Дело о четырёх стаканах

–В это время убирают лестницу и коридор. По графику, – дежурная указала на большой расчерченный лист ватмана, висящий на стене, – Ну, и к ним заходят. Пока они ещё совсем пьяные и ничего не слышат. С похмелья все злые, зачем раздражать лишний раз появлением перед их мутными глазками. Молодёжь наглая, невоспитанная, потом скандалов не оберёшься.

–А Вы сами ничего ночью подозрительного не слышали?

–Нет. Совсем ничего. Спала пару часов всего лишь. Да и то, так, дремала.

–Вот когда она закричала, неужели никто в коридор не выскочил?

–Да у нас на этаже все такие жильцы, что рано не встают. И кричала она секунду, две.

–Мне показалось, что они сейчас протянут ко мне руки, – горничная расширила глаза и торопливо добавила, – знаете, как в телевизоре. Я решила, что лучше молчать и тихонько уйти, но ноги отказали. Вообще их не чувствовала.

–Она на меня повалилась, и я её на себе вытаскивала, – дежурная зачем-то указала на свои плечи, – я сама не успела испугаться. Сразу милицию вызвала.

–А мне сказали, что в милицию звонила горничная. Причём из глубокого обморока…

–Я думала, меня сразу про трупы расспрашивать начнут, – дежурная смутилась и слегка покраснела, – и мне придётся обратно в номер бежать. Знаете, очень не хотелось, вот и сказала, что я горничная и мне плохо.

–Если ты всё, то пойдём, – Новиков рассматривал график уборки, перебегая глазами с одной строки на другую, и вопросительно оглянулся на Овсова.

–Всё.

Внезапно коридорная тишина нарушилась трелью жаворонка. Старший опер взглянул на свой сотовый и укоризненно покачал головой.

–Пашарь звонит. Не терпится ему. Сам поехать не захотел, а теперь будет учить на расстоянии пяти километров от места преступления, – он нажал на кнопку телефона, – слушаю.

–Овсов, ты почему не отчитываешься?

–Рано ещё.

–Что значит рано? Скоро уже обед.

–Докладывать нечего. Эксперты уехали недавно. Их заключение будет завтра-послезавтра, опрос проведён только частично, по гостинице ещё ходим.

–В смысле, ты там ещё ничего не делал?

–Работа ведётся.

–Значит так, раз ты такой умный, то знай – если не будет никаких улик, то завтра на сводное городское совещание у губернатора едешь ты. Вот там и будешь умничать.

Сотовый телефон замолчал.

–Вот оно что. На совещание боится попасть. Чтобы мундир там не замарать.

–Можно подумать, он у него чистый, – усмехнулся Новиков, – чистюля.

–Надо другие номера осмотреть и опросить, – Овсов расстегнул папку и достал парочку чистых листов, – давай мне своего Бруталова. Пусть смотрит и учится. Если сможет, конечно.

Номер «326» был пуст. Дежурная открыла ключами дверь, и Дмитрий бегло осмотрел комнату. В номере «327» проживали художники. Овсов и Бруталов показали свои удостоверения открывшему дверь длинноволосому мужчине с коротенькой бородкой и маленькими усиками и прошли внутрь. Второй постоялец находился на балконе.

Даже ничего не спрашивая можно было догадаться, что здесь обитали служители муз, люди с повышенным творческим потенциалом. Холсты и ватманы полностью закрывали своим матерчато-бумажным телом всю стену за четырьмя кроватями. Холсты сверкали белизной, на каждом ватмане было что-либо нарисовано. Рисунки явно тяготели к абстракционизму. На столе лежали несколько кисточек и палитра с красками. Немного поодаль желтела большая ваза, доверху наполненная фруктами. Повсюду виднелись многоцветные водяные разводы. Не только на полу и стульях, но и на деревянных панелях коек, их ножках и отчасти покрывалах разбегались, разлетались и мельтешили крошечные частички, крупинки и кляксы всех оттенков радуги.

Впустивший их мужчина развернулся к столу и продолжил своё занятие. Периодически он чуть-чуть касался кисточкой какой-нибудь краски и наносил её на ватман, лежащий перед вазой с грушами и сливами. Из зелёно-красных плодов торчал разбитый мобильный телефон, за вазой стояла бутылка с газировкой без этикетки.

–Интересный натюрморт, – Дмитрий указал на треснувший дисплей телефона, – а это, наверное, главная идея произведения?

–Да, связь времён, старое и новое, естественное и рукотворное, сладкая груша и бесполезная техника. Прекрасное и отторгаемое природой, – художник взглянул на старшего опера, – А Вы, я вижу, разбираетесь в живописи.

–Не так, чтобы очень, – Овсов слегка смутился, в искусстве он не разбирался вовсе, зачастую полностью полагаясь на мнение Алины. Он указал на листы ватмана возле кроватей, – вот такое я вообще не воспринимаю.

–Ну, что Вы, – художник снисходительно улыбнулся, – это всего лишь проба цвета. Подбираем различные варианты и сравниваем их. Здесь мы не рисуем. Только на свежем воздухе, вдали от городской суеты.

–А Ваш коллега?

–Он пытается уловить настроение дня. Когда солнце прячется за облаками, всё выглядит абсолютно по-другому. Вот он и впитывает в себя некую энергию, чтобы потом выплеснуть её на холст.

Накопитель энергии, слышавший весь разговор, помахал с балкона сотрудникам органов рукой и указал на приближающуюся тучу.

–А по какому вопросу, позвольте полюбопытствовать, Вы нас посетили?

–В соседнем номере произошло убийство.

–О, да, да, мы слышали шум в коридоре, выглядывали. Там стояли милиционеры. Правда, об убийстве нам никто не сказал.

–Можно ваши паспорта?

–Да, конечно, – представитель творческой интеллигенции несколько растерянно оглянулся и почесал лоб, – а где он?

–Может в верхней одежде?

–Да, конечно, – возглас радости сменился скрипом открываемой дверцы и шуршанием одежды, – вот же он.

Овсов открыл паспорт и сверил фотографию. Длинные волосы, бородка и усики в точности совпадали с реальностью. Второй художник оказался ещё более волосатым, а заодно и лохматым. Правда, паспорт утверждал, что его шевелюра всё-таки была когда-то знакома с расчёской.

–Что-нибудь слышали ночью? Скрип, скрежет, шорохи, может, крики?

–Кричат нам только музы. Остальные шумы истинным творцам не интересны.

–Где ещё двое проживающих? – Овсов знал об этом от дежурной по этажу, стоящей в коридоре.

–Ушли краски покупать. Должны скоро подойти.

–Можно их паспорта?

После недолгого обшаривания пиджаков и курток на свет появились ещё два документа с такими же длинноволосыми мастерами изобразительных шедевров. Овсов и Бруталов попрощались и направились к выходу. Следователь прокуратуры, обходя энергетического эстета, некстати перегородившего проход, носком туфли наступил на тюбик голубой краски, предательски торчавший из-под крайней кровати. Колпачок тюбика не выдержал давления прокуратуры и весело выстрелил на ногу созерцателя борьбы солнца с облаками. Тапочки последнего мгновенно превратились в очередное уникальное творение абстракционизма.

–Извините, – голос Бруталова звучал виновато, но не искренне.

–Извините нас, – добавил Овсов, пряча улыбку.