Чисто эльфийское убийство

– Это мы все одиноки, по сравнению с ним. А он самодостаточен. Именно наше одиночество заставляет нас делиться результатами своего творчества, и ожидать социального одобрения.

– Но неужели у него ни разу не было любви? – спросила Карна и под предлогом интереса к рисункам прикоснулась подбородком к моему плечу.

– Была пару раз. О поверьте, в те времена он выглядел особенно одиноким.

– Как это?

– Он ждал от любви большего чем могут предоставить наши органы чувств. Наивный глупец.

– Что же может быть больше этого?

– Не знаю. И он не знал. Поэтому и решил отыскать это.

Я вынул из стопки один особенный лист, и показал его Карне. На листе был мастерский карандашный рисунок человеческого мозга. Поверх него красной ручкой были нарисованы дополнительные элементы, подписаны связи. На других листах лежавших рядом были похожие рисунки, изображающие те же фрагменты как бы в зачаточном состоянии.

– Многие художники пытались испытать новые чувства стимулируя уже имеющиеся органы разными веществами. Но он пошёл дальше. Он решил создать, э-э-э, предположить, как будут выглядеть совершенно новые органы чувств. – сказал я и показал Карне ещё один рисунок.

На нём были нарисованы те самые уши. Бог мой, это были самые настоящие фрактальные антенны! С такими можно слушать радио без приёмника, читать сообщения прежде, чем те дойдут до устройств связи и даже не подавать виду. Сложная, пластичная, биоэлектронная система дешифровки позволяла получить доступ ко всем радиосетям. Полицейские рации, камеры наблюдения, новостные порталы, электронные замки, банковские компьютеры, вся бытовая техника, да всё что угодно!

Стоило мне прийти в себя как я заметил на углу стола толстую папку с большой неуклюже набросанной надписью «аутофагия». Я спешно отдал пачку рисунков Карне, схватил папку и начал жадно перелистывать содержимое. Половина страниц были написаны опрятным почерком, как будто конспект. Длинные химические формулы, сложные названия и совершенно непонятные рисунки постепенно учащались и в итоге превратились в подробные описания каждого этапа… Каждого этапа его трансформации.

Подумать только, да за одну эту папку, любой университетский умник продал бы мать и все свои органы. На одной из иллюстраций одна клетка жадно поедала другую, а потом ещё одна, да он научил этому все дифференциации! Войцех научился не только останавливать процесс роста, а ещё и обращать его вспять! И наконец. Раздел папки внутри папки. Небрежная надпись вызвала у меня тревогу, какой я не испытывал ни разу в своей жизни. Надпись гласила: «способы рекультивации злокачественных тканей».

Тревога исчезла. Её заменил благоговейный ужас. Я держал в руках то, что могло бы спасти миллионы людей от мучительной смерти. Руки мои похолодели. И я положил папку на стол, аккуратно, будто стеклянную, а сам с трудом удержался на ногах. Мне удалось подержать в руках то, над чем все лучшие умы бились по меньшей мере сто лет. Джозеф Смит, утверждавший что держал в руках подаренные ангелом золотые таблички, просто жалкий неудачник по сравнению со мной. Даже если не врал.

Собравшись с силами, я всё же продолжил изучение. Вслед за лекарством от рака было нечто ещё более впечатляющее. Там лежали картинки изображавшие самопереработку репродуктивной системы. Шаг за шагом. Но чем дальше я смотрел, тем больше не верил своим глазам. От полного возвращения к эмбриональным стадиям, она превращалась во что-то невиданное. Будто специально вложенные рисунки нормальной женской анатомии, разительно отличались от того дьявольского агрегата что постепенно обретал свои пугающе сложные очертания на рисунке.

– Что с вами Николай? Вам не хорошо? Я принесу воды. – заметила мою оторопь Карна.

Моя кожа покрылась инеем. В который раз за тот день. Я увидел распечатку рентгеновского снимка, на нём был запечатлён тот самый орган. Один в один. В мельчайших деталях. Вернувшаяся Карна застала меня сидящим на полу прямо у микроскопа. Я дрожал и нервно тёр свой лоб.

– Я слышала про силу искусства, но не до такой же степени. – совершенно позабыла свой акцент Карна. – Вы позволите?

– Это не искусство. Это игра по-крупному. Возможно, первая в истории человечества. – ответил я, начиная приходить в себя.

Карна присела рядом со мной, и стала вытирать моё лицо мокрым платком. Она придвигалась ко мне все ближе и ближе. Вероятно, ей редко встречались крепкие парни способные потерять самообладание просто взглянув на какие-то мутные рисовульки. Но я знал, что поставлено на кон. Я видел изуродованные тела, кровавые места преступлений, и даже видел убийц разгуливавших на свободе своими глазами, ни разу не дрогнул. А ведь в тех случаях речь шла о несоизмеримо менее ценных вещах.

Наконец Карна чуть ли не обнимала меня, всего на втором часу знакомства, а я продолжал думать об увиденном опасаясь очередных откровений, как ребёнок боящийся взглянуть за приоткрытую дверцу шкафа в тёмной комнате. Но вскоре мой разум совсем прояснился, и вернулся мой естественный скепсис.

