Острые края (сборник)

Потом он проломился сквозь кусты и оказался на той самой полянке, где они строили планы. Планы никогда не исполняются слишком гладко – так и с этим получилось. Раубин стоял около имущества. Рядом с ним – Чудесница, уперши руки в бока. На противоположной стороне поляны устроился на коленях Никогда со стрелой, наложенной на лук. Увидев Зобатого, он усмехнулся:

– Ну что, вождь, получилось?

– Дерьмо… – Зобатый стоял скрючившись и глотал ртом воздух. Голова у него кружилась. – Дерьмо. – Он выпрямился и уставился в небо, чувствуя, как пылает лицо, не в состоянии придумать какое-нибудь другое слово, хотя даже если бы это удалось, у него не хватило бы дыхания, чтобы его произнести.

Брек, выглядевший еще более измученным, чем Зобатый (если, конечно, такое возможно), согнулся, упершись руками в трясущиеся колени, его широченная грудь вздымалась, плоское лицо, покрытое татуировками, было красным, как поротая задница. Йон, с раздутыми блестящими от пота щеками, шатаясь, подошел к дереву и прислонился к нему.

Чудесница почти не запыхалась.

– Клянусь мертвыми, вы, старики, совсем зажирели. – Она хлопала Никогда по руке. – Хорошо ты там, за деревней, поработал. Я была уверена, что они поймают тебя и освежуют.

– Хочешь сказать, надеялась на это? – ответил Никогда. – А ведь должна бы знать, что на всем Севере нет человека, который так прытко удирал бы от опасности.

– Что правда, то правда.

– Где Гордяй? – выдохнул Зобатый, как только отдышался более-менее достаточно для того, чтобы волноваться.

Никогда ткнул большим пальцем.

– Пошел осмотреться и убедиться, что нас никто не преследует.

На поляну не торопясь вышел Жужело. Он снова накинул на голову капюшон, и Меч мечей, снова в ножнах, лежал у него на плечах, как посох путника; одной рукой он держался за рукоять, а другая свободно болталась, перекинутая через лезвие.

– Это следует понимать так, что за нами не гонятся? – спросила Чудесница, приподняв одну бровь.

Жужело покачал головой.

– Нет.

– Не стала бы обвинять бедняг в трусости. И забираю назад свои слова о том, что ты воспринимаешь себя слишком серьезно. Ты со своим мечом – очень даже серьезная штучка.

– Добыли то, что надо? – спросил совершенно белый от тревоги Раубин.

– Ты угадал, Раубин, шкуру твою мы спасли. – Зобатый вытер рот и увидел на ребре ладони кровь из прикушенного языка. Они выполнили задание, и к нему понемногу начало возвращаться чувство юмора. – Ха! Или ты мог подумать, что мы бросили эту говенную штучку там?

– Не боись, – сказал Йон, резкими движениями открывая свою котомку. – Весельчак Йон Непролаз, мать его, снова оказался героем. – И он запустил руку внутрь и вытащил добычу.

Зобатый заморгал. Потом нахмурился. Потом его взгляд остановился. Золото поблескивало в меркнущем свете, и он почувствовал, что сердце ухнуло куда-то еще глубже, чем это случалось за весь минувший день.

– Йон, это ни хера не то, что надо!

– Не то?

– Это чаша! А нам нужна была вещь! – Он воткнул меч острием в землю и махнул рукой. – Треклятая вещь, светившаяся каким-то треклятым светом!

Йон уставился на него.

– Мне никто не говорил, что она светилась треклятым светом.

Все ненадолго умолкли, думая об одном и том же. Вокруг стояла тишина; лишь ветер теребил старые листья, заставляя черные ветки со скрипом раскачиваться. А потом Жужело запрокинул голову и разразился хохотом. Он хохотал так громко, что несколько ворон сорвались с ветки и, суматошно размахивая вялыми крыльями, устремились в серое небо.

– Что это тебя разобрало? – зло бросила Чудесница.

Полускрытое капюшоном перекошенное лицо Жужела блестело счастливыми слезами.

– Я же сказал тебе, что буду смеяться, если услышу что-нибудь смешное! – И он снова зашелся хохотом, сотрясаясь всем телом и выгнув хребет наподобие натянутого лука.

– Вам придется вернуться, – сказал Раубин.

– Вернуться? – повторила перепачканная, как и все остальные, грязью Чудесница, словно не веря своим ушам. – Ты, засранец, сказал: «Вернуться»?

– Может быть, ты не заметил, что дом сгорел? – громыхнул Брек, указывая все еще дрожащей ручищей на толстый столб дыма, поднимавшийся из деревни.

– Что, что? – спросил Раубин, а Жужело испустил в небо очередной взрыв визгливого хохота и снова зашелся, булькая, фыркая и с трудом держась на ногах.

– О да, сгорел дотла, и как пить дать вместе с этой треклятой штукой.

– Ну… не знаю… вам всего-то нужно перетрясти пепел на пожарище!

– Не лучше ли будет перетрясти твой вонючий пепел? – рявкнул Йон, швырнув чашу на землю.

Зобатый медленно, тяжело вздохнул, протер глаза и, поморщившись, взглянул на эту задницу, почему-то именовавшуюся деревней. За его спиной Жужело продолжал терзать тишину сумерек хриплым хохотом.

– Вот всегда так, – чуть слышно прошептал он. – Почему, ну почему мне всегда достаются самые поганые задания?

Свалить поскорее (по городам и весям)

Ближняя страна, лето 575 года

– Пожалуй, из этого города лучше будет свалить поскорее, – сказала Джавра.

– О нет, нет, нет! Только не это! – поспешно возразила Шев. – Нельзя же вот так мчаться по жизни, оставляя позади лишь развалины как следы наших собственных ошибок.

Они быстро шли сквозь беззвучную ночную тьму. Джавра, задумчиво насупив брови, двигалась огромными стремительными шагами, и Шев, чтобы не отставать, приходилось почти бежать вприпрыжку.

– В таком случае чем же мы, по-твоему, занимались в прошлом году?

– Ну… так… мы… – Шев задумалась. – Я тебе вот что скажу: так дальше продолжаться не может!

– Понятно. В таком случае мы отдаем Тумнору его драгоценный камень, забираем обещанные деньги, расплачиваемся с нашими игорными долгами…

– Твоими игорными долгами.

– И что потом? Оседаем здесь и пускаем корни? – Джавра дернула рыжей бровью, словно указывая на обшарпанные домишки, мусор, валявшийся прямо на улице, смердящего рыбой нищего, который выкашливал больные легкие, скрючившись в открытой двери.

– Ладно, убедила. Двинемся дальше.

– И что же на сегодняшний вечер останется у нас позади? Джавра дернула головой назад, в ту сторону, откуда они пришли. – Ты считаешь, что это можно назвать развалинами?