Пендервики весной

Насчет ценных закладных привилегированных облигаций Бетти сомневалась, что они бывают. Скорее всего, Бен их выдумал. А хоть бы и нет – всё равно во дворе у Пендервиков им неоткуда взяться. Вот чего тут предостаточно, так это камней – удачно, что Бен их так любит. И ещё грязи, в которой он уже вывозился весь.

– Откуда у тебя земля в голове? – Рукавом курточки Бетти попыталась стереть серо-бурую присыпку с Беновых волос – таких же ярко-рыжих, как у Лидии.

– Перестань, – сказал Бен.

Она ещё раз потёрла его макушку рукавом, потом проверила, не появилась ли в окне Лидия, и пошла дальше утаптывать сугроб.

Бетти, конечно, понимала, почему Бену так хочется найти вместо камней сокровище. Не то чтобы у Пендервиков совсем не было денег, но в последнее время их, кажется, стало меньше. Если семь человек в доме как-то помещались, хотя и с трудом, то с появлением Лидии пришлось кое-что пристраивать и перестраивать – это дорого. А потом пришлось перекрывать крышу. А дальше надо будет много лет подряд платить за обучение в университетах. Старшая сестра, Розалинда, уже уехала учиться, в следующем году уезжает Скай, а ещё через год – Джейн. И это не считая расходов на еду, которые у них непомерные – так сказал однажды мистер Пендервик, думая, что никто из детей не слышит. Точнее, он сказал не «непомерные», а immoderatae, а Бетти уже потом сама посмотрела в латинском словаре, что это значит. Все дети в семье знали с малых лет: если папа говорит что-то странное, значит, он, скорее всего, перескочил на латынь. Чтобы лучше его понимать, Розалинда в старших классах даже записалась на латинский язык, но после неё до таких крайностей никто больше не доходил.

Операция по снегоочистке продвигалась неплохо. От снежной каши на поверхности уже практически ничего не осталось, теперь Бетти работала над более плотными нижними слоями. Выяснилось, что растаптывать эти нижние мёрзлые слои не так просто, и Бетти стала тыкать в снег палкой, но палка сломалась, наткнувшись на что-то твёрдое. На миг Бетти даже привиделось золото – целая куча золота, которая покроет самые непомерные расходы на еду. Но видение мелькнуло и исчезло. О сокровищах пускай грезят второклассники. А пятиклассница и так понимает: камень это, что же ещё. Она нашла другую палку и продолжила разгребать снег. Под снегом оказались мёрзлые палые листья. Она потыкала их, откинула в сторону и…

Это был не камень. А собачья игрушка – резиновая кость, которую бросили тут несколько месяцев назад. Потом её занесло листьями, потом снегом. Просто старая резиновая кость. Но Бетти уже сжалась и приготовилась к тому, что сейчас будет: как у неё зашумит в ушах, кольнёт в животе, и в мире не останется ни одного цвета. Вот уже: нежно-голубое весеннее небо, жёлтые кусты форзиции, даже сияюще-рыжая Бенова голова – всё тускло, серо и безрадостно.

Бетти сунула кость в карман и попинала листья – они легли на место. А потом попинала снег, чтобы всё выглядело как раньше. Наступит ли весна сейчас или потом – ей теперь всё равно, главное добежать до своей комнаты, где можно побыть одной.

– Бен, – сказала она, – я домой.

– Подожди! Тут такой классный камень. – Он увлечённо копал.

– Потом покажешь. – Проходя мимо, она отвернула лицо, и Бен не увидел, как старательно она щурится, чтобы слёзы удержались и не пролились слишком рано.

Дома была только семнадцатилетняя Скай: её очередь следить, чтобы младшие, особенно Лидия, не нанесли себе и друг другу никаких увечий. Вот и хорошо, Скай вряд ли захочет выяснять, что стряслось и что там за переживания у этих младших. И тем более не захочет, если это Беттины переживания, – ну или Бетти так казалось. Почему так, она не знала, но так было всегда.

Войдя в дом, Бетти на всякий случай задержалась на кухне и попыталась определить, где именно находится Скай. Это было нетрудно.

– То есть нет, нет, случайная переменная x дискретна!

Бетти приоткрыла дверь и заглянула в столовую: так и есть, Скай сидит за большим столом, одной рукой печатает что-то на компьютере, другой тянет себя за светлую прядь. Скай была единственным светловолосым пятном в их семье, у прочих Пендервиков волосы были или рыжие (Ианта, Бен, Лидия), или тёмные (все остальные). Кое-кто считал, что Скай могла бы обращаться со своими светло-золотистыми прядями и побережнее, вот только сама Скай так не считала. Она стригла их коротко, а когда задумывалась, яростно дёргала и тянула во все стороны, так что спустя некоторое время вид у неё становился такой, будто её зашвырнуло сюда ураганом. Для близких Скай состояние её волос служило полезным барометром: чем круче завихрения, тем глубже она, стало быть, погружена в себя. Сейчас её светлые прядки щетинились и топорщились в тринадцать разных сторон, так что можно было не беспокоиться. И Бетти, всё ещё удерживая слёзы внутри, проскользнула незамеченной через столовую к лестнице.

