Покуда я тебя не обрету

Алиса подняла глаза и сразу поняла, что перед ней Ингрид My; она попросила официанта принести им еще один стул, и тогда долговязая девица нехотя присоединилась к ним, сев на самый край и положив руки на стол так, словно бы перед ней был органный мануал. У нее были чересчур длинные для ее юного возраста пальцы.

– Мне так жаль, что он сделал тебе больно. Мне жаль, что ты вообще его повстречала, – сказала Алиса.

Джек решил, что речь о папе. О ком еще мама могла говорить?

Ингрид My, миловидная, даже изысканная, закусила губу и принялась разглядывать свои длинные пальцы. У нее была большая светлая коса до пояса. Она заговорила, и сразу стало ясно, что речь дается ей с трудом, даже уродует ее образ; произнося слова, она плотно сжимала зубы, словно боялась показать язык (а может быть, не могла его показать).

Джек с ужасом подумал, как ей больно целоваться, как больно тому, кто целует ее. Много позже он вообразил, как папа видит ее в первый раз и думает то же самое, – и Джеку стало стыдно.

– Я хочу, чтобы ты сделала мне татуировку, – сказала Алисе Ингрид. – Он сказал, ты знаешь, как это делается.

Да, у нее трудности с речью, по-английски ее почти невозможно понять.

– Ты слишком молода для татуировки.

– Ну, для него-то я была в самый раз.

Делая ударение на «него-то», Ингрид обнажила плотно сжатые зубы, было видно, как напряглись мускулы у нее на шее, как выдвинулась вперед челюсть, словно она собиралась плюнуть в кого-нибудь. Какая трагедия, что такая красивая девушка может столь резко меняться в лице, – ее уродует каждое произнесенное слово.

– Я не советую тебе делать татуировку.

– Если ты откажешься, я пойду к Тронду Хальворсену, – сказала Ингрид. – Он плохой мастер, он чем-то заразил Уильяма. От него все уходят с заражением.

Алису передернуло, – наверное, ее задело имя Джекова папы, а не тот факт, что местный татуировщик не моет иглы. Ингрид неправильно поняла Алисину реакцию и сказала:

– Ничего страшного, он вылечился. Некоторое время принимал антибиотики, и все.

– Я не хочу делать тебе татуировку.

– Главное, что хочу я. Я знаю, какую татуировку хочу и где я ее хочу иметь. И эту часть своего тела я не хотела бы показывать Тронду Хальворсену. – Она была вынуждена сильно исказить лицо, чтобы произнести имя татуировщика, и, глядя на нее, можно было подумать, что это не человеческое имя, а название чего-то мерзкого и отвратительного. Ингрид положила правую руку себе под левую грудь, туда, где сердце. – Вот тут, – сказала она и укрыла грудь ладонью, так что пальцы коснулись ребер.

– Тут будет больно, – сказала Алиса.

– А я и хочу, чтобы было больно, – ответила Ингрид.

– Давай я угадаю – ты хочешь татуировку в виде сердца, – продолжила Алиса.

Наверное, сердце, разорванное пополам, подумал Джек. Но вообще-то, он играл с вилкой, а не следил за разговором.

Алиса пожала плечами. Разбитое сердце – едва ли не самая популярная татуировка у матросов, она может исполнить ее с закрытыми глазами.

– Я не стану выводить его имя, – сказала она.

– А мне это не нужно, – ответила девушка.

Ага, ей нужно просто сердце, две разорванные половинки, думал Джек. Точно так об этом говорил Бабник Ларс.

– Но однажды тебе встретится другой мужчина, и тебе придется ему все объяснить, – предупредила Алиса.

– Если мне встретится мужчина, ему придется так или иначе узнать обо мне все, – ответила девушка.

– Чем будешь платить?

– Я скажу тебе, где его найти, – ответила Ингрид.

Джек не слушал, на самом деле ему было неудобно слушать человека, который говорит с таким трудом. С тем же успехом Ингрид могла произнести: «Я скажу тебе, куда он думает поехать».

