– Я только за журналом. Масса дел, нужно идти.
– Почему бы вам не снять пальто и не присесть ненадолго? – предложил он.
– Нет, вы же заняты, – я кивнула на телевизор.
Я была уже у двери, когда Джек окликнул меня:
– Флоренс, вы забыли журнал!
Пришлось вернуться. Джек взял пульт и выключил телевизор.
– Составьте мне компанию хоть ненадолго!
– Мне казалось, вы телевизор смотрите, – напомнила я.
– Только пока не подвернется что-нибудь получше. – И он указал на соседнее кресло.
Элси крикнула из своего угла, качая головой и смеясь:
– Да сядь уже, ради бога, из-за тебя комната выглядит безалаберно!
– Ну, разве что на минутку, – решила я. – Надолго задержаться не смогу.
Я все им рассказала, еще пока снимала пальто.
– Он нашел, где я живу, – сказала я, стягивая рукав. – Он меня специально искал!
– А может, он просто говорил о своем генеалогическом древе? – Элси поглядела на меня поверх края чашки. – В парикмахерской, когда тебе укладывают волосы, легко ослышаться и неправильно понять. Резкие запахи, журчанье воды…
– Нет, его привели сюда поиски. Он хотел меня найти.
– Зачем ему это? – удивился Джек.
Я уловила легкое движение Элси – она едва заметно повела подбородком.
– Из-за того, что случилось, – сказала я. – Из-за того, что произошло с Бэрил.
Элси уже решительно качала головой, но я вознамерилась не поддаваться и не обращала внимания.
Элси говорит, что меня порой заносит. Утверждает, что я всегда такой была, что у меня язык вечно обгоняет голову, и не успеешь и глазом моргнуть, как я уже выкладываю все, что у меня на уме.
«Некоторые вещи лучше оставить в прошлом, – говорит она, – а тебя хлебом не корми, дай только все выкопать и разболтать».
– Бэрил была сестрой Элси, – объяснила я Джеку. – С ней случилось… нечто ужасное.
– Джеку не интересно об этом слушать, – перебила Элси. – Почему бы тебе не рассказать ему о фабрике? Нам ведь там неплохо работалось, несмотря ни на что?
– Я никогда не хотела работать на фабрике, – отрезала я. – И никто из нас не хотел.
Это правда – не хотели. Но иногда жизнь ведет тебя извилистым путем – иногда только решишь чуть свернуть, уверенная, что впереди у тебя совсем другое, и лишь по прошествии лет начинаешь понимать, что прошлое не вело к цели, как ты изначально рассчитывала. Если повезет, ты чего-то добиваешься, но большинство людей мечутся по жизни из стороны в сторону, спотыкаясь о собственные колебания. Я вот никогда такой не была. Я с самого детства точно знала, кем хочу быть.
– Бэрил тоже работала на фабрике? – поинтересовался Джек.
Я покачала головой:
– Не надо о Бэрил.
Он нахмурился:
– Тогда давайте о фабрике. Если вы не хотели там работать, то чем же вы хотели заниматься?
– Я хотела стать ученым, – призналась я. – И внести вклад в мировой прогресс.
Это правда. Впервые я об этом объявила, когда мы сидели на кухне у меня дома. Пахло теплом и выпечкой, мой пес Сет лежал у ног, выстукивая хвостом по ковру некий ритм. Элси призналась, что иногда «одалживала» у меня семью – попробовать, как живут нормальные люди. По ее словам, только у нас она видела столовые приборы, разложенные вокруг тарелки на салфетке.
– Я обязательно что-нибудь изобрету. – Я отодвинула учебники с места десертной ложки. – И это изменит мир.
– А ты, Элси? – спросила моя мать.
Элси протянула руку и погладила Сета по голове.
– Бэрил говорит, нам всем дорога на фабрику. Не представляю, как ты сможешь изменить мир оттуда.
– Бэрил ничего не знает! – возмутилась я. – Трепло твоя Бэрил.
Бэрил действительно болтала без умолку. Длинный язык в конце концов и довел ее до гибели, но тогда ни я, ни Элси об этом не догадывались.
– Мир можно изменить даже из-за этого кухонного стола, стоит лишь захотеть. – Мать полезла в шкафчик и вынула большую стопку обеденных тарелок. – Нужно только делать мудрый выбор.
Джек внимательно слушал.
– Она была права, – сказал он. – Ваша мама была права.
Моя мать всегда была права. У нее была внешность женщины, которая всю жизнь делает правильный выбор. Волосы всегда подколоты, одежда выглажена. Когда бы я ни вошла в дом, мать появлялась из кухни, вытирая руки или неся что-то интересное. Она будто была шаблоном материнства, одной из выкроек, которые Гвен постоянно оставляла на обеденном столе. По-моему, мама добилась всего, о чем мечтала. «Мама Флоренс» – так она всегда представлялась, и меня не покидало ощущение, что, родившись, я невольно забрала все, чем мама была раньше.
Я повернулась к Джеку:
– Я хотела, чтобы мы пошли в университет. Я все распланировала, но Элси меня не поддержала.
В голосе Джека появилась мягкость.
– Не поддержала?
– Но не потому, что я не хотела! – подала голос Элси. – Ты же знаешь мои обстоятельства! Ты прекрасно знаешь, почему я не могла пойти!
Вечером того же дня мы сидели на лужайке, глядя, как Сет носится за мотыльками. Псу никогда не удавалось схватить ни одного, поэтому он неистово на них гавкал. Лай у него был какой-то рваный, неровный и странно настойчивый, точно собака знала что-то, скрытое от нас. Неготовые отпустить лето, мы поплотнее запахнулись в кардиганы и свернулись на шезлонгах. Вечера становились холодными и неизбежными – чувствовалось, что пришла осень.
Я растянулась на шезлонге.