Пендервики весной

– Ну вот, машина. Как думаешь, её можно будет починить?

– Боюсь, нет. Эрни её уже осмотрел и сказал, что он трупами не занимается.

– Ну пап!

– Что «ну пап»? Дочь, машины – не твоя забота. Ещё что нового?

– Бен нашёл дверную петлю, но она оказалась не золотая. А Лидия расстроилась, потому что морская свинка Фрэнк умер, а ей не дали его оживить дыханием рот-в-рот.

– Бетти, это про остальных. А я спрашиваю о тебе. Сегодня четверг – значит, вечером у тебя занятие по фортепиано. Готова?

– Конечно.

Ко всему, что связано с музыкой, Бетти всегда была готова, это папа и так знал. Прелюдию и фугу № 9 ми мажор Баха она успела повторить от начала до конца столько раз, что без запинки отыграла бы их и во сне.

– А как твоя домашка поживает?

Домашка явно поживала скромнее прелюдии с фугой. Сначала Бетти даже не могла ответить, задали им что-то или нет.

– Надо выучить разные виды облаков, – вспомнила она наконец.

– О, это легко, сейчас я тебе помогу. Кучевые облака – большие, белые и пушистые, во всём мире используется их латинское название – cumulus, это значит «куча» или «груда». Перистые – лёгкие, тонкие, вытянутые, на латыни они называются cirrus – значит «локон, завиток». Логично же?

– Ой, нет, мне так ещё больше придётся запоминать.

Но мистер Пендервик не мог упустить такую замечательную возможность поговорить на своей любимой латыни.

– Бывают дождевые облака, nimbus, что в переводе означает «ливень, ненастье». А бывают слоистые, stratus…

– Нет, молчи, так только хуже! – Бетти зажала уши руками.

– Ладно, – рассмеялся он, – сдаюсь! Что дома, Пендервики все на месте?

– Кроме Розалинды, конечно.

– Сколько там ещё до её каникул?

Начиная с февраля, когда Розалинда в прошлый раз была дома, Бетти вела счёт дней, оставшихся до следующего приезда сестры. Университет находился не так уж далеко, в штате Род-Айленд, меньше двух часов от Камерона, и Розалинда приезжала на все праздники и каникулы, но Пендервикам, особенно Бетти, этого всё равно было мало.

– Три недели и два дня. Двадцать три дня.

Это легко запомнить: Розалинда вернётся как раз накануне Беттиного дня рождения – в этом году Бетти исполнится одиннадцать.

– Хорошо, уже ближе. – Папа поднял сумку-холодильник. – Ну, я готов влиться в орду, а ты?

– И я, – ответила Бетти, и они вместе вошли в дом.

Глава третья

Камни и музыка

Бен гордился, что справляется с вечерним купанием самостоятельно – от наполнения ванны и до самого последнего ополаскивания. Это была его новая, недавно обретённая обязанность, Бен очень ею дорожил. Его лучший друг Рафаэль, которому пока не доверяли наполнять ванну (особенно после одного наводнения), сильно ему завидовал и не раз пытался уговорить свою маму последовать примеру старших Пендервиков.

И если уж Бен достаточно повзрослел, чтобы принимать ванну в одиночестве, он вправе рассчитывать на то, что это одиночество никто не нарушит. Например, Лидия, которая вообще-то не должна бродить без присмотра по дому, вот только с некоторых пор она научилась незаметно ускользать из-под любого присмотра. Папа в шутку называл Лидию Мастером Художественного Побега и предрекал, что однажды она непременно попробует себя в искусстве ограбления банков. Но Бена эти шутки не очень развлекали, тем более когда он находился в ванной, не запиравшейся изнутри.

Поэтому он разработал систему раннего оповещения: заходя в ванную, он снимал с крючка вешалку и прислонял её наклонно к двери. Раннее оповещение было особенно важно, когда Бену было что скрывать не только от Лидии, но и от тех, кому не нравилось, что он берёт с собой в ванну камни, – то есть практически от всей семьи.

Этим вечером, настроив систему оповещения и затолкав всё снятое с себя в корзину для грязного белья, он переступил бортик ванны, бережно держа перед собой камень – тот самый, сегодняшний. Камень таил в себе множество волнующих возможностей. Он был беловато-серый с тёмными, почти чёрными вкраплениями и округлый, как большое яйцо. Бен почистил его зубной щёткой, которую он держал специально для камней, и промыл под краном, поворачивая всеми боками к струе. А вдруг, думал он, ну вот вдруг раньше это было настоящее яйцо? Рафаэль говорил, что окаменелые яйца динозавра находят в Монголии – но это же не значит, что их не может быть и в Массачусетсе? Динозавры ведь бродили когда-то и по Массачусетсу тоже.