И куда только подевалась вся строгость Алисиных правил! Оказалось, что Ингрид My вовсе не так уж юна и ей можно сделать татуировку. И вовсе она никакой не ребенок, она просто так выглядит. Джек даже думал, что сам это понял, что угадал, сколько ей лет, – на его взгляд, от шестнадцати до тридцати. Он и понятия не имел, что ему был уготован мир женщин куда старше его.

Стоял полдень, янтарный свет заливал их номер, и кожа Ингрид My казалась позолоченной. Она сидела обнаженная до пояса на кровати, рядом с ней Алиса. Джек сидел на другой кровати и пялился на грудь девушки.

– Он же только ребенок, я не против, чтобы он смотрел, – так она сказала.

– А что, если я против? – сказала Алиса.

– Пожалуйста, я хочу, чтобы Джек был рядом, – попросила Ингрид. – Ты же знаешь, он, когда вырастет, будет точная копия Уильяма.

– Еще бы мне не знать, – сказала Алиса.

Возможно, Ингрид была не против потому, что грудей у нее, по сути дела, не было, но все равно Джек не мог глаз от нее оторвать. Она сидела выпрямившись, ее длинные пальцы лежали на коленях, сквозь золотистую кожу рук просвечивали ярко-синие вены. Еще одна синяя вена начиналась у горла и спускалась вниз, между ее крошечных грудей, – казалось, эта вена пульсирует, словно бы у Ингрид под кожей прячется какой-то зверек.

Алиса вывела трафарет целого, а не разорванного сердца под левой грудью у Ингрид, и Джек только тогда заметил, что сердце-то целое. Он-то думал, что Ингрид хотела разбитое сердце, а это было неразбитое. Ингрид же не могла видеть, что делает Алиса, ей потребовалось бы зеркало; но даже если бы оно в комнате было, она бы не заметила – потому что пристально смотрела на Джека, а тот пристально смотрел на ее груди: это было куда интереснее, чем татуировка.

Алиса наносила трафарет, но девушка не проронила ни звука и сидела совершенно неподвижно, и только по ее щекам обильно катились слезы. Алиса не обращала на них внимания, а если они попадали девушке на левую грудь, она вытирала их так же небрежно и быстро, как капельки лишних чернил.

Затем Алиса принялась закрашивать трафарет, и тут стало ясно, к чему она стремилась: она так поместила сердце на небольшую грудь девушки, что создавалось ощущение – оно бьется, сокращаясь одновременно с дыханием Ингрид. Оно было совершенно настоящее, казалось, вот-вот – и из него потечет кровь. Джек видел, как мама укутывала сердце в цветы, как обрамляла его розами, но это ее сердце было совершенно особенное, меньше прочих. И что-то еще в нем было такое. Оно лежало на краю левой груди и касалось места, где под ребрами у девушки билось ее собственное сердце; однажды в будущем именно сюда приложится ладошкой ее ребенок.

Закончив, Алиса ушла в ванную вымыть руки, и тогда Ингрид наклонилась вперед и положила руки Джеку на пояс.

– У тебя отцовские глаза и рот, – прошептала она неразборчиво, как обычно, можно было подумать, что она говорит «нос», а не «рот».

А потом поцеловала Джека в губы, пока Алиса была в ванной. Джек едва не упал в обморок. Она немного раскрыла губы, ее зубы стукнулись о его. Естественно, Джек сразу забеспокоился – а что, если трудности с речью заразные?

Вернувшись, Алиса протянула Ингрид зеркало, а сама села рядом с Джеком и наблюдала, как девушка разглядывает свою татуировку. Та смотрела долго, молча. В любом случае Джек не слышал, что она сказала Алисе, – он убежал в ванную чистить зубы и полоскать рот.

Может быть, Ингрид сказала:

– Сердце целое, а я хотела разорванное пополам.

– С твоим сердцем все в порядке, – наверное, ответила Алиса.

– Нет, оно разбито, разбито! – решительно сказала Ингрид.

Эти слова Джек расслышал хорошо и вышел из ванной.

– Тебе только кажется, – сказала Алиса.

– Ты меня обманула. Я просила другое! – крикнула Ингрид.