Внизу и наверху лестницы были установлены решётчатые воротца, призванные оградить Лидию от лишних приключений, – в обиходе «анти-Лидии». С анти-Лидиями Бетти справилась легко, на пути осталось всего одно препятствие – сама Лидия, у которой слух был острый, как у пантеры. Тихо, на цыпочках, Бетти прокралась по коридору мимо комнаты Лидии – обошлось без происшествий, – и вот наконец Беттина собственная комната, и в ней её прибежище, её спасение – кладовка. Распахнув дверь, Бетти стала пробираться вглубь – между мягкими игрушками, между коробками с пазлами и настольными играми, между пластмассовыми ведёрками морских ракушек, и ещё дальше, ещё глубже, пока не нашла, что искала: холщовую сумку на молнии с надписью «Ветеринарная клиника ДОЛИНА».

На всякий случай в кладовке у Бетти был фонарь, но он ей был сейчас не нужен, она и так знала, что в этой сумке. Старый потёртый собачий ошейник с бирками, погрызенный теннисный мяч, клок жёсткой чёрной шерсти, колечком уложенной в маленькую таблетницу. Сейчас ко всему этому добавится резиновая кость, которую Бетти нашла под снегом и прошлогодними листьями. Она аккуратно вытерла кость одиноким носком и, задержав дыхание, опустила её в холщовую сумку. Вот теперь всё. Всё, что осталось от большого чёрного глупого любящего недотёпы по имени Пёс Пендервик – самого лучшего пса на свете.

Бетти обняла сумку, притянула к себе колени и перестала удерживать слёзы. Папа обещал, что эта боль, это горькое сиротливое чувство потом пройдёт, но Пса не было уже полгода, а Бетти по-прежнему не могла понять, как ей жить в этом мире без него. Пёс был самым первым её воспоминанием. А сколько раз ей рассказывали, как он её удочерил, когда её, крошечный свёрток, принесли из больницы. Мама только что умерла от рака, горе – папино и старших сестёр – было как открытая рана, и тогда Пёс, сам почти ещё щенок, смешной и бестолковый, решил, что он станет лучшим другом Бетти и её законным защитником – и стал им, и оставался год за годом, пока они вместе росли, – какие это были счастливые годы! А прошлой осенью его сердце вдруг перестало работать нормально. В ветеринарной клинике сказали, что теперь надо просто заботиться о нём и любить, и Бетти любила, и любила, и любила его, но этого всё равно оказалось недостаточно. Никто из родных никогда не говорил ей, что она виновата в смерти Пса, но она и сама это знала. Она должна была его уберечь, должна была сделать так, чтобы он не ушёл.

Всё лицо Бетти было уже мокро от слёз. Она пошарила рукой по полу в надежде отыскать ещё какой-нибудь носок, который сгодился бы в качестве платка, но вместо носка нащупала хвост, на другом конце которого находился крупный ярко-рыжий, практически оранжевый кот. Хвост недовольно выдернулся.

– Прости, Азимов, – сказала Бетти. – Я не знала, что ты здесь.

Азимов не спешил с прощением. Как единственный кот Пендервиков, он считал себя слишком значительной персоной, чтобы его можно было не заметить. Поэтому сначала он выдержал паузу и лишь потом, удостаивая Бетти великой чести, привалился тёплым боком к её ноге. Бетти, конечно, знала, что он может бросить её в любую секунду, умчавшись на дальний вжик консервного ножа, но всё-таки она позволила себе чуточку утешиться, и то ужасное серое чуточку приподнялось.

– Прости, что я не сумела сохранить Пса. Я знаю, ты тоже по нему скучаешь, – сказала Бетти.

Это было очень великодушно с её стороны. Азимов жил настоящим моментом, как буддист, не думая об ушедших и умерших. Впрочем, пока Пёс был жив, Азимов его любил – ну то есть насколько коты вообще могут любить.

– И я знаю, что ты тоже не готов к новой собаке.

Азимов посмотрел на неё сощуренными глазами, в которых ясно прочитывалось: поменьше говори, побольше чеши за ухом. Бетти вздохнула, почесала его за ухом и ещё сильнее затосковала по Псу. Как он всегда понимал каждое её слово. Папа с Иантой пообещали не заводить новую собаку, пока Бетти не поймёт, что она готова. Но разве она когда-нибудь сможет быть к этому готова? И как можно доверить ей собаку – опять? Ей и Азимова-то теперь нельзя доверить – но он по крайней мере не её собственный кот, его кормит и заботится о нём вся семья, вот и пусть все заботятся, чтобы ему было хорошо.

Ну вот, уже – в кладовку прорвались вопли из Лидииной комнаты: «БЕН, БЕН, БЕ-Е-ЕЕН!» Бетти сколько могла зажимала уши в слабой надежде, что Скай отвлечётся от своего компьютера. Но вопли уже достигали такой силы, что терпеть их дальше стало невозможно.