– Возможно вы и правы Карна, это вполне может оказаться обманом. Не более чем всё остальное искусство. – сказал я, вставая на ноги – Не более чем нарисованная гроздь винограда, обманувшая ос. Жаль, что мне от этого никак не легче.

– Но ведь ваши эмоции были настоящими! Вы такой чувствительный мужчина!

– Мои эмоции порождены не этими рисунками, они порождены моим личным опытом. Рисунки лишь спровоцировали мою фантазию дорисовать ужасные последствия того, что может и не происходило вовсе. – я окончательно пришёл в себя – Прошу меня извинить, за причинённые неудобства, час уже совсем поздний. Мне пора. Супруга не поймёт.

Сказал я и потеребил кольцо на безымянном пальце. Лицо Карны налилось краской. Я собирался было уходить, но заметил, что обронённый мной лист с рентгеновским снимком лежал на полу рисунком к низу, а на обратной стороне красной ручкой были надписи совершенно не свойственного этой комнате характера. Строки были ровными, буквы опрятными слова располагались на листе эстетично. Молча подойдя к нему, я поднял его и заметил что это было письмо, всем своим видом говорившее о личном характере содержимого.

« Дорогой К. Если ты это читаешь, то я рад что ты не забыл меня, но лучше проваливай отсюда по скорее. Здесь очень опасно. Когда нырял в эту мутную лужу, я предполагал, что будут опасности, но я и не подозревал сколько и откуда. Их оказалось даже больше, чем ты рисовал в красках, когда специально хотел меня напугать.

При последней нашей встрече ты больно ранил меня, но я не держу на тебя зла. Даже больше, я признаю, что ты самую чуточку был прав. Твои советы не раз мне помогали, и не раз ещё помогут, а я ведь ещё не все их выслушал. Надеюсь, что когда-нибудь придёт время, и ты со мной ими ещё поделишься. Остерегайся Юлию, особенно её отца. Только не спрашивай кто он, иначе ей придётся тебя убить.

Береги Карну. Карна ключевой компонент моего возвращения из тени, и чертовски важна для завершения моего дела. Прости что я втянул тебя в это всё, ты этого не заслужил. Ты всегда был пай мальчиком, поэтому ты особенно уязвим для подобного дерьма. За меня не переживай. С последней нашей встречи я стал чуточку сильнее, и теперь могу за себя постоять. Надеюсь, мы с тобой ещё выпьем вместе. Береги себя.

С любовью, твоя сочная эльфийка. Шучу. Рад что ты не забыл меня.

P.S.

Я теперь у себя не единственный образец. Взгляни налево.»

Призраки социализма. Национал-социализма

Из южной Америки в город вернулся Маркус. Старший сын городского главы был окутан ореолом мрачной харизмы. Среди горожан его не только боялись, но и уважали. Он считался человеком слова, дерзким разбойником, отчаянным головорезом и харизматичным лидером. Для простого лавочника, перейти ему дорогу было равно самоубийству. Маркус знал об этом, и не злоупотреблял влиянием. С тех, кто исправно платил ему десятину он не требовал лишнего, зачастую, даже помогал разрулить мелкие конфликты в пользу своих подданых.

Маркус не был публичной личностью, но и по норам не прятался. Упоминания его имени невозможно было встретить ни в одной газете, за исключением спортивной фотографии из ранней юности, на ней он стоял в обнимку с чемпионским поясом по смешанным единоборствам. Здоровенный дитина, под три фута в плечах он периодически появлялся то в охотничьих магазинах, то на выставках антиквариата, а то и просто прогуливаясь вечерними улицами и сверкая гладко выбритой могучей головой.

Школьники при его упоминании забывали о подростковом протесте, не осмеливались шутить на связанные с ним темы. А взрослые тётеньки мечтательно закатывали глаза. Признаться я и сам, завидя его фигуру, непроизвольно дорисовывал поверх неё роскошные средневековые панталоны, сияющую кирасу и шляпу со страусиными перьями.

По роду моей деятельности мне не раз приходилось оформлять долгосрочные договоры на утилизацию отходов, которые забирали зелёные грузовики с красивой жёлтой надписью «Вебер». Что меня поразило, так это то, что все эти документы были оформлены без единой помарочки, деятельность его фирмы была чище лабораторной посуды. А когда мне попалась тяжба одного клиента этой фирмы, которая разрешилась в его пользу, я сильно удивился благополучию и процветанию истца долгие годы продолжавшего с ней сотрудничать.

В дни, когда в нашу юридическую контору наносили визит представители фирмы Вебер, нам рассылали сообщения с напоминанием, да бы показать себя с наиболее выгодной стороны. Я был на довольно неплохой должности среднего звена, ближе даже к верхнему, однако доступа к исчерпывающей картине происходящего не было даже у директора фирмы. Лишь владелец имел представление о том, что реально происходит и какие именно смыслы стоят за формальными договорённостями.

