– А чего тут странного. «Смерть», судя по всему, по аналогии с «чёрной смертью», а «серая» с намёком на серое вещество. Для этого у них мозгов хватает.
Альберт был инфицирован также как и Карл. Правда в их крови по счастью содержался только один штамм, который вынуждает доставать из своих шкафов все скелеты и делать это перед кем попало. Но в отличие от Карла у Альберта не было никаких домашних угроз в лице жены или детей, которые могли бы стать жертвами его патологической склонности к чрезмерной правде. В пятьдесят два года Альберт уже не задумывался о семье и полностью посвящал себя науке. Отсутствие каких-либо обязательств перед какой-нибудь женщиной и свобода в выборе половых партнёрш делала его жизнь сносной. Альберт регулярно менял любовниц, стараясь не зацикливаться на какой-то конкретной, как он сам говорил: «от греха подальше». Несмотря на инфицирование, по возвращении из экспедиции он не стал ограничивать себя в интимных потребностях. Но кое в чём он всё-таки изменил в своих привычках – он наотрез отказался признавать контрацептивы, и тому были конкретные причины, а точнее цели, которые Альберт преследовал. Дело в том, что его всегда одолевало неимоверное любопытство знать, какие секреты хранят люди, в чём «серая смерть» изрядно помогала. На втором свидании он узнавал много интересного от своих пассий, которые рассказывали ему о том, во сколько лет и как они потеряли девственность, которая из них довольна сексом, а какая – нет. Но самое главное, что Альберт узнавал – кто замужем, а кто нет. Мысль о том, что он перепихнулся с замужней женщиной его забавляла, а порой только одна такая мысль производила на него эффект сильнее виагры. Так с момента возвращения из Антарктиды Альберт узнал, что в среднем по статистике к измене склонны больше замужних женщин, чем свободных. Из десяти вступающих в свободные половые связи женщин больше половины являются замужними. Это статистика, которую подтверждает домашний траходром Альберта Фроста. Правда он понимал, что эта его регулярная смена любовниц без применения предохранителей превращается в русскую рулетку, причём с каждой новой любовницей риски подцепить венерический сюрприз возрастают. И вот, недавно теория нашла отражение в реальности, в результате чего Альберт вынужден был обратиться в чужую клинику в качестве пациента.
Ввиду особенностей вируса, который сидел в их крови, Альберту и Карлу пришлось не по собственной воле отказаться от кредиток, что называется от греха подальше. Помимо прочего возникла практическая необходимость менять пароли от своих профилей на разных сайтах. Они создавали новый пароль, который состоял не менее чем из двадцати букв и цифр, расположенных в хаотичном порядке без какой-либо системности, чтобы было невозможно запомнить, после чего записывали пароли на листок и прятали его в надёжное место. От греха подальше. И так со всей личной информацией. Это была единственная гарантия того, что важные данные не будут озвучены в компании с теми людьми, которым знать об этом нужно в последнюю очередь.
Карлу приходилось хуже всего. Он изо всех сил сдерживал себя, чтоб не сходить налево, потому что знал, что теперь жена обо всём узнает, и что самое скверное, он сам же себя и спалит по собственной воле.
– Нус, – произнёс Альберт, после чего перекрестился и начал разбавлять образцы собственной крови с новым образцом антидота – с Богом.
Несколькими месяцами раннее.
Над Уругваем возвышалось палящее солнце, покрывая его просторы зноем. А ещё по просторам Уругвая бродила «серая смерть». Она заглядывала в квартиры, дома, номера дешёвых мотелей, подсобки, общественные туалеты и задние сидения автомобилей. Житель Монтевидео Рамон Моралес твёрдо верил, что прошлую ночь он никогда не забудет. Он бы никогда не поверил, что матерящаяся в постели женщина может так сильно его возбуждать. Рамон редко следил за новостями, равно как и раздвинувшая перед ним ноги Паулина. Да и по местным массмедиа о «серой смерти» мало что рассказывали, так как в Южной Америке она только набирала обороты. Поэтому Рамон даже и не подозревал, что он уже одиннадцать часов носил в собственной крови новую мутацию «серой смерти».
Получив диплом экономиста, Рамон Моралес ценой неимоверных усилий взял под залог немалый кредит и занялся разведением скота в масштабах целой фермы. Отбив первый кредит, он взял весь имеющийся капитал, оформил ещё один кредит и купил всё необходимое оборудование, создав собственную компанию по переработке мусора. Старания и риски не оказались напрасными, так как через полгода существования фирма Рамона поставляла экологически чистое сырьё в сорок одну компанию на территории Уругвая, Бразилии, Аргентины и Парагвая, а спустя ещё год и семь месяцев Рамон открыл новый цех по производству пластиковой и картонной тары. Рентабельность оказалась сумасшедшая и теперь его капитал состоял из сельскохозяйственной компании, мусороперерабатывающего завода с вторичным производством тары, два рыболовецких судна, один ресторан и сеть пиццерий из двухсот двадцати пяти торговых точек на территории Уругвая. За последние два года Рамон приобрёл два с половиной процента акций страховой компании, зарегистрированной в Сингапуре и контрольный пакет акций завода по производству кисломолочных продуктов в Манаусе. В тридцать два года Рамон был обладателем четырёхкомнатной квартиры в центре столицы и загородного особняка с жилой площадью в триста семнадцать квадратов. Автопарк насчитывал две машины бизнес-класса, два джипа, три спорткара и один гиперкар. Но главной гордостью Рамона была Пенелопа. Её соблазнительные изгибы и грациозные формы не поддавались никаким описаниям. Справедливости ради стоит отметить, что Пенелопа не могла не выглядеть сногсшибательно, ведь Рамон вложил в её внешность астрономические бабки. Он демонстративно перед всеми хвастался тем, что имеет её. Но больше всего он восторгался её красными как вишня и выпуклыми как арбузы парусами. Палуба была столь просторной, что можно было устраивать настоящую вакханалию. Длина Пенелопы составляла тридцать два метра, о чём часто в присутствии гостей упоминал Рамон, добавляя при этом:
– Кто после этого скажет, что размер не имеет значения?
Весь выходной Рамон провёл в своём особняке и поздним вечером решил развеяться. Он уселся в свой чёрный «бугатти», вдавил педаль в пол и ощутил весь кайф вечернего ветерка, врывающегося через окно. Лишь оказавшись в центре города, Рамон обнаружил, что он не взял с собой сигареты и припарковался возле ближайшего магазина.
Это был обыкновенный ничем не выделяющийся на фоне других супермаркет. Но Рамону так не показалось. Он бродил между рядами и испытывал странное ощущение. Он посмотрел на сковороду с антипригарным покрытием и испытал чрезвычайно сильное желание. Через секунду его взгляд замер на ковше из хромированной стали и подумал, что он не может жить без этого ковша. Пройдя через два ряда, Рамон задался вопросом, с каких это пор он начал тащиться от муки высшего сорта. Он не понимал, почему его так притягивает килограммовая пачка сахарной пудры, но в этот момент он не представлял своей жизни без неё. На какой бы товар он не взглянул, всюду его одолевала тяга овладеть этой вещью.
Но до кассы Рамон дошёл лишь с пачкой сигарет в руках. Он оплатил покупку и встал в паре метров от кассы. Он продолжал стоять до тех пор, пока девушка в соседней очереди не оплатила покупку, после чего направилась к выходу. Рамон тронулся почти вровень с ней, но с небольшим запозданием в доли секунды. Когда девушка миновала антенны, фиксирующие неоплаченные товары, датчики сработали незамедлительно. Тут же следом за ней мимо антенн нырнул и Рамон. Он изо всех сил старался сохранять невозмутимый вид, а оказавшись на улице, его не покидали мысли о том, как долго охранники будут искать жвачку, которую он подбросил девушке в сумочку пока заговаривал ей зубы в отделе бакалеи.
Рамон уселся за руль и начал опустошать свои карманы. Среди награбленного были два шоколадных батончика, шариковая ручка, ластик, спиннер, две батарейки, мини-банан и пачка презервативов. Да, он мог бы за всё это заплатить в тысячекратном размере. Но ему было хорошо от той мысли, что он обладает этим именно по той причине, что за это не пришлось платить. Рамон не мог нарадоваться своему успеху и отправился в ночной клуб, куда он уже опаздывал. Благо в ночном клубе нет никаких датчиков, поэтому забрать со стола рюмку и вынести из здания для Рамона особых проблем не представляло. Домой Рамон ехал в компании Мануэллы.
Мануэлле было ровно тридцать с двухнедельным хвостиком. Она проработала юристом в компании Рамона три с половиной года, после чего ушла в декрет. Несмотря на возраст, в правовых вопросах Мануэлла была как рыба в воде, включая международное право. Этому обстоятельству Рамон придавал особое значение, так как он изначально хотел сформировать квалифицированный персонал, но чтобы все должности занимали сотрудники как можно моложе. Он был твёрдо убеждён, что молодые специалисты куда более прорывные и преисполнены свежих взглядов и идей. Мануэлла была одной из таких и её квалификация не вызывала никаких сомнений. К тому же она всегда покидала офис намного позже конца рабочего дня. Правда Рамон не знал об одной детали, а именно, что Мануэллу так засасывала работа, что она крайне редко посматривала на часы, а об окончании рабочего дня она чаще всего узнавала по наступающим сумеркам, когда ненароком смотрела в окно, копаясь в документах. На днях стало известно, что тот, кто её обрюхатил, взял свои слова обратно и не планирует давать обещания в духе «пока смерть не разлучит нас». Ввиду таких обстоятельств ей пришлось вернуться на ПМЖ к родителям. Для самой Мануэллы вся эта история оказалась скверной лишь из-за того, что этот кобель обещал ей кольцо на пальце когда родится ребёнок, чтобы пережить двойную радость, а как только роды состоялись, спустя месяц вместо кольца на пальце Мануэлла получила просто палец.
Вечером она оставила ребёнка родителям и отправилась в клуб, что стало для неё большой психологической разгрузкой после того, как она долгое время была ограничена в личной свободе ввиду беременности. Встретившись с Рамоном в клубе, она попросила взять её раньше срока, о котором был уговор. Так она надеялась отвлечься от нахлынувшей хандры. Рамон охотно согласился, после чего у него возникло ощущение, что Мануэлла заметно перебрала, хотя и выпила она недостаточно для того, чтобы потерять трезвый ум. Но такие мысли у Рамона возникали, потому что пока его руки держали руль, её рука легла на его пах.
– Эй, ты чего?
Мануэлла откинула голову на спинку сидения и издала негромкий, но очень звонкий смех, который в её слегка поддатом состоянии немного походил на злорадный. Она ответила:
– Как? Хочу тебя отблагодарить – с этими словами Мануэлла продолжила гладить рукой у Рамона между ног.
Сам Рамон не до конца понимал, как ему реагировать на происходящее. Ему нравилась Мануэлла как женщина с первого дня, но ему всегда удавалось держать их отношения в рамках служебных или даже дружеских, но дальше дело никогда не заходило. Он старался напоминать себе о том, что она выпила и сейчас навеселе, а наутро, когда протрезвеет, может дать своим действиям совсем другую оценку. Справедливости ради стоит отметить, что сам Рамон тоже отнюдь не воздерживался от спиртного в клубе, так что настроение у них было приподнятое в равной степени и мысли о служебной этике не смогли удержаться в его мозгу дольше, чем на пару минут.
Он заметил, что с момента их последней встречи её грудь заметно выросла. Об этом говорили и бугорки, которые выпирали над декольте тёмно-синего платья, и особенно сильный эффект они оказывали, когда Мануэлла вдыхала полной грудью.
– Так куда сейчас сворачивать? – задумчивым тоном спросил Рамон, продолжая мимолётом поглядывать на её грудь.
– Откуда мне знать где ты живёшь – томно проронила Мануэлла, расправляя свои длинные чёрные волосы.
Её рука на паху Рамона стала работать настолько активнее, что в один момент его нога рефлекторно вздрогнула и вдавила педаль газа чуть глубже, после чего стрелка на спидометре подскочила аж до ста сорока пяти километров. По счастью ближайший автомобиль находился на такой дистанции, что его фары едва просматривались в виде слабых крошечных красных огоньков.
Превозмогая порыв небывалой похоти и вожделения грядущих потрясений на простынях, Рамону всё же удалось сквозь ночной мрак доехать до дома без происшествий, обезопасив свой гиперкар от повреждений, которые он мог нанести в состоянии сексуального опьянения. А вот что касается опьянения классического, то алкоголь оказал исключительно положительное воздействие, так как он лишь помог обоим расслабиться в достаточной степени, чтобы спокойно приступить к недетскому занятию, от которого дети просто возникают.
Как и следовало ожидать, холмы и бугры Мануэллы обеспечили потрясения, причём порою в буквальном смысле, когда Рамон от души шлёпал по ягодицам, либо грудь Мануэлы стремилась в лобовое столкновение с его лицом. Процесс превзошёл все ожидания. Её нагота оказалась намного привлекательнее, чем мог представить себе Рамон, а её стоны и извивающиеся движения рождали в голове самые порочные образы, о которых стыдно говорить даже в обществе отъявленных извращенцев.
Очнувшись ближе к полудню, Мануэлла чувствовала себя превосходно. Она пребывала в здравом уме и прекрасно помнила всё, что происходило с ней в этой самой комнате. И от этого ей на душе становилось лишь теплее. От нахлынувшей депрессии не осталось и следа, как и воспоминаний об отце её ребёнка. Со стороны могло показаться, что Мануэлла просто как следует потрахалась и поэтому хорошенько прочистила мозги от лишних мыслей. Но это было не совсем так. Её настроение было на подъёме, но она испытывала какое-то странное ощущение. Мануэлла понимала, что ей всё равно чего-то не хватало, и чем тщательнее она оглядывала спальню Рамона, тем сильнее становилось это чувство. Пока она подтягивалась, разразившись широкой улыбкой, Рамон всё ещё спал. Мануэлла решила не будить его и заказала такси. Но перед этим положила глаз на бритвенный станок в ванной комнате, статуэтку в форме ангелочка в гостиной, перочинный нож на кухне и крем для обуви в прихожей. Уместив это всё в своей сумочке, Мануэлла отправилась долой, испытывая чувство, близкое к какому-то нездоровому экстазу.
Ровно через неделю частный самолёт Рамона Моралеса приземлялся в аэропорту Монреаля, куда он прибыл по приглашению своего делового партнёра по имени Эдвард Нэш, владеющего активами почти на семьсот миллионов долларов. Ему принадлежал завод по производству зубных щёток, у которого был контракт с компанией Рамона на поставку пластикового сырья. В тридцать восемь лет Эдвард прекратил офисную работу, предпочитая оставаться владельцем, сбросив тем самым всю возню на менеджеров. Последние пару лет Эдвард начал работать над своим телом, желая стать обладателем огромных бицепсов и кубиков на животе. Кое-каких результатов добиться ему удалось, а именно нарастить мышечную массу, правда все эти мышцы пока ещё скрывались под небольшим слоем жировых отложений, объём которых так и не сократился. Но оттого Эдвард менее привлекательным не становился ввиду своего влияния в определённых кругах. Но ещё задолго до этого он начал интересоваться куда более привлекательным увлечением. Это началось в тот момент, когда Эдвард в компании друзей полетел отдыхать за океан и объездил половину всей Европы менее чем за месяц. Основательный сдвиг в его вкусовых предпочтениях произошёл тогда, когда он куролесил в таких странах как Германия, Нидерланды, Дания, Швеция, Польша, Чехия. Но кварталы красных фонарей в списке впечатливших мест стояли далеко не на первом месте. Неподдельный интерес у Эдварда Нэша вызывали те места, которые невозможно было найти ни в одном путеводителе.
И вот вернувшись домой, он услышал самый очевидный вопрос, который в этом случае могла задать жена:
– Нашёл объекты для инвестиций?
Ответ Эдварда оказался вполне смелым, но и в тоже время отбрасывал какие-либо подозрения со стороны благоверной:
– Есть несколько мест. В следующем месяце полечу ещё. Кое в чём ещё следует разобраться чуть подробнее.
Короче говоря, через два дня Эдвард купил особняк в пригороде Монреаля и через три недели он был полностью переоборудован и подготовлен для приёма членов закрытого клуба оргий. Теперь у Эдварда была своя Европа прямо под боком.
Ему так и не удалось узнать каким именно образом, но через восемь месяцев его жена всё-таки узнала об этом дворце приватной порнухи и подала на развод. Благо на тот момент состояние Эдварда было в разы меньше, а детей они так и не успели завести, посему и тот кусок, который смогла оттяпать жёнушка в результате бракоразводного процесса, оказался не столь велик, а по нынешним меркам так и вовсе сущие копейки. С тех пор выбор между собственным капиталом и супружескими кандалами для Эдварда Нэша больше не стоял.
Это был последний будничный день, так что все гости могли предаваться плотским утехам, не заморачиваясь о том, что завтра им надо вставать пораньше. Собственно, эту деталь Эдвард учитывал, когда планировал капитальный ремонт и обставлял интерьер. Для этого он замуровал изнутри все окна, разместил повсюду приглушённое освещение и убрал из дома все часы. Таким образом, оказываясь внутри, гости забывали о времени как таковом и не замечали смену времени суток. В этом смысле особняк оргий Эдварда напоминал казино, где руководство заведения делает всё возможное для того, чтобы посетители не замечали, как проходит время и застревали внутри как можно дольше.
Прошло чуть больше часа с того момента, как вся компания из тридцати восьми человек была в сборе. Некоторые уже потели полным ходом. Стоны и шлепки доносились из каждой комнаты.
А тем временем Эдвард Нэш, Рамон Моралес и Люсьен Фарси никуда не спешили. Раздевшись догола, они сидели в дружном полукруге из трёх красных кожаных кресел с журнальным столиком посередине, на котором находились настольная лампа с миниатюрным розовым абажуром, распечатанная бутылка горячительного и забитая до краёв презервативами ваза. Это была часть гостиной, а если быть точнее, то угол гостиной. Стены в этой части особняка скрывались под слоем нежно-фиолетового оттенка. Пол был устелен ламинатом с древесным градиентом. В руке каждого лежало по стакану виски со льдом, из глубин гостевого зала доносилась тихая медленная расслабляющая музыка.
Люсьен активно болтал и в выражениях себя не сдерживал. Но его новый жаргонизм со знаком «18+» здесь не казался чем-то неуместным. Члены этого общества имели настолько тесные связи, насколько это было возможно и ничего зазорного в сквернословии не видели. Резкую смену манеры речи было невозможно обнаружить ещё и по той причине, что для Люсьена это всего лишь третье участие в оргии, на которые он вырывался только в отпуск. Поэтому мало кто из присутствующих доподлинно знал об истинной манере общения Люсьена кроме Эдварда, который посчитал, что так на его друга повлиял новый ремонт в духе «Студии 54[2 - Всемирно известный ночной клуб, прославившийся легендарными вечеринками, жёстким фейсконтролем, беспорядочными половыми сношениями и непомерным употреблением наркотиков.]».
– Восемнадцать пунктов – возмутительным тоном произнёс Эдвард, рассказывая о падении котировок акций сети швейных фабрик, полный пакет которой он выкупил в прошлом году. – Вы только представьте, восемнадцать пунктов за одну неделю. Когда активы уже ничего не стоили, я выкупил их за сущие гроши, через шесть месяцев фирма погасила все долги и вышла в ноль, а ещё через три удалось получить заказы больше чем на год вперёд, и если всё пойдёт по плану, то я получу выхлоп ещё до того, как истечёт календарный год. Да я эту компанию из такой жопы вытащил…
Но все эти восхвалённые речи вызывали большие сомнения у Рамона.
– И сколько ты вложил?
– За весь пакет акций я отдал…
– Да нет же – прервал Рамон. – Я об уставном капитале. На какую сумму ты покрыл долги из своего кармана?
Эдвард старательно изобразил удивление, что у него получалось неубедительно.
– Что значит из своего кармана? Я заплатил только за саму компанию, а долги по кредитам и фонду заработной платы гасил постепенно из прибыли.
Рамон взмахнул рукой и недоверчиво произнёс:
– Ай, да хватит заливать. Тоже мне антикризисный менеджер.
Эдвард наклонился чуть вперёд, поставил полупустой стакан на стол и начал говорить чуть более серьёзным тоном:
– Давай кое-что уточним. Ты хочешь сказать, что я трепач?
Рамон сделал последний глоток из своего стакан, пафосно опустил его на лакированный подлокотник кресла и ответил, широко разведя колени:
– Да. Давай уточним. Я сказал, что ты хочешь выставить себя слишком крутым. А я говорю, что любой капиталист с головой на плечах при покупке убыточного предприятия, имея возможность погасить долги за свой счёт, он погасит эти самые долги, чтобы избавиться от всех сдерживающих рост негативных факторов, за счёт чего компания практически с первого дня начинает работать в плюс, а окупаемость вложенных средств становится вопросом времени. Но нет, ты пытаешься выставить себя каким-то финансовым экстремалом, который придумал уникальный рецепт как выводить убыточный объект из ямы.