козел, пытавшийся затащить меня в постель. А сердце иррационально проталкивало надежду, что Антон мне врет и это все очередной маневр озабоченного идиота. Ох, как ему не поздоровится, если это действительно так… Но лучше бы было именно так!

Я ненавижу интернет за то, что информация была всего в одном запросе, поэтому какие-то горячие темы остывали сейчас гораздо быстрее. А сейчас эта моя ненависть обострилась особенно. Некрологи – естественно, есть. Немного – ну, Алекс не был супер-звездой, за которой охотно бегают журналисты, всего лишь крупным бизнесменом, но все же достаточно крупной шишкой, чтобы о его смерти писали. Правда была от меня на расстоянии поворота головы…

Но если бы я не дистанцировалась от всего, что не касается моей рабочей сферы – сама бы уже знала.