Новое сердце

Самым крупным спонсором, ежегодно отчислявшим взносы в отцовский фонд для постройки нового дома собраний, был «Хуцпа» – оздоровительный центр по гармонизации тела, разума и духа, расположенный в Линли и руководимый моей матерью. Хотя клиентура и не относилась к определенному вероисповеданию, мать приобрела известную репутацию в женских клубах при синагогах. Для того чтобы расслабиться и омолодиться, к ней приезжали постоянные клиенты из таких удаленных штатов, как Нью-Йорк, Коннектикут и даже Мэриленд. Для своих скрабов мать использовала соли Мертвого моря. Кухня на ее спа-курорте была кошерной. О ней писали «Бостон мэгэзин», «Нью-Йорк таймс» и «Лакшери спа-файндер».

В первую субботу каждого месяца я ездила в центр на бесплатный массаж, косметические процедуры для лица или педикюр. Подвох состоял в том, что после этого мне приходилось выдерживать обед с матерью. Мы довели процедуру до автоматизма. К тому времени, как нам приносили ледяной чай с маракуйей, мы успевали покончить с темой «почему ты не звонишь?». Салат сопровождался рассуждениями о том, что «я умру, так и не став бабушкой». Под закуску, соответственно, обсуждался мой вес. Нечего и говорить, что до десерта мы так и не добирались.

«Хуцпа» была белой. Не просто белой, а пугающе белой. Такой белой, что дух захватывало: белые ковры, белая плитка, белые халаты, белые тапочки. Я понятия не имею, как матери удавалось содержать салон в такой чистоте, если учесть, что, когда я росла, в доме всегда был уютный беспорядок.

Отец говорит, что Бог существует, хотя для меня это не бесспорный факт. Это не означает, что я не ценю чудес, как любой другой человек. Например, когда я подошла к конторке, администратор сказала, что моя мать не придет на обед, потому что в последнюю минуту у нее была назначена встреча с оптовым продавцом орхидей.

– Но она сказала, вам тем не менее можно принять процедуры, – пояснила администратор. – Вашим косметологом будет Диди, а ваш шкафчик под номером двести двадцать.

Я взяла халат и шлепанцы, которые мне вручили. Шкафчик номер двести двадцать был среди пятидесяти других, и несколько женщин среднего возраста снимали с себя одежду для занятия йогой. Я зашла в другую зону со шкафчиками, к счастью пустую, и переоделась в халат. Если кто-то пожаловался бы, что я вместо своего воспользовалась шкафчиком номер шестьсот шестьдесят четыре, мама вряд ли отреклась бы от меня. Я ввела код ключа 2358 и, собравшись с духом, постаралась не смотреть в зеркало, когда проходила мимо.

Мне мало что нравится в собственной внешности. В фигуре есть изгибы, но, кажется, не в тех местах. Волосы, копна темных кудряшек, могли бы придать мне сексуальности, но приходится распрямлять их. Я читала, что стилисты в шоу Опры распрямляют гостям такие шевелюры, как у меня, поскольку при съемке на камеру кудри добавляют человеку десять фунтов. А это значит, что даже волосы придают людям вроде меня избыточные размеры. Глаза у меня что надо – коричневатые в обычный день и зеленые, когда я в ударе. Но самое главное, они показывают ту мою часть, которой я горжусь, – мой интеллект. Я могу и не стать девушкой с обложки, но голова у меня хорошо варит.

Проблема в том, что не дождешься, пока кто-нибудь скажет: «Ух ты, зацени мозги у этой крошки!»

Отец всегда заставлял меня почувствовать себя особенной, но, глядя на мать, я удивлялась, почему не унаследовала ее тонкую талию и гладкие волосы. Ребенком я хотела быть похожей на нее, а став взрослой, перестала даже пытаться.

Вздохнув, я вошла в зону с джакузи: белый оазис с белыми плетеными креслами, где в основном белые женщины дожидались вызова от физиотерапевтов, одетых в белое.

Диди, улыбаясь, появилась в безупречной курточке.

– Вы, должно быть, Мэгги, – сказала она. – Я узнала вас по описанию вашей матери.

Я не собиралась клюнуть на это и ответила:

– Приятно познакомиться.

Я не вполне понимала протокол этой части процедуры – здороваешься, а потом сразу же раздеваешься, чтобы к тебе прикасался совершенно чужой человек… и ты еще платишь за эту привилегию. Мне одной так кажется или эти спа-процедуры действительно имеют что-то общее с проституцией?

– Предвкушаете обертывание под Песнь песней?

– Скорее я бы согласилась на пломбирование зубного канала.

Диди ухмыльнулась:

– Ваша мама намекала, что вы скажете что-то в этом роде.

Если вам никогда не делали обертывания, знайте – это нечто необычайное. Вы лежите на подогреваемом столе, под гигантским лоскутом тонкой целлофановой пленки, и вы голая. Совершенно голая. Перед тем как начать скрести вас щеткой, косметолог прикрывает ваши половые органы тряпочкой размером с марлевую повязку. При этом у нее совершенно непроницаемое лицо, и невозможно понять, оценивает ли она своими пальцами индекс массы вашего тела. К вам приходит мучительное осознание своих физических данных, хотя бы просто потому, что кто-то экспериментирует непосредственно на вас.

Я заставила себя закрыть глаза и думать о том, что душ Виши даст мне почувствовать себя королевой, а не инвалидом на больничной койке.

– Диди, как давно вы этим занимаетесь? – спросила я.

Развернув полотенце, она держала его, как ширму, пока я переворачивалась на спину.

– Я работаю в спа уже шесть лет, а сюда устроилась совсем недавно.

– Значит, вы опытная, – сказала я. – Моя мать не нанимает любителей.

Она пожала плечами:

– Мне нравится встречаться с новыми людьми.

Мне тоже нравится встречаться с новыми людьми, но только когда они одеты.

– А чем занимаетесь вы? – поинтересовалась Диди.

– Моя мать вам не сказала?

– Нет… она лишь… – начала Диди, но вдруг замолчала.

– Что? Говорите.

– Она… гм… она велела мне сделать дополнительную обработку скрабом на основе морских водорослей.

– То есть она сказала, что мне потребуется двойная порция.

– Она не…

– Она употребляла слово «цафтиг»?[2 - Пышная, соблазнительная (идиш).] – спросила я.

Диди благоразумно не ответила. Прищурившись, я подняла глаза к неяркой лампе под потолком, прислушалась к нескольким аккордам на фортепиано в записи Янни и вздохнула:

– Я юрист Американского союза защиты гражданских свобод.

– Правда? – Руки Диди замерли на моей ступне. – Вы когда-нибудь беретесь за дела… скажем, бесплатно?

– Как раз это я и делаю.

– Тогда вы должны знать об одном парне, смертнике… Шэе Борне. Я писала ему десять лет, начиная с восьмого класса, и это было частью моего задания по обществознанию. Верховный суд только что отклонил его последнюю апелляцию.

– Знаю, – сказала я. – Я составляла резюме от его имени.

Глаза Диди широко раскрылись.

– Так вы его адвокат?

– Ну… нет.

Я даже не жила в Нью-Гэмпшире, когда был осужден Борн, но в обязанности Американского союза защиты гражданских свобод входило составление благожелательных резюме для осужденных на смертную казнь. Когда у тебя есть своя позиция по определенному делу, но ты не принимаешь непосредственного участия в процессе, суд позволяет тебе законно высказать свои соображения, если это поможет в принятии решения. Мои благожелательные резюме показывали, насколько отвратительна смертная казнь, называли ее жестоким и неконституционным наказанием. Я уверена, что судья, взглянув на мои труды, поскорее отложил их в сторону.

– Неужели больше ничем нельзя помочь ему? – спросила Диди.

Суть состояла в том, что, раз уж последняя апелляция Борна была отклонена Верховным судом, ни один адвокат не смог бы почти ничего сделать, чтобы спасти его.

– А знаете что? Я займусь этим, – пообещала я.

Улыбнувшись, Диди укутала меня подогретыми одеялами, спеленав, как буррито, потом села рядом и запустила пальцы мне в волосы. Пока она массировала мою голову, у меня начали закрываться глаза.