Мир глазами Гарпа

– Джап!

Пройдет немало лет, прежде чем Гарп поймет и это. А Стюарт Перси продолжал доказывать жене:

– Я достаточно времени провел на Тихом океане, чтобы с ходу распознать джапские глаза. Говорю тебе, он был японцем!

Под словом «он» Стюарт Перси имел в виду человека, который, как он полагал, был отцом Гарпа. В Стиринг-скул игра-угадайка «кто отец Гарпа» пользовалась большой популярностью. И вот теперь Стюарт Перси, основываясь на своем опыте войны на Тихом океане, решил, что отцом Гарпа был японец.

«А в тот момент, – писал позднее Гарп, – я решил, что слово „джап“ означает, что у меня больше нет уха».

– Звать его мамашу нет смысла, – сказал Стюарт жене. – Просто отведи его в изолятор. Она же медсестра, верно? Она лучше знает, что надо делать.

Что надо делать, Дженни действительно знала.

– Вам бы надо привести сюда собаку, – сказала она Мидж, тщательно промывая то, что осталось от уха Гарпа.

– Бонкерса? – спросила Мидж.

– Приведите его сюда, – сказала Дженни. – Я сделаю ему укол.

– Инъекцию? – спросила Мидж и засмеялась. – Вы хотите сказать, что после вашего укола он больше никого кусать не будет?

– Нет, – спокойно ответила Дженни. – Я хочу сказать, что таким образом вы можете сэкономить на ветеринаре. Я имела в виду укол, после которого пес сдохнет. Существуют такие инъекции, знаете ли. И тогда он уж точно больше никого не укусит.

«Вот так, – писал позднее Гарп, – и начались наши „Персидские“ войны. Для моей матери, как мне кажется, они носили классовый характер; впрочем, как она заявляла впоследствии, все войны – так или иначе классовые. Ну а я просто четко усвоил, что Бонкерса следует опасаться. Да и всех остальных Перси тоже».

Стюарт Перси направил Дженни Филдз меморандум, напечатанный на официальном бланке Стиринг-скул. «Я не могу поверить, – писал он, – что вы действительно хотите усыпить Бонкерса!»

– Можем поспорить на вашу жирную задницу, что именно этого я и хочу, – ответила ему Дженни по телефону. – Или пусть он, по крайней мере, отныне и навсегда сидит на привязи.

– Какой же смысл держать собаку и не позволять ей побегать на свободе? – заметил Стюарт.

– Тогда усыпите его, – сказала Дженни.

– Бонкерс уже получил все необходимые инъекции, но все равно – спасибо за предложение, – сказал Стюарт. – Бонкерс ведь очень добрый, право! И только если его раздразнить…

«По всей видимости, – писал позднее Гарп, – наш Жирный Стью полагал, что Бонкерса „раздразнила“ моя „японистость“».

– А что такое «хороший вкус»? – спросил через некоторое время у Дженни маленький Гарп.

В изоляторе, где доктор Пелл как раз зашивал ему ухо, Дженни напомнила доктору, что Гарпу недавно уже делали укол от столбняка, и повернулась к сыну.

– Хороший вкус? – переспросила она, внимательно на него глядя.

Надо сказать, что искалеченное ухо вынудило Гарпа отныне постоянно носить длинные волосы, а он эту прическу не любил и часто жаловался на свои «патлы».

– Ну да, Жирный Стью сказал, что у Бонкерса хороший вкус, – повторил Гарп.

– И потому, значит, он и укусил тебя? – уточнила Дженни.

– Наверное, – сказал Гарп. – Так что это значит?

Дженни прекрасно знала что. Но ответила:

– Это значит, что Бонкерс, видимо, понимал, что ты самый вкусный мальчик из всей вашей компании.

– А я вправду вкусный? – спросил Гарп.

– Конечно, – уверенно ответила Дженни.

– А Бонкерсу откуда это известно?

– Вот этого я не знаю, – призналась Дженни.

– А что такое «джап»? – спросил Гарп.

– Это Жирный Стью тебя так называл? – спросила его Дженни.

– Нет, – ответил Гарп. – Думаю, он сказал это про мое ухо.

– А, ну конечно про твое ухо! – согласилась Дженни. – Это просто значит, что ушки у тебя особенные.

Однако она уже всерьез подумывала, не сказать ли сыну прямо сейчас, что она думает об этих Перси, или же он, будучи достаточно похож на нее, сумеет сам во всем разобраться некоторое время спустя и дать выход своему гневу не без выгоды для себя, ибо, во-первых, приобретет ни с чем не сравнимый опыт, а во-вторых, это может произойти в более важный момент его жизни. Возможно, думала она, лучше приберечь свои размышления до той поры, когда Гарп сможет ими воспользоваться. Дженни всегда считала, что впереди их ждет еще немало сражений, и куда более крупных.

«Моя мать как будто нуждалась во врагах, – писал позднее Гарп. – Реальные или воображаемые, враги эти помогали ей понять, как она должна себя вести и как должна воспитывать меня. Материнство не было у нее инстинктом. Честно говоря, моя мать, по-моему, вообще сомневалась в том, что человеку хоть что-либо дается естественным путем. Она всегда была до предела застенчивой и осмотрительной».

Вот так мир, который был своим для Жирного Стью, стал враждебным для Дженни, и случилось это уже в первые годы жизни Гарпа; начался этап, который можно назвать «подготовкой Гарпа к поступлению в Стиринг-скул».

