Если бы ты был здесь

Я оборачиваюсь и вижу, как пожилая женщина проходит через раздвижную стеклянную дверь и машет мне, веля следовать за ней. Я вхожу в крошечное помещение, которое выглядит одновременно обжитым и заброшенным. Из мебели здесь есть только потертый, уродливый диван в коричневую клетку, деревянный кофейный столик и шаткий стол довольно большого размера. Прямо посреди стола краснеет раковина, в которую вставлена пачка бумажных салфеток. Повсюду разбросаны тряпичные коврики.

В комнате имеются также холодильник, духовка и плита. Но в шкафах нет книг, на полках нет еды, на стенах нет картин.

– Ты, – велит мне женщина на ломаном английском, – оставаться.

Против воли мои глаза наполняются слезами.

– Спасибо, – отзываюсь я. – Я могу заплатить. Dolares[16 - Долларами (исп.).].

Женщина пожимает плечами, как будто это абсолютно нормально – предлагать дом выброшенному на улицу путешественнику, не требуя платы. С другой стороны, может быть, на Исабеле это действительно считается чем-то само собой разумеющимся. Женщина улыбается и похлопывает себя по груди.

– Абуэла, – представляется она.

Я улыбаюсь ей в ответ:

– Диана.

Мое жилище представляет собой маленькую загадку. В нем есть неширокая кровать, и я отправляюсь на поиски простынь. В задней части бельевого шкафа под полотенцами оказываются спрятанными три выцветшие футболки из мягкой ткани: одна – с незнакомым мне флагом, другая – с черным котом, третья – с логотипом какой-то компании на груди. Тот же логотип я замечаю на коробке с огромными рекламными открытками – их в ней несколько сот, не меньше. Логотип компании «G2 Tours» в окружении различных фотографий – вулкана, черепахи, каменистого пляжа и голубоногой олуши с глазами-бусинками. В спальне в побитом жизнью шкафу я нахожу пару огромного размера шлепанцев, а также маску и трубку. В ванной комнате в ящике стола обнаруживаются полупустой тюбик зубной пасты и бутылочка с аналогом ибупрофена. В холодильнике есть пара приправ – горчица и табаско – и при этом никакой еды.

Вот почему я вынуждена покинуть относительный комфорт своего нового жилища. Мой желудок урчит так громко, что игнорировать его становится опасным, и я отправляюсь на поиски еды и сотовой связи. Я снимаю рубашку, которую ношу уже два дня, и переодеваюсь в футболку с логотипом «G2 Tours», завязывая ее узлом на талии. Затем раздвигаю стеклянные двери, переступаю порог и оказываюсь на краю света.

Океан флиртует с берегом, то набегая на него, то вновь отступая. Какое-то движение привлекает мое внимание: неровный выступ скалы внезапно оживает, однако оказывается, что это всего лишь морские игуаны, решившие искупаться. Я пытаюсь следить за траекторией их движения в волнах, но теряю животных из виду на большой глубине. Я прикрываю глаза рукой и пытаюсь разглядеть на горизонте силуэт еще одного острова, но вижу лишь неясное пятно в том месте, где вода встречается с небом. Теперь я понимаю капитана, который прокладывает курс к этой точке на карте, представляя, как достигнет края земли.

Внезапно я чувствую, что между мной и моей реальной жизнью будто пролегли тысячи миль.

Сначала мне кажется, что на пляже никого, кроме меня, нет, но потом вдалеке я различаю чьи-то силуэты, а сосредоточившись, слышу крики – похоже, это резвятся местные дети. Я поворачиваюсь обратно к дому и наверху, за бледной занавеской, замечаю тень – вероятно, Абуэлы.