Бетти выползла из кладовки и отправилась разбираться. Пока она шла по коридору, вопли прекратились, но теперь из комнаты Лидии доносилось какое-то подозрительное кряхтение. Войдя, Бетти застала сестрёнку посреди попытки к бегству. Лидия, как начинающая балерина у станка, стояла, задрав одну ногу на загородку кровати и балансируя на качающемся пьедестале из игрушек.

– Я всё вижу, – сказала Бетти.

Лидия медленно опустила задранную ногу и не спеша сошла со своего игрушкового пьедестала обратно в кроватку с таким видом, будто она ровно это и собиралась сделать. Приняв снова устойчивое положение, она качнула головой вперёд-назад, и рыжее облако её волос приглашающе колыхнулось.

– Рапунцель, Рапунцель, – сказала она.

– Никакая не Рапунцель, – сурово ответила Бетти. Этот разговор происходил у них уже десятки раз.

Лидия рухнула в кроватку и закрыла глаза.

– Белоснежка умерла. Принц, поцелуй Белоснежку!

– И никакой не принц. Хочешь, чтобы тебя взяли из кроватки, – вставай и будь американской девочкой.

– Белоснежка грустная.

– Я тебя не слышу.

Пока Белоснежка упорствовала, Бетти огляделась. Раньше, до перестройки дома, она сама жила в этой комнатке. Нет, она, конечно, любит и новую свою комнату, но всё равно больно смотреть, до чего докатилась старая. Все эти рюшечки с оборочками, всякая принцессинская ерунда. Даже когда Бетти было столько лет, сколько сейчас Лидии, не было здесь никаких таких глупостей. Только мягкие игрушечные звери – и Пёс. Хорошо ещё, что потолок на месте. Когда Ианта вышла замуж за папу, это было первое или почти первое, что она сделала: прилепила на потолок в Беттиной комнате светящиеся в темноте звёзды, так что получилось настоящее созвездие, Canis Major – Большой Пёс, и потом ещё нарисовала вокруг звёзд силуэт собаки, и эта собака была похожа на Пса. Это чтобы он всегда присматривал за Бетти, говорила Ианта. А теперь он всегда будет присматривать за Лидией, думала Бетти. Но эти рюшечки-оборочки ему бы тоже не понравились.

– Не Белоснежка?

– Не-а.

Потеряв надежду, Лидия встала.

– Теперь цепляйся за меня, чтобы я могла тебя вытащить. Лидия, давай, помогай мне, ногами тоже.

Когда тебе нет ещё одиннадцати и роста и веса в тебе немного, кажется, что младенец, которого ты вытаскиваешь из кроватки, – свинцовый. Но Лидиины ручки и ножки честно обвились вокруг Бетти, и с этой частью сёстры более или менее справились. Однако это было только начало: едва коснувшись пола, Лидия бросилась в угол, к игрушкам и цапнула с полки свою золотую корону. Бетти метнулась вслед. Последовала короткая сестринская борьба, чем-то напоминающая перетягивание каната. Победила Лидия: она вцепилась в корону намертво.

– Ну и пожалуйста, раз ты без неё не можешь, – сдалась Бетти. – Но хотя бы не говори всё время о принцессах.

Оп – и корона уже на голове. Эту корону подарила Лидии тётя Клер, самая любимая из всех родственников Пендервиков, – которая, между прочим, могла бы и подумать, что и кому она дарит. И которая всегда, всё детство сестёр Пендервик в их первоначальном составе, думала гораздо лучше. Но с тех пор у неё и её мужа Туррона родились близнецы Марти и Энам, и под напором их жизнелюбия и энергии здравый смысл их мамы, кажется, слегка пошатнулся. Ладно бы одна только корона. Но в последнее время в доме начали появляться ещё и балетные пачки. Мистер Пендервик грозился в отместку послать Энаму и Марти набор барабанов, но Ианте пока удавалось его удерживать.

Впрочем, не из короны же с пачками появляется принцессомания, скорее наоборот, так что нечего, считала Бетти, возводить на тётю Клер напраслину. И вообще принцесса в доме – это не смертельно, Бетти это понимала, но, как самая старшая из младших Пендервиков, чувствовала ответственность за честь и достоинство всех троих. У Бена, например, и кроме копания камней полно всяких талантов. Сама Бетти собирается стать профессиональной пианисткой – а Лидия что? Непонятно. Пока что она тянет назад всю команду.

– Ля-ля, ля-ля-ля, це-луй, по-це-луй! – пропела Лидия.

– И никаких поцелуев, – сказала Бетти. – Где твои туфельки?

Лидия нашла их под раскинувшейся в углу балетной пачкой и принесла Бетти.

– Лидия гулять? – спросила она, подавая для обувания сначала одну ножку, потом другую.

– Да, гулять. Посмотрим, не наступила ли там весна.