Дженни наблюдала, как у сына отрастают волосы, постепенно скрывая его искалеченное ухо, и удивлялась, насколько он хорош собой, ведь мужская красота никогда не была определяющим фактором в ее отношениях с техником-сержантом Гарпом. Даже если техник-сержант и был очень недурен, то Дженни этого толком не заметила. Но юный Гарп оказался мальчиком действительно красивым, этого она не могла не видеть, хотя и оставался маленьким, словно родился специально для того, чтобы ему было удобно в поворотной башенке бомбардировщика.

Малышня, носившаяся по дорожкам Стиринг-скул, квадратным зеленым лужайкам и игровым площадкам, менялась на глазах; дети, взрослея, становились все более застенчивыми и неуклюжими. Кларенсу дю Гару вскоре потребовались очки, которые он вечно разбивал; за эти годы Дженни неоднократно приходилось лечить его простуженные уши, а однажды – сломанный нос. Толбот Мейер-Джонс вдруг начал шепелявить; фигурой он напоминал бутылку, зато отличался добрым нравом, но, к сожалению, страдал небольшим хроническим синуситом. Эмили Гамильтон так вытянулась, что без конца спотыкалась, и ее локти и коленки от бесконечных падений вечно были в ссадинах и кровоточили, а когда у нее появились маленькие груди, которыми она чрезвычайно гордилась, Дженни иногда с грустью думала: жаль, что у меня нет дочери. У Айры и Бадди Гроувов, «детей из города», были толстые коленки, широкие запястья и мощные шеи, а пальцы всегда в грязи и ссадинах, потому что оба они вечно отирались в хозяйственном отделе, которым командовал их отец. Подрастали и дети Перси, бесцветно-блондинистые и какие-то металлически-чистые; глаза и волосы у них были цвета тусклого льда на солоноватой Стиринг-ривер, что протекала через солончаковые болота к недалекому морю.

Стюарт-младший окончил Стиринг еще раньше, чем Гарп туда поступил; Дженни дважды его лечила: один раз он растянул щиколотку, а в другой раз подцепил триппер. Позднее ему предстояли и другие испытания: курс в Гарвардской школе бизнеса, курс лечения от стафилококковой инфекции и развод.

Рэндольфа Перси именовали Допи[4 - Dopey (англ.) – полусонный, одурманенный.] до самой смерти (от сердечного приступа, ему тогда было всего тридцать пять; он оказался таким же плодовитым, как и его жирный папаша, и произвел на свет пятерых отпрысков). Допи так и не сумел получить аттестат в Стиринг-скул, однако успешно перевелся в какую-то другую приготовительную школу и через некоторое время ее окончил. А как-то в воскресенье вдруг раздался пронзительный крик Мидж: «Наш Допи умер!» В этих обстоятельствах дурацкая кличка прозвучала столь ужасно, что вся семья с тех пор называла покойника исключительно Рэндольфом.

Уильям Перси, он же Пискля Вилли, надо отдать ему должное, всегда стеснялся своего прозвища и, хотя был на три года старше Гарпа, относился к нему дружески, притом что был старшеклассником, а Гарп только еще поступил в школу. Дженни этот мальчик всегда нравился, и она звала его только Уильям. Она много раз лечила его от бронхитов и была страшно огорчена, узнав, что он погиб на войне (сразу по окончании Йельского университета); она даже послала письмо с соболезнованиями Мидж и Жирному Стью.

Что же касается девочек, то Куши Перси впоследствии добилась своего (и Гарп сыграл в этом известную роль, хотя и небольшую; они с Куши были почти ровесники). А бедняжка Бейнбридж, самая младшая из детей Перси, получившая издевательскую кличку Пух, снова встретилась с Гарпом, когда он был уже на пике своей писательской карьеры.

Все эти дети, и Гарп вместе с ними, взрослели у Дженни на глазах. Дженни дожидалась, когда Гарп дорастет до Стиринга, а черный монстр Бонкерс меж тем состарился и едва ходил, но зубов своих, как замечала Дженни, не растерял. И Гарп по-прежнему его остерегался, даже когда Бонкерс перестал бегать за ребятами, а всего лишь прятался в тени возле белых колонн у входа – весь в космах отросшей, спутанной шерсти, похожий в темноте на куст терновника. Гарп все равно глаз с него не спускал. А вот ученики младших классов, особенно новички, не раз подходили к псу чересчур близко, и тот пускал в ход свои зубы. Дженни вела строгий учет всех наложенных швов и откушенных «частей тела», за которые был в ответе этот проклятый пес, но Жирный Стью игнорировал любые критические замечания Дженни, и Бонкерс продолжал бесчинствовать.

«Мне кажется, мать в итоге просто жить не могла без этой собаки, хотя никогда бы в этом не призналась даже себе самой, – писал Гарп. – Бонкерс стал для нее таким же врагом, как все семейство Перси, этаким сгустком враждебной энергии, воплощенной в мощных мышцах, длинной шерсти и отвратительном запахе. Похоже, мама с радостью наблюдала, как эта собака стареет, а я подрастаю».

Когда Гарп был готов к поступлению в Стиринг-скул, Бонкерсу стукнуло четырнадцать. А когда Гарп поступил в школу, у Дженни Филдз появилось уже и несколько собственных волос цвета «тусклого серебра». Она к этому времени успела уже прослушать все стоящие курсы и составила их перечень в порядке, так сказать, универсальной ценности и развлекательности. Когда Гарп учился в Стиринг-скул, Дженни получила подарок, обычный для преподавателей и штатных сотрудников школы, сумевших протянуть в ней пятнадцать лет, – знаменитые стиринговские обеденные тарелки. На донышках этих тарелок были изображены и богато изукрашены цветами скучные кирпичные здания школы, включая пристройку с изолятором. В общем, те же старые добрые «кровь и синяк».

Глава III

Кем он хотел бы стать, когда вырастет