Бен бережно обернул камень махровой салфеткой и уложил на край ванны. Если это всё-таки окажется яйцо динозавра, тогда Бену повезло, как никакому другому мальчику на свете! Его будут показывать по телевизору, съедутся учёные со всего мира. «Бен, – спросят учёные, – ты нам разрешишь его потрогать?» Или можно продать это яйцо какому-нибудь музею и получить кучу денег, целый миллиард. А когда у него будет миллиард, он купит маме с папой машину – вместо той, которая убиенная.

Тут до его ушей долетел еле слышный звук: кто-то тихо-тихо поворачивал дверную ручку. Лидия! Бен – вместе с большим водяным плюхом – выпрыгнул из ванны в ту же секунду, когда его сигнальная вешалка обрушилась на пол, захлопнул дверь, которая уже начала открываться, и навалился на неё что было мочи.

– Нельзя!

– Лидия туда.

– Нечего тебе тут делать! Уходи.

На этот раз Лидия не ответила, но Бен не спешил покидать свой пост: у него было подозрение, что так легко она не отступится. И он не ошибся. Спустя несколько секунд снизу – оттуда, где находились его пятки, – послышались пыхтение и сопение. Бен опустился на четвереньки и заглянул под дверь. Из щели на него смотрел один блестящий и полный надежды глаз.

– Лидия любит Бена!

Он сдёрнул с крючка полотенце и затолкал его в щель под дверью, чтобы гла?за не было видно.

– Бе-ен! – надрывно звала Лидия. – Бен!

Он стащил вниз остальные полотенца, завалил ими первое полотенце и собирался уже укрепить свою баррикаду бельевой корзиной, когда в коридоре послышались ещё чьи-то шаги и потом какая-то возня под самой дверью.

– Она опять меня достаёт! – крикнул Бен неизвестному подоспевшему Пендервику.

– Всё в порядке, я её забираю, – ответила Джейн с той стороны, после чего послышались вопли уносимой Лидии.

Бен, у которого ноги на холодном полу уже заледенели, с облегчением вздохнул и вернулся в ванну – тратить дальше вырученные за динозаврье яйцо деньги. Лучше даже купить папе с мамой две машины, а того, что останется, должно хватить на киностудию – потому что они с Рафаэлем собираются снимать научно-фантастические фильмы. И ещё, когда Бетти наконец будет готова к новой собаке – Бен надеялся, что скоро, – он купит собаку… нет, он купит сто собак, потому что только сто собак могут хоть немножко сравниться с Псом – самой лучшей собакой на свете. Они с Рафаэлем будут их всех дрессировать и готовить к работе на съёмочной площадке, это на случай, если для их научно-фантастического фильма понадобятся собаки-пришельцы.

Отмывшись до своего более или менее обычного состояния, Бен, с замотанным в полотенце каменным яйцом под мышкой, успешно добрался от ванной до своей комнаты и даже не наткнулся по пути следования ни на одну из сестёр. К сожалению, на двери его комнаты замка тоже не было. Родители обещали его врезать, как только Бену исполнится двенадцать, но этого ещё ждать и ждать, целых четыре года – Бен очень надеялся, что Лидия за это время перевлюбится в кого-нибудь другого. А пока что ему приходилось и в комнате пользоваться точно такой же системой раннего оповещения. Расчистив для окаменелого яйца место на нижнем ярусе двухъярусной кровати, – где было столько всего интересного, что сам Бен спал всегда на верхнем, – он уже шёл устанавливать сигнализацию, когда дверная ручка вдруг дёрнулась и начала поворачиваться.

– Кыш отсюда! – Отбросив вешалку, Бен кинулся к двери. – Нарочно меня бесишь?!

– Это я, мама.

– Ой. – Бен впустил маму в комнату. – Я думал, Лидия. Она опять ломилась ко мне в ванную.

– Да, я уже слышала про этот инцидент, прости. Но сегодня тебе ничего больше не грозит, Лидия только что уснула.

– А она возьмёт и проснётся, и сбежит. Кстати, можно привязывать её к кровати. – Он предлагал это уже много раз, но его идею за всё время так никто и не поддержал.

– Это может быть опасно, и это несправедливо по отношению к Лидии. Тебя ведь я ни разу ни к чему не привязывала, правда?