Проблема с миром

По всей видимости, Хлыст сперва хотел закинуть мешок на плечо, но потом увидел пятна и передумал. Нести его на вытянутой руке у него, однако, не хватало сил, так что в результате он потащил его сбоку, то и дело ударяясь коленом и хлюпая намокшей подошвой.

– Никогда не видел короля, – сообщил он.

– Правда? – отозвался Клевер. – А по тебе можно подумать, будто ты находишься в ежедневном контакте с державной особой.

– Чего?

– Главное, помалкивай и улыбайся побольше.

Лицо Хлыста застыло в оскаленной гримасе.

– Я сказал, улыбайся! Ты не зубы свои продаешь.

В замке Скарлинга многое осталось неизменным со времен самого Скарлинга. Большие скрипучие двери на огромных железных петлях, балки под темным потолком, высокие окна, яркое холодное солнце за ними и звук бегущей воды далеко внизу. Трон Скарлинга тоже был тем самым, на котором некогда сидел Бетод, а за ним Черный Доу, а за ним Скейл Железнорукий, – простое жесткое кресло с истертыми, отполированными временем подлокотниками и облезающей со спинки краской.

А вот человек на троне был новый. Стур Сумрак, которого называли Большим Волком, сидел, закинув левую ногу на подлокотник и слегка покачивая босой ступней. На его плечи был накинут отлично выделанный плащ из волчьей шкуры, и ухмылка на его лице была самая что ни на есть волчья. А почему бы ему и не улыбаться? Он ведь получил все, чего добивался. Он больше не наследник престола, но самый настоящий король, и все, что ему для этого потребовалось, – это перерезать глотку своему дяде.

Все здесь бурлило скрытой угрозой. Лица молодых воинов хмурились, словно жизнь была для них соревнованием, кто успешнее избежит веселья. Языки огня в огромном камине сердито лизали воздух. Даже чашки на столах, казалось, затаили глухую обиду. Стояла та ужасная тишина, когда все боятся дышать, в любой момент ожидая вспышки насилия, внезапной, словно молния.

– Ты должен преклонить колени! – прорычал Гринуэй, когда они остановились посередине просторного каменного пола напротив Стура.

Клевер поднял брови:

– Я думал, надо сперва хотя бы подойти. То есть я, наверное, смог бы проползти на коленях от двери, но это стало бы серьезным испытанием для моих штанов, а также для терпения всех присутствующих. – Он показал пальцем на дверь и повернулся в ту сторону: – Но я с радостью вернусь и начну сначала, если существует лучший способ это сделать…

– Тебе нет нужды становиться на колени, Клевер, – сказал Стур, взмахом руки подзывая его к себе. – Такому старому другу, как ты? Не будь жопой, Гринуэй.

Гринуэй ответил презрительной гримасой эпических масштабов, отчего, подумал Клевер, стал еще более, чем когда-либо, похож на жопу. Свою природу не спрячешь. То же, несомненно, относилось и ко всем остальным в этом зале.

Только сейчас Клевер заметил в углу новую клеть, которая свисала с одной из потолочных балок, слегка поворачиваясь. Ничего хорошего это не предвещало. К тому же в ней кто-то был – обнаженный и избитый в кровь, но его глаза были все еще открыты. Это было еще более недобрым знаком.

– Если я не ошибаюсь, – проговорил Клевер, – это у тебя Греган Пустоголовый там, в клетке.

Стур сузил глаза:

– Мой замок полон недоумков, способных говорить мне то, что я и так знаю.

– Я был готов поклясться, что он на нашей стороне.

– У меня были сомнения, – сказал Стур, кривя губу и бросив взгляд на клетку. – Когда я поднял ему налоги, он не захотел платить. Его это сильно расстроило. И он начал расстраивать других людей.

– А сейчас он что чувствует, как по-твоему? – спросил Гринуэй.

Клевер осторожно почесал свой шрам.

– Похоже на то, что ему малость неприятно.

– Мой отец всегда стоял за то, чтобы откупаться от него, – сказал Стур. – От него и от таких, как он.

– Черный Кальдер отлично понимает, что значит компромисс.

– Ну а я не понимаю.

– Да, – отозвался Клевер. – Это я вижу.

– Люди по природе жадные, так? Никакой благодарности. Они думают не о том, что они от тебя уже получили, а только о том, что получат в следующий раз.

– Говнюков на свете великое множество, это верно, – произнес Клевер, обводя взглядом Стурово окружение.

– Пустоголовый с его сыновьями и всеми этими дерьмоедами из Западных Долин – они ближе к Уфрису, чем к Карлеону. Я никогда им не верил.

– А теперь станешь верить больше?

– По крайней мере теперь мы все знаем, на что рассчитывать.

– Гвоздь ведь из его сыновей, верно? Он опасный человек.

Воины, выстроившиеся возле стен, принялись наперегонки показывать, что они и сами не лыком шиты.

– Ты что, боишься? – спросил Гринуэй.

– Постоянно, – ответил Клевер. – Но, наверное, это возрастное. И что же ты собираешься делать с Пустоголовым?

Стур пронзил клетку взглядом и шумно выдохнул:

– Еще не уверен. Отпустить его восвояси, чтобы он мог заплатить мне налоги, или вырезать на нем кровавый крест в назидание остальным?

– Что бы ты ни выбрал, это будет хорошим уроком для всех, – сказал Гринуэй.

Глядя, как тихо поворачивается клетка, Клевер подумал, что не так в этом уверен. Пустоголовый был популярным человеком. Множество друзей и родственников по всем долинам на границе с Уфрисом. Множество крепких бойцов, которые будут совсем не рады известию, что этого человека посадили в клетку. Черный Кальдер потратил годы, сшивая разорванный Север воедино – угрозами и слухами, долгами и милостями. Этого не сделаешь одним лишь страхом. Однако в обязанности Клевера вряд ли входило говорить об этом.

Он отвел взгляд от Пустоголового и улыбнулся.

– Что же, я желаю тебе получить радость от результата, как бы ты ни решил.

– Ха! – Взгляд влажных, лживых глаз Стура скользнул обратно к Клеверу: – Ну а как ты? Получил радость от своих шанка?

– Радость – не совсем то слово, которое я бы выбрал, мой король, но, как говорил Тридуба, когда твой вождь ставит перед тобой задачу, ее нужно выполнять, так что мы склонились перед неизбежным. Ты знаешь, поклоны меня не смущают. Особенно перед неизбежным.

– Никакой гордости, а, Клевер?

– Она у меня была, мой король. Причем в избытке, мать ее растак. Словно весеннее поле, на котором столько цветов, что пчелы к нему так и слетаются. Но я обнаружил, что, когда ты попал в переделку, это дерьмо только мешает – гордость, в смысле, не пчелы. Так что я от своей избавился. И с тех пор ни разу не пожалел.

Стур прищурился в сторону Хлыста:

– А это кто?

– Это Хлыст. – Клевер хлопнул паренька по костлявому плечу. – Лучший из моих людей.