Наверное, я могла бы подняться к ней и жестами объяснить, что хочу есть. Хозяйка дома, скорее всего, усадила бы меня за стол и приготовила еды. Но с моей стороны такое поведение выглядело бы крайне неучтивым, ведь Абуэла уже оказала мне огромную услугу, приютив в своем доме. Однако, насколько мне известно, магазины не работают, ведь я только что сама видела их закрытые двери. Может быть, в другом конце городка есть открытая забегаловка или рынок? Я взываю к своей внутренней Элизабет Гилберт/Амелии Эрхарт/Салли Райд [17 - Элизабет Гилберт – американская писательница, автор бестселлера «Ешь, молись, люби». Амелия Эрхарт – первая женщина-пилот, перелетевшая Атлантический океан. Салли Райд – первая американка, побывавшая в космосе.] и делаю шаг навстречу неизвестности.

Все та же центральная дорога вьется мимо кактусов, спутанных кустарников и солоноватой воды. Вдалеке розовеют расхаживающие по воде фламинго, и вытянутые петли их шей становятся похожими на выносные элементы букв какого-то секретного послания, когда они ныряют за креветками. В некоторых особо узких местах дорогу окаймляют черные камни. Иногда на ней также можно встретить охапки опавших листьев. Все вокруг выкрашено в зеленое, красное и оранжевое – словно на картинах Гогена. На моем телефоне все это время из четырех палочек индикатора связи горит только одна.

Финн с ума сойдет, если не получит от меня вестей. Он, конечно, должен понимать, что на Галапагосах с Wi-Fi могут быть перебои. Я прямым текстом сказала ему об этом еще вчера, перед тем как связь прервалась. К тому же во всех путеводителях туристов предостерегают насчет плохой связи, предлагая выбирать между слабым Wi-Fi в отеле и тем, чтобы просто отключить телефон и наслаждаться отдыхом. Для нас с Финном последнее звучало очень заманчиво. Но ведь тогда мы думали, что окажемся отрезанными от всего мира вместе…

Если бы все было наоборот – если бы он застрял там, где не было связи, – я бы страшно переживала. Я стараюсь не поддаваться панике: он знает, что я благополучно приземлилась; прошел всего день; я придумаю, как связаться с ним завтра.

Минут через двадцать я замечаю, что солнце уже почти село. Растопыренные во все стороны ветви кактусов при слабом освещении превращаются в преследующих меня незнакомцев. Я подпрыгиваю от испуга всякий раз, когда передо мной проносится игуана. Мне следует повернуть назад, пока не стало слишком темно и я не заблудилась. Я уже собираюсь смириться с тем, что лягу спать голодной, когда замечаю впереди небольшое строение. Я прищуриваюсь, но даже это не помогает мне различить, что написано на вывеске.

Подойдя чуть ближе, я наконец читаю написанное, хотя и так уже становится понятно, что это не ресторан и не мини-маркет. «CENTRO DE CRIANZA DE TORTUGAS GIGANTES». На вывеске имеется перевод на английский – «ЦЕНТР РАЗВЕДЕНИЯ ГИГАНТСКИХ ЧЕРЕПАХ» – и, чтобы у читающего ее не осталось никаких сомнений, внизу нарисована вылупляющаяся из яйца черепаха.

Никаких ворот, ведущих на территорию центра, тут нет, поэтому я спокойно прохожу во внутренний двор. Главное здание закрыто на ночь (или дольше?), но во дворе полукругом расположены вольеры, огороженные бетонной стеной высотой несколько футов, довольно толстой, чтобы я могла на нее облокотиться и заглянуть внутрь, и довольно высокой, чтобы черепахи не могли сбежать.

Я вплотную подхожу к стене и оказываюсь лицом к лицу с доисторического вида черепахой. Ее прищуренные глаза пристально смотрят на меня. Приблизившись ко мне на мягких лапах, она вытягивает шею из своего панциря. Ее голова совсем плоская, кожа как у динозавра, на лапах имеются массивные черные когти, а нос – совсем как у Волан-де-Морта. Она открывает рот и высовывает язык.

Я опираюсь на локти и с наслаждением наблюдаю за тем, как животное отворачивается от меня и устремляется к другой черепахе, виднеющейся вдалеке. Неуклюже шевеля лапами, будто рассекая морские волны, мой знакомый взбирается на панцирь второй черепахи, тем самым обездвиживая ее, чтобы они могли спариться. Самец, за которым я наблюдала все это время, наклоняет голову к своей партнерше, натягивая до предела сухожилия на своей шее. Его толстые лапы похожи на покрытые кольчугой руки. Он хрипло ревет – за всю жизнь самец может не издать другого звука.

