– Он знает куда больше, чем ты! – отрезала бабушка.
– Шницель просто превосходный, – заметил отец, записывая что-то в свою тетрадь. – И красное Gumpoldskirchner к нему в самый раз.
– И телячьи почки очень вкусные, – сказал я.
– И яйца тоже, – сказал Робо.
Но бабушка хранила молчание до тех пор, пока мы не вернулись в пансион «Грильпарцер»; только теперь мы заметили, что дверь в туалет подвешена сантиметров на тридцать выше уровня пола, так что напоминает, с одной стороны, дверцы в американских туалетах, а с другой – двери в салунах, какими их изображают в вестернах.
– Так. Я очень рада, что успела воспользоваться туалетом в ресторане, – заметила бабушка. – Господи, как это отвратительно! Постараюсь не выходить в туалет и не предоставлять возможности каждому, кто проходит мимо, пялиться на мои голые лодыжки!
Когда мы оказались в своем «семейном» номере, отец сказал:
– А ведь, по-моему, Йоханна тоже когда-то жила в замке. По-моему, они с дедом арендовали что-то в этом роде, только давно.
– Да, – сказала мама, – еще до моего рождения. Они арендовали замок Катцельсдорф. Я видела фотографии.
– Вот почему рассказ этого венгра так ее расстроил! – догадался отец.
И тут в их разговор влез Робо.
– В коридоре кто-то катается на велосипеде! – сообщил он. – Я видел, как прямо у нас под дверью проехало колесо.
– Робо, иди спать, – сказала мама.
– Но колесо действительно проехало! – возмутился Робо. – И оно скрипело «сквик, сквик»!
– Довольно. Спокойной ночи, мальчики, – сказал отец.
– Почему нам нельзя и слова сказать? – заступился я за брата. – Мы тоже хотим поговорить.
– Вот и разговаривайте друг с другом, – сказал отец. – А я в данный момент разговариваю не с вами, а с мамой.
– Я очень устала и хочу спать, – сказала мама. – И я бы предпочла, чтобы никто и ни с кем больше не разговаривал.
Мы постарались не разговаривать и лежали тихо. Возможно, даже уснули. А потом Робо разбудил меня и шепотом сообщил, что ему нужно в уборную.
– Ты же знаешь, где она находится, – прошептал я в ответ.
Робо вышел, но дверь оставил чуточку приоткрытой; я слышал, как он идет по коридору, касаясь рукой стены. Вернулся он очень быстро.
– Там кто-то есть! – сказал он.
– Ну и что? Подожди, пока этот человек закончит свои дела, и заходи.
– Там даже свет не горел, – не унимался Робо, – а я все равно видел – я заглянул под дверь. Там кто-то есть – в темноте!
– Я и сам предпочитаю делать это в темноте, – сказал я.
Но Робо упорно хотелось поделиться со мной всем, что он там увидел. Оказывается, из-под двери были видны не ноги, а руки.
– Руки? – переспросил я.
– Да! Там, где должны были стоять ноги! – Робо поклялся, что все так и было.
– Слушай, не мешай мне спать! – рассердился я.
– Пожалуйста, пойдем туда и посмотрим, – умоляющим тоном попросил он.
Я потащился по коридору за ним следом, и, конечно же, в уборной никого не оказалось.
– Руки ушли… – растерянно прошептал Робо.
– Ну естественно! Из уборной всегда лучше всего на руках выходить, – насмешливо сказал я. – Ладно, иди писай, я тебя здесь подожду.
Он вошел в уборную, печально шмыгая носом, и помочился в темноте. Мы двинулись обратно и, когда уже подходили к нашему номеру, встретились с черноволосым человеком небольшого роста, с такой же синеватой щетиной на щеках, как у рассказчика снов, который так рассердил бабушку, и в такой же чистой, хотя и поношенной одежде. Он улыбнулся нам. И мне пришлось признать, что шел он на руках!
– Видишь? – прошептал Робо.
Мы вошли в номер и накрепко заперли за собой дверь.
– В чем дело? – спросила мама.
– Там какой-то человек на руках ходит, – сказал я.
– Он и писает, тоже стоя на руках! – добавил Робо.
– Категория С! – пробормотал сквозь сон отец; отцу часто снилось, что он делает пометки в своей толстой тетради.
– Хорошо, мы поговорим об этом утром, – сказала мать.
– Может, это просто акробат, которому вздумалось подшутить над тобой, потому что ты еще маленький, – сказал я Робо.
– А откуда он знал, маленький я или большой, если он в это время в уборной был? – спросил Робо.
– Немедленно спать! – прошипела мама.
И тут из дальнего конца коридора донесся пронзительный вопль бабушки.
Мама накинула свой хорошенький зеленый пеньюар; отец облачился в купальный халат и поспешно нацепил очки; я натянул брюки прямо на пижамные штаны. Первым в коридор выскочил Робо. Из-под двери уборной исходил свет. Но бабушка, находившаяся там, продолжала издавать ритмичные вопли.
– Мы здесь! – крикнул я ей.
– Мама, что случилось? – спросила наша мать.
Мы стояли в широкой полосе света возле двери в уборную.
Нам были хорошо видны бабушкины розовато-лиловые шлепанцы и ее белые, как фарфор, лодыжки. Кричать она перестала.