Дорога мертвеца. Руками гнева

– Так вот, – сказал помощник шерифа. – Мне пригодилась бы подмога. Я толком не сплю второй день и не знаю, смогу ли невредимым добраться до места с этим малым. Вот бы вы со Старым Хрычом покараулили за меня до утра? А может, и проводите меня завтра? Лишний ствол всегда пригодится. Шериф, наверное, дал бы каждому доллар.

Словно не услышав, Хрыч достал миску с плесневелыми сухарями и поставил на стол.

– На прошлой неделе испек. Слегка заплесневели – так это можно соскрести ножом. Но затвердели так, что хорошим броском уложишь на бегу цыпленка. Так что, значит, берегите зубы.

– Эдак ты свои порастерял, а, Хрыч? – спросил закованный.

– Может, пяток-другой, – сказал Хрыч.

– Так как, проповедник? – спросил помощник. – Позволишь мне поспать?

– Дело в том, что я сам нуждаюсь в отдыхе, – сказал Джебидайя. – Последние дни был сильно занят и, что называется, вымотался.

– Здесь, похоже, один я бодряком, – сказал закованный.

– Нет, и я вполне свежий, – сказал Хрыч.

– Стало быть, ты да я, Хрыч, – сказал закованный и нехорошо ухмыльнулся.

– Будешь рыпаться, приятель, я в тебе дырку сделаю, а Богу скажу, термиты прогрызли.

Закованный снова издевательски фыркнул. Он, как видно, наслаждался ситуацией.

– Мы с Хрычом можем караулить по очереди, – сказал Джебидайя. – Как, Хрыч?

– Пойдет, – сказал Хрыч и ляпнул бобы еще в одну тарелку. Он протянул еду закованному, а тот, принимая двумя руками тарелку, поинтересовался:

– И как же мне есть?

– Ртом. Лишней ложки нет. Не давать же тебе нож.

Помедлив, закованный ухмыльнулся и поднес тарелку ко рту, отхлебывая бобы через край. Опустив тарелку, он прожевал и заметил:

– С ложкой или нет – явно подгорели.

– Иди к столу, парень, – позвал Хрыч помощника шерифа. – У меня дробовик. Попробуй он что выкинуть, отправлю в очаг вместе с бобами.

Хрыч сел, уложив на колени дробовик, дулом в сторону пленника. За едой помощник шерифа рассказал о делах своего подопечного. Тот был убийцей женщин и детей, пристрелил пса и лошадь, просто ради забавы подстрелил на изгороди кота и поджег сортир с женщиной внутри. К тому же насиловал женщин, засунул в зад шерифу трость и в таком виде его прикончил, а еще подозревали, что погубил множество животных, доставлявших кому-то радость. В общем, был жесток и к людям, и к скотине. – Зверей никогда не любил, – заметил закованный. – От них блохи. А та тетка в сортире воняла, будто стадо свиней. Как не сжечь?

– Заткнись, – оборвал помощник. – Этот малый, – кивок в сторону пленника, – звать его Билл Барретт, и он самое худшее отребье. Тут что еще – я не просто недоспал, а чуток ранен. Поцапались мы с ним. Не подлови я его – теперь здесь не сидел бы. Пуля только бедро расцарапала. Пришлось здорово повозиться: с десяток раз вмазал ему револьвером по башке, пока не уложил. Рана пустяковая, но кровь пару дней не унималась. И я ослаб. Так что, Преподобный, был бы рад твоей компании.

– Я обдумаю, – сказал Джебидайя. – Но вообще у меня свои дела.

– Но тут, кроме нас, и проповедовать некому, – сказал помощник.

– И не вздумай начинать, – сказал Хрыч. – При одной мысли о тех Христовых чудачествах у меня задница ноет. От проповедей хочется убить проповедника и самому зарезаться. На проповеди сидеть – все равно что голым задом в муравейнике.

– На данном этапе жизни, – сказал Джебидайя, – не стану спорить.

После этих слов повисла тишина, и помощник переключился на Хрыча.

– Как побыстрее добраться в Накодочес?

– Ну, значит, – ответил тот, – езжай дальше той же дорогой, что приехал. Миль через тридцать будет развилка, где повернешь налево. А там выедешь прямиком к Накодочесу, еще миль десять, только в самом конце нужно не пропустить поворот. Неприметный такой, и не вспомнишь, если сам не увидишь. Вся дорога, если не торопясь, займет пару деньков. – Мог бы с нами поехать, – сказал помощник. – Чтоб уж точно не заблудиться.

– Мог бы, да не поеду, – сказал Хрыч. – Верхом-то я уж не тот. Яйца ломит от долгой скачки. В последний раз посидел в седле, корячился потом над кастрюлей с соленой теплой водой. Час, не меньше, отмачивал муди, пока не смог в штаны влезть.

– Мне от болтовни твоей яйца ломит, – сказал пленник. – Впрочем, с распухшими мудями ты хоть раз на мужика стал похож, старый пердун. Так и ходил бы дальше.

Хрыч взвел курки дробовика.

– Как бы не пальнуть ненароком.

Билл только ухмыльнулся и откинулся, прислонившись к очагу. В тот же миг его швырнуло вперед, и Хрыч чуть было не разворотил его пополам, но опомнился.

– Верно, – сказал он. – Там горячо. Оттого и зовется очагом.

Билл устроился так, чтобы не обжечься о камни. Он с чувством сказал:

– Я отрежу помощнику его хрен, вернусь и заставлю тебя пожарить и съесть.

– Обделаешься, – ответил Хрыч. – Вот и все, что ты сможешь.

Когда страсти улеглись, помощник вновь обратился к Хрычу:

– Покороче дороги нет?

Тот чуть помедлил с ответом.

– Есть, да вряд ли вам сгодится.

– Это как понимать? – спросил помощник.

Не спуская глаз с Билла, Хрыч с недоброй улыбкой медленно опустил курки. Потом обернулся к помощнику.

– Есть еще дорога Мертвеца.

– Что с ней не так? – спросил помощник.

– Много чего. Поначалу звалась Кладбищенской дорогой, но года два как название поменялось.

В Джебидайе проснулось любопытство.

– Расскажи о ней, Хрыч.

– Не то чтобы я верил во всякий вздор, но историю об этой дороге я узнал, можно сказать, из первых рук.

– Ого, байка с привидениями, – сказал Билл.