Шустрая рыжая лисица

– То, о чем я сейчас расскажу, разумеется, вас совершенно не касается. Но думаю, нам следует с самого начала хоть немного узнать друг друга. В моем активе – огромная работоспособность, достаточный ум, квалификация, такт и безраздельная преданность. За пятнадцать тысяч долларов в год я продаю Лайзе Дин весь этот комплект качеств. Поскольку меня уполномочили помогать вам, то и вы можете рассчитывать на них. Да, действительно, я просмотрела эти фотографии и прочитала записку. Мне нужно было оценить опасность, которую они несут. Вывод мог быть только один: Лайза Дин перестала быть надежным предприятием. Я подозревала об этом и раньше, когда вынуждена была участвовать в том тринадцатинедельном спектакле.

Когда она подносила сигарету ко рту, я заметил, что рука у нее чуть заметно дрожит.

– Я замужем, мистер Макги. Или была замужем... не знаю... Мой муж был талантливым писателем и получал очень неплохие заказы на телевидении. К несчастью, он страдал эпилепсией. Вступая в брак, мы шли на заведомый риск. У нас есть сын. Поначалу казалось, что мальчик совершенно нормальный, но постепенно мы поняли, что он настолько серьезно отстает в развитии, что единственный выход – поместить его в специальное заведение. С заболеванием мужа это связано не было. Устроив малыша, мы уехали. В нас он уже не нуждался. Нам сказали, что ребенок никогда не сможет узнать нас, да и никого другого. Билл тогда как раз заключил выгодный контракт, и это было даже приятное путешествие, насколько оно вообще могло быть таким для двух эмоционально истощенных людей. Наконец мы достаточно пришли в себя и решили возвращаться домой. Однажды ночью мы остановились в каком-то баре, чтобы выпить кофе. Внезапно у Билла случился припадок, как всегда непродолжительный, но довольно сильный. Полицейский офицер, оказавшийся там в свободное от службы время, решил, что Билл напился и буянит, и выстрелил ему в голову... Мой муж не погиб, мистер Макги. Он находится в состоянии постоянной комы. Через трубочки к нему поступает пища, через трубочки отправляются естественные надобности, его протирают спиртом, чтобы не было пролежней. Конечно, это чудо современной медицины. Случилось все это четыре года назад. И этих пятнадцати тысяч едва хватает, чтобы содержать мою семью. Если Лайза Дин, влипнув в грязную историю, вылетит в трубу, я просто обязана уйти от нее прежде, чем это случится, и найти себе применение в другом месте. А скандал может скомпрометировать и меня. Да, мистер Макги, жизнь порой поворачивается к нам не лучшей стороной.

Я был уничтожен. Проповеди и назидания – явно не моя стихия.

– Будьте снисходительны ко мне, мисс Хольтцер, и простите меня.

– Ничего, вы не причинили мне боли. Едва ли что-нибудь вообще сможет причинить мне теперь боль. Я просто решила, что лучше рассказать о себе, пока вы не наговорили такого, о чем потом можете пожалеть. Мне жаль, что получилась такая мелодраматическая сцена. Я не считаю себя вправе судить людей, но Ли ужасно неразумна. Фотографии, конечно, произвели на меня впечатление, потому что они так вульгарны! И кроме того, представляют опасность лично для меня. Если вы не сможете все это уладить, мне придется ее покинуть. Думаю, она это чувствует.

Мы помолчали, наконец я сказал:

– Пожалуй, вы и в самом деле сможете мне помочь.

– Благодарю.

– Выпьете что-нибудь?

Она улыбнулась – чуть-чуть, едва заметно, вежливо и совершенно бесстрастно.

– Бурбон, если у вас есть. Послабее, побольше воды и льда.

Не думаю, что ей действительно хотелось выпить, а вот мне точно надо было прийти в себя и выбраться из галоши, в которую сам себя посадил. Я-то считал ее бесстрастной, холодной и нетерпимой. А она попросту перегорела. Короткое замыкание, и вся ее жизнь превратилась в бессмысленную череду дней, в тяжелейший груз, который необходимо дотащить до финиша... Я чувствовал себя болваном-подростком, которому вздумалось рассказать скабрезный анекдот в приличной компании.

Когда я вернулся с напитками, она стояла спиной ко мне и, подняв голову, разглядывала картину на стене.

– Нравится?

Она быстро, грациозно повернулась ко мне.

– Да, очень.

– Это Сид Соломон. Он живет в Сарасоте. Картина из багамской серии, написанной им несколько лет назад.

– Прекрасная работа. Вы коллекционер?

– Как вам сказать... На борту у меня пять картин и еще с дюжину в хранилище. Время от времени я меняю экспозицию.

Она пригубила бокал.

– Ну как! – поинтересовался я.

– Хорошо, спасибо. А вы что пьете?

– Плимутский джин со льдом и двумя каплями горькой настойки.

Готов поклясться, что она мгновенно зафиксировала это в голове – мне даже показалось, что я услышал тихий щелчок. Похоже, она действительно будет полезна, по крайней мере как специалист по приготовлению напитков.

Дэна вновь подошла к обитому материей ящику и села.

– Кстати, мои расходы не будут оплачиваться из тех денег, что я вам привезла. Я могу вам сегодня чем-нибудь помочь?

Я вышел, отправился к сейфу, вынул конверт со снимками и отобрал из них только те, что сделал Гейб. Возвратившись, я протянул их Дэне. Она просмотрела три штуки, потом подняла на меня глаза, в которых читалось легкое удивление.

– Вы сами это сделали или кого-то попросили?

– Попросил.

– Задумано неплохо. Кажется, теперь я понимаю, что у вас на уме. Эти снимки не могут ей навредить. А другие в надежном месте?

– Да. – Я подождал, пока она просмотрела всю пачку фотографий и отложила их в сторону. – Вы не могли бы записать кое-что?

С впечатляющей скоростью появились тетрадка и ручка с золотым пером. Я продиктовал ей фамилию и адрес Гейба.

– Выпишите чек на сотню долларов и пошлите ему – это за работу с фотографиями. Чековая книжка в ящике стола, вон там. Попробуйте что-нибудь узнать о Карле Абеле. Раньше он работал лыжным инструктором в Солнечной Долине, а теперь его, вероятно, надо искать в Вигваме Мохок под Спекулятором, штат Нью-Йорк. Позвоните ему. Если он там, выясните, как туда лучше добраться, и закажите нам билеты на вторник. Разговор надо вести так, чтобы он ничего не заподозрил.

– Мы что, остановимся в этом самом Вигваме?

– Решим это позже, сначала узнайте, там ли он. Затем попробуйте раздобыть какие-нибудь сведения о неких мистере и миссис Макгрудер. Возможно, они живут в Кармеле. Увлекаются парусным спортом. Это весьма узкий круг людей, так что надо действовать поделикатнее. – Я подошел и протянул Дэне свои записи. – Здесь имена всех действующих лиц, как Ли их запомнила. Кроме того, я их пронумеровал, чтобы можно было найти их на фотографиях. Все понятно?

– Да, сэр.

– Не сэр, а Трев. Идет, Дэна?

– Конечно, Трев.

– Когда вы окончательно освободитесь?

– Сегодня около полуночи. Новенькая девушка займет мои апартаменты в «Султане» в Майами-Бич. В понедельник утром я буду здесь, у вас. Скажем, часов в девять?

– Лучше в десять. Если хотите, можете переехать прямо сегодня ночью, как только освободитесь. Здесь есть свободная каюта. С дверью, запирающейся на замок.

Она кивнула.

– Да, проще переехать сегодня. А что касается замка, Трев, такого рода проблем я не ожидаю, а если они возникнут, я знаю, как с этим справляться.

Я подошел к ящику стола и перебросил ей запасной ключ. Она ловко его поймала. Это был ключ от двери в комнату отдыха на тот случай, если я буду спать, когда она придет. Следовало также показать ей судно. Она заметила, что яхта весьма комфортабельна. Я мысленно порадовался, что во время утренