Венерические приключения землян

– А, девочки, хоре петушиться – проронил Люсьен.

– А мне кажется ты просто считаешь, что у меня мозгов не хватит чтобы…

В этот момент подошли Камилла, Сабрина и Регина двадцати девяти, тридцати пяти и тридцати двух лет. Первой стала рыжеволосая Камилла с модифицированной до четвёртого размера грудью. Она села на колени Рамону и начала лезть языком ему в рот.

– Да-да, я тебя слушаю, – сказал Рамон, начиная ласкать Камиллу со всех сторон, а последнее слово он сказал с интонацией небывалого сексуального возбуждения, когда девушка принялась гладить его самый главный и чувствительный орган – продолжа-а-ай…

Сабрина олицетворяла собой настоящий коктейль генов разных сортов. В ней сочеталась кровь итальянцев, немцев, японцев, мексиканцев, кубинцев и пуэрториканцев. По части тела, как и с лицом, ей ничего не следовало менять. Природа всё сделала сама. Она опустилась на колени перед Люсьеном и предпочла не медлить с делом, когда рассмотрела двадцать два сантиметра у него между ног.

– Так вот… – не унимался Эдвард, в то время как Рамон уже восемь секунд как положил с прибором на его речь, предвкушая момент, когда он вгонит собственный прибор в Камиллу. Но и сам Эдвард не долго ещё парился по поводу спора, потому что Регина была мастером спорта по спортивной гимнастике, что позволяло ей встать на руки, распахнув в шпагате влагалище перед лицом Эдварда и предложить ему шестьдесят девятую. Единственной частью тела, оставшейся у Регины в первозданном виде, было её смазливое личико. Волосы она регулярно красила в разные тона блондинистого. О том что сиськи сделанные говорили слишком чёткие контуры между растянутой на силиконе кожей и той частью кожи, которая окружала упругие холмы. А вот ягодицы Регины были самый свежак – прошло всего пару недель, как от шрамов не осталось никаких следов.

Через пару часов дом Эдварда уже являл собой дикий лес в брачный сезон. Сношались все и без разбора. В каждом углу, на каждом диване и кровати, на кухонном столе, у окна, на балконе, перед камином.

– Тебе нравится? – спрашивал Люсьен, продолжая удовлетворять раком сорокалетнюю Лолу. Она являла собой типичный образ женщины, которая как вино – с годами становится только лучше. Если у одних женщин формы были красивые, у других привлекательные, у третьих сексапильные, то у Лолы они были самые возбуждающие. Ещё с порога она предстала в красной блузке с настолько глубоким декольте, что её груди пятого размера едва ли ни наполовину выпячивали наружу, а когда она ходила, то при таких габаритах даже малейшая тряска была категорически противопоказана, потому что сейсмическая активность давала о себе знать. Раздевшись, Лола показал всем, что соски у неё такие же впечатляющие, как и сферический полигон. Но те, кто занялся с ней сексом, открыли для себя кое-что ещё. Войдя в неё, Люсьен понял, что там у Лолы не щель, а настоящий кратер, который может вместить в себя ещё несколько снарядов.

Её лицо передавало искренний восторг, хотя из её рта крайне редко вырывались стоны, которые говорили бы об этом. Люсьен продолжал двигаться, наблюдая то за сотрясающимися ягодицами, то за раскачивающимися длинными волосами зрелой блондинки. Не дождавшись ответа, Люсьен повторил вопрос, но на этот раз чуть повысил голос:

– Я спросил «тебе нравится», сучка!?

Стоя на полу на четвереньках, Лола выразила гримасу недоумения и проронила сквозь учащённое дыхание, не поворачивая головы:

– Чего?

– Ты всё прекрасно слышала, шлюха! – в дерзкой манере отозвался Люсьен.

Лола поправила рукой спадающие на лицо волосы, а затем предупредила недовольным голосом:

– Ты там в роль вживайся, но палку не перегибай.

Что-что, а ту палку, которой Люсьен работал, уж точно перегнуть невозможно. Люсьен посмотрел на правую руку Лолы, где рассмотрел обручальное кольцо.

– Нравится изменять своему благоверному, да? Любишь раздвигать ноги перед всеми кобелями?

Сам того не ожидая, от этих слов Люсьен возбудился ещё сильнее. Не переставая погружаться в Лолу, он наклонился, взял обеими ладонями её огромные расплывающиеся груди и, зажмурив глаза, ускорился, проронив:

– Нравится наставлять ему рога!? Тогда получай, СТЕРВА!

Не успела Лола ответить на его оскорбления, как Люсьен задвигался так быстро, что Лола начала громко стонать, а через десять секунд это уже больше напоминало крики и происходящее скорее было похоже на изнасилование. Лола ещё долго кричала в такт шлепкам её ягодиц с бёдрами Люсьена.

Рамону Моралесу и Люсьену Фарси отводились особые роли. Все женщины, которые вступили с ними в половые связи, подцепили то, что не вылечит ни один венеролог. На пару они удовлетворили и обогатили одиннадцать женщин, которые в свою очередь передали «привет» двенадцати другим мужикам, а те… Но из всей этой толпы особым экземпляром стала Сабрина, так как закончив с Люсьеном, через несколько часов она начала сношаться с Рамоном, отправив экспресс-рейсом взрывоопасную посылку в Монтевидео, откуда за одиннадцать дней взрывная волна беспорядочных половых связей донесёт комплект из двух психических сдвигов до границы Уругвая с Аргентиной, а оттуда в течение трёх недель «серая смерть» будет насчитывать восемьдесят два случая инфицирования по всей Южной Америке двумя штаммами и сто тридцать четыре случая инфицирования одним штаммом.

Спустя двое суток, когда все участники оргии разъехались, Эдвард обратил внимание, что он перестал контролировать свою речь. Как бы он того не хотел, а сквернословие вылетало из уст само собой. Но главное удивление его ожидало, когда выяснилось, что из его трахального особняка исчезли ваза династии Мин и искусная копия Фаберже. Это из того, что он заметил. А помимо этого ещё два хрустальных стакана, семь инкрустированных бокалов, четырнадцать вешалок, весь остаток кубинских сигар вместе с гильотиной, две зажигалки, три запечатанных вискаря, две бутылки шампанского, одна бутылка белого, одна красного полусладкого и шестьдесят девять презервативов. Последнее было весьма символично.

Восемь ночей подряд сорокаоднолетний Кларенс Хастлер просыпался по десять раз от мучавшей его бессонницы. На шестой день он не выдержал и обратился к своему лечащему врачу. После некоторого обследования доктор сказал, что никаких отклонений в организме не наблюдается и причина носит скорее психологический характер. Но чтобы не глотать лишнюю химию, для начала врач порекомендовал Кларенсу уделять больше времени физической активности. Прошлым вечером Кларенс прислушался к совету доктора и посетил дом терпимости, благодаря чему всю ночь проспал как убитый. Он чувствовал себя настолько превосходно, что даже передумал варить кофе, как он делал это каждое утро перед уходом на работу. Впервые за долгое время он не думал о своей стерве, которая после развода оттяпала ровно половину и забрала детей. Выйдя на улицу, Кларенс вдруг подумал, насколько сильно могут радовать душу чистое небо и зелёная трава. В его мозг закрались весьма необычные мысли. Он подумал о том, что раз на улице нет дождя, то чем не повод радоваться жизни. Кларенсу давно не было так хорошо. Он выглядел по-настоящему счастливым.

Надо бы почаще куролесить со шлюхами – подумал Кларенс сидя за рулём, когда загорелся красный. Кто бы мог подумать, что можно так просто избавиться хандры.

Он прибыл на работу на семь минут раньше обычного. Чтобы убить время до начала совещания, Кларенс всё же решил выпить кофе и отправился в кафетерий. Там ему подали напиток в чашке с блюдцем, после чего он разместился за свободным столиком. Потянувшись за сахаром в стиках, рука Кларенса зависла над посудой. Он взял один сахар. Потом ещё один. Третий. И так продолжалось до тех пор, пока двадцать девять стиков с сахаром не оказались во внутреннем кармане пиджака Кларенса, а тридцатый растворился в его чашке. На душе стало также сладко, как и в чашке с кофе.

– Ну как оно? – спросил Брендан Гроссман.

Они работали вместе уже второй год. Брендан был почти во всём схож с Кларенсом за исключением семейного положения и незаурядной привычки следить за своей причёской. Он не покидал своей квартиры не обработав шевелюру гелем. Но мало того, Брендан ещё и всё время носил при себе расчёску, которой разравнивал причёску каждые полчаса. Вот и теперь, сев за стол напротив Кларенса с чашкой чая, он достал расчёску и провёл ею, выпрямляя волосы назад.

– Пойдёт. А на твоём фронте?

– Посмотрим. Если к концу дня шефа никто не грохнет, то будет шикарно.

Спустя полчаса начальник Кларенса озвучивал план на день.

– Итак. Через двадцать семь минут запланирован визит австрийского канцлера. Сколько продлится беседа, увы никто не знает. После переговоров будет приём вице-президента, затем предстоит серия телефонных звонков и брифинг. Но это по плану. Если вся история не завершится до одиннадцати, то брифинг отменяем, потому что «Первый» должен покинуть резиденцию до полудня…

Стоя позади, Кларенс заметил торчащий край расчёски из заднего кармана брюк Брендана. Стараясь сохранять беззаботный вид, он зажал кончик расчёски указательным и большим пальцами и аккуратно начал тянуть, а когда расчёска уже легла во внутренний карман его пиджака, Кларенс испытал небывалый эмоциональный подъём.

После собрания Кларенс и Брендан сопроводили начальника в покои хозяина Белого дома. На подступах к порогу Брендан потянулся к заднему карману и обнаружил, что расчёски нет. Он был не растерян, но озадачен. Во всяком случае в тот момент ему было уже не до охраны первого лица.

Пока начальник охраны докладывал президенту об обстановке и планах в ближайшие часы, внимание Кларенса приковала чёрная плоская шкатулка параметрами восемьдесят миллиметров на девять и на двадцать пять. На шкатулке присутствовал девятизначный кодовый замок. Кларенс знал, что эту штукенцию президент всегда носит с собой, поэтому было невозможно не положить на неё глаз. Шкатулка стояла на небольшом столике под светильником с кремовым торшером. Кларенс присмотрелся к тому, насколько оживлённо что-то обсуждали начальник с президентом и начал медленно подкрадываться к шкатулке.

Иди к папочке.

Шаг за шагом, сантиметр за сантиметром Кларенс приближался к цели.

Ещё чуть-чуть.

Его рука уже зависла над столиком и при первом же касании Кларенсу так и захотелось крикнуть:

О да! Ка-а-а-айф!

Спустя полминуты они выводили президента в коридор, направляясь на встречу с канцлером Австрии. Однако все планы полетели к чертям, потому что президент тем утром посеял пусковые коды ядерных ракет.

А тем временем нормы речи в современном обществе менялись по мере распространения вируса по просторам Земли обетованной. Но это было лишь полбеды, потому что теперь весь мир рискует не только стать грубым и неотёсанным, но и оказаться во власти клептоманов.

5. Незащищённые права потребителя

Доктор Альберт Фрост и доктор Карл Грин проводили испытания семьдесят второго образца. Результат оказался относительно успешным. Действие препарата продолжалось лишь два часа. Но и это уже было хоть каким-то продвижением в деле. Так считал доктор Фрост. Доктор Грин тем временем настраивался на очередной скандал по возвращении домой, так как понимал, что при первой же возможности его развязанный «серой смертью» язык расскажет супруге об очередной связи на стороне. По счастью для Карла тот день с доктором Фростом они провели в лаборатории не зря. Ему требовалось всего лишь взять с собой несколько доз и делать инъекции каждые два часа.

Но как бы там ни было, словесных разборок дома избежать всё равно не получилось, потому что у миссис Грин, в отличие от мужа, антидота в наличии не было. Поэтому практически с порога Карл узнал о том, что его безумно ревнивая Эмма дала себя трахнуть, причём соседу по лестничной площадке, причём посреди белого дня, да ещё и прямо на кухонном столе. В этом пороке Эмма созналась, когда начала рассказывать Карлу о том, как ей хотелось бы поменять их кухонный стол, а именно взять точно такой же как и у соседей, который настолько качественный, что не издал ни единого скрипа даже за все те полчаса, которые она с соседом раскачивались на столешнице.

Тем же вечером дело было в Амстердаме. Подошёл к концу последний рабочий день на неделе и сорокачетырёхлетний Франк Стам вздохнул с облегчением. Работа частного психиатра доставляла ему неподдельный интерес, однако ближе к концу рабочей недели его мозг кипел, а тело доходило до состояния, которое можно описать как нечто среднее между бревном и овощем. Вне работы он всё равно сохранял сущность психиатра и во время знакомства с новыми людьми Франка занимал процесс наблюдения за собеседниками, за ходом мысли, ловля на лжи, он старался оценивать внешний вид, жесты и мимику, исходя из чего затем составлял психологический портрет, а после тщательного знакомства спустя некоторое время сравнивал собственные выводы с реальными чертами психотипа. Последние годы его особенно сильно стала интересовать специфика речи. Всякий раз во время диалога с кем бы то ни было Франк старался подстраивать свою лексику под манеру речи собеседника, пытаясь разговаривать на таком же языке.

Внешне Франк вполне соответствовал своему возрасту, а на фоне значительной части своих реальных ровесников казался ещё моложе. Несмотря на изматывающую работу, в силу своей профессии он прекрасно знал, как можно зарядиться энергией и разрядиться от скопившегося негатива. Тот факт, что это был конец рабочей недели, давал веские основания для душевного подъёма и поэтому Франк Стам с непреодолимым чувством глубокого энтузиазма поспешил после работы прямо в направлении квартала красных фонарей. Этому решению способствовал ещё и тот факт, что жена Франка, работавшая медсестрой, заступала в ночную смену, а единственный сын был на международных соревнованиях по велогонкам среди студентов, которые проходили в Польше.

Де Валлен[3 - Самый крупный и известный квартал красных фонарей в Амстердаме.] находился в десяти минутах езды от рабочего офиса Франка. Автомобиль он оставил на общественной парковке недалеко от китайского квартала, решив немного прогуляться пешком и прочувствовать атмосферу. Ещё на подступах к кварталу было заметно как сгущается толпа. В тёмное время суток частично оживлёнными становились и те улицы, которые примыкали к Де Валлену. Ближе к самому кварталу красных фонарей невооружённым глазом было заметно, как замедляются шаги прохожих. Порой создавалось ощущение, что улица встала, уподобляясь автомобильной пробке.

Яркие огни квартала просматривались ещё задолго до того, как люди достигали его просторов. Всюду исходило броское свечение вывесок, которые имели разные оттенки розового и красного. Пройдя чуть вглубь Де Валлен, Франк, как и все прохожие, оказался окружён множеством витрин размером с человеческий рост, за которыми просматривались эротично извивающиеся в розовом свете тела проституток с возбуждающими формами и в сексапильном белье. Всюду царили вожделение и голод, разврат и похоть. Вся улица была пропитана каким-то особым запахом. Это был запах секса.

Во многих торговых точках были расставлены кабинки, которые арендовались проститутками для обслуживания клиентов. Расценки начинались от сотни евро за десятиминутный орал и выше. Цена за пятнадцать минут классического спаривания стартовала от двух сотен, причём плата увеличивалась по регрессивной шкале – чем больше времени покупает клиент, тем дешевле выходит минута.

Но Франк Стам был настроен решительно и намеревался оторваться на широкую ногу. Поэтому он выискивал взглядом контору серьёзного уровня.