В тонкостях деловых взаимоотношений я любил разбираться ничуть не меньше, чем Войцех в своих молекулах. Я нередко проводил параллели между химическими соединениями и деловыми связями. Я очень гордился этими метафорами, так как в основе лежали законы сохранения, общие для многих явлений природы. В том числе и деловой активности человека. Однажды я даже получил повышение, благодаря этому своему навыку.

Расхрабрившись, я залез в старый добрый даркнэт, и навёл справки на тёмную сторону бизнеса нашего главного клиента, и обнаружил его тесные связи со всякого рода экологическими организациями. Большие и маленькие все они содержали в своих рядах бывших сотрудников Вебер. Обнаружив одно уязвимое место, я его запомнил до следующего делового визита.

При следующей встрече главного клиента нашей фирмы с директором, мне довелось готовить необходимые бланки. Подготовив парочку лишних договоров, как бы случайно подкинул их в папку с остальными. Директор уже собирался меня ругать за невнимательность, как вдруг именно они попались Маркусу на глаза.

Бегло ознакомившись с моим творчеством, специально подогнанным чтобы Маркус мог технично избежать споров с той самой экологической организацией, он попросил меня задержать и спросил о деталях договоров. А я, в свою очередь, блеснул детальнейшим знанием всей истории нашего сотрудничества и провёл параллели между уже существовавшими сделками и тем, что предположил я, основываясь на их изучении.

Ответив на вопросы Маркуса, я долго извинялся и оправдывался тем, что среди множества заготовок я боялся забыть что-либо важное, поэтому даже перестарался. Договора Маркусу понравились, и он даже уважил меня своим рукопожатием. После долгого и серьёзного разговора с моим директором я всё же получил повышение.

Что он делал в южной Америке никто не знал. Формально он ездил туда на отдых, но мог ли владелец такой сложной организации прохлаждаться там без дела более двух лет? Несложный поиск по туристическим агентствам выдал несколько городов, Сан-Карлос-де-Барилоче, Ла-Фальда, Мар-Чикита, не похоже это на охотничьи угодья. После Второй Мировой в Аргентине осело много парней со звонкими как затвор фамилиями, но он то тут каким боком?

Чёрт, неужели мне придётся открывать очередную потайную вселенную, как же меня это всё достало! Ладно. Влиятельный дядька с фамилией Вебер, оказался связан с нацистами. Какая издевательски толстая ирония. Но вселенная продолжит существовать даже если Николай Вишневский закроет свои глаза. Ничего не поделаешь, придётся поплескаться и в коричневом омуте.

Беглый анализ компаний с которыми сотрудничал Вебер показал, что они уходят своими корнями в мутный межвоенный период, затем, во времена Варшавского договора они резко стали транснациональными, а нет. Нет. Они стали такими сразу, вот сведения о поставках американских тачек нацистам. Каучук африканский, английские моторы на самолётах со свастиками, зерно советское, прочая ерунда.

Вот оно. Все предприятия Вебера располагаются на месте ИГФарбен. Ни одного нового не построил. Похоже, всем своим влиянием он обязан наследникам владельцев концлагерей. Чёртова Гидра, живучая тварь! Ну да ладно, продолжаем.

У такой мощной организации должна быть слабая сторона. Ну не могут нацистские бездари построить неуязвимую систему, это эмпирически установлено. Волк может питаться виноградом и сухим кормом, и даже ластиться к хозяину, но стоит ему увидеть луну, и он тут-же завоет. Глупая метафора получилась, правда все аналогии ложны. Но они помогают понять, как же сколотить преступную группировку, не привлекая внимания конкурентов.

Итак. Зачем Маркус уехал более-менее понятно. Но зачем он вернулся? Понятно, что такие древние конторы как Фарбен, будут работать и после того, как последний зигомёт порастёт маргаритками, а вот что требует постоянного внимания так это мелочь на улицах. Вот оно. Всё сходится. Немецкие химические гиганты заинтересовались эльфийским нектаром. Они отправили своего цепного пса, чтобы заполучить его секрет.

Каждый мой вывод был страшнее и страшнее. Что если микроскоп попадёт в руки к нацистам? После поражения во Второй мировой войне Германия до сих пор так и не оправилась. Однако её влияние за пределами Священно Римской Империи выросло сильнее чем когда-либо. Хотя мелкие хулиганы, воздыхающие по фюреру, вызывают лишь жалость, их владельцы напротив, стали хитрее, скрытнее, могущественнее.

Новыми красками заиграла записка Войцеха. Не мог прямо сказать, если пойдёшь за пушистым зверьком, то тебе будут противостоять транснациональные корпорации и древние воинственные аристократы, рассвирепевшие от бездействия? И вот я, нищий юрист недоучка, собрался спасать Войцеха? От них?

В последний раз моё тело пронизал могильный холод. Совершенно точно, я утонул так глубоко, что более не важно, что подо мной, пять метров канализации или Марианская впадина. Я уже узнал достаточно, чтобы меня могли пытать и убить на глазах моей семьи. В тот день я расплакался. Рыдая как ребёнок, я дал своему мозгу спустить напряжение и переключиться на другой режим работы. А может просто осознал свою неминуемую печальную кончину. Но мне было всё равно. Это было не важно.