– Так держать, приятель, – бормочу я и отворачиваюсь, чтобы предоставить животным возможность побыть наедине.

В других вольерах я замечаю сотни черепах всевозможных размеров. Они похожи на нагромождение армейских шлемов. Одни спят, другие, наоборот, копошатся. Третьи, выползающие из какой-то лужи все покрытые водорослями, или четвертые, жующие какие-то стебли, кажутся бесконечно уставшими от этого мира. Даже самые маленькие черепашки напоминают мне стариков с морщинистыми шеями и лысыми макушками.

В одном из вольеров несколько черепах с аппетитом поедают маленькие зеленые яблоки, упавшие с дерева за бетонным забором. Я наблюдаю, как рептилии превращают их в кашу своими мощными челюстями.

У меня урчит в животе, и я перевожу взгляд на яблоню.

Я не из тех, кто ест ягоды с незнакомых кустов. Ради бога, ведь я живу в Нью-Йорке и считаю природу по большей части опасной. Но если черепахи едят эти яблоки, наверняка они и для человека сгодятся, верно?

Но так просто до яблок не дотянуться. Ветви, нависающие над вольером, уже обглоданы жадными черепахами, так что мне приходится взобраться на бетонную стену, чтобы сорвать яблоко.

– Cuidado![18 - Осторожно! (исп.)]

Я оборачиваюсь и чуть не падаю в вольер для черепах от удивления. Темнота окутала меня, словно сеть, повсюду царит мгла, так что я не вижу, кто меня зовет. Секунду я колеблюсь, но затем вновь поворачиваюсь к яблоне.

Мои пальцы едва касаются кожуры яблока, когда внезапно кто-то срывает меня со стены. Я теряю равновесие, а затем оказываюсь распростертой на пыльной земле. Надо мной нависает незнакомый мужчина. Он кричит что-то на испанском, и я не могу разглядеть его лица в темноте. Он наклоняется ко мне и хватает меня за запястье.

Интересно, почему я решила, что бродить одной в темноте по незнакомой местности безопасно?

Интересно, я не пала жертвой вируса, чтобы пасть жертвой незнакомца здесь, на острове?

Я пытаюсь дать отпор. Я умудряюсь со всей силы ударить обидчика в грудь, он хрюкает и лишь сильнее сжимает меня в своих объятиях.

– Пожалуйста, не убивайте меня! – молю я. – Ведь я не сделала вам ничего плохого!

Он выворачивает мое запястье, и я впервые ощущаю жжение на кончиках пальцев – там, где они соприкоснулись с кожурой яблока. Я перевожу взгляд на свою руку и вижу, что мои пальцы покрылись волдырями и покраснели.

– Слишком поздно, – говорит незнакомец на безупречном английском. – Ты сделала плохо самой себе.

Глава 2

Я вскакиваю на ноги и прижимаю больную руку к груди второй рукой, пытаясь унять пульсирующую боль в кончиках пальцев.

– К ним нельзя даже прикасаться, настолько они ядовиты, – поясняет мужчина. – Эти плоды похожи на яблоки.

– Я не знала, – отвечаю я.

– А следовало бы, – бормочет он. – Здесь повсюду висят таблички.

Ядовитые яблоки, прямо как в сказке. Только вот мой принц застрял в больнице в Нью-Йорке, а злая колдунья – шестифутовый галапагосец, плохо контролирующий свой гнев. Я смотрю на черепах, все еще блаженно пирующих злосчастными яблоками. Незнакомец смотрит в ту же сторону, что и я.

– Ты не черепаха, – резюмирует он, будто точно знает, о чем я думаю.

Жар в пальцах становится невыносимым.

– Насколько они ядовиты? – Я начинаю паниковать.

Мне нужно срочно ехать в больницу?

Есть ли вообще здесь больница?

Он берет меня за руку и пристально разглядывает пострадавшие пальцы. У него темные волосы и темные глаза, на нем беговые шорты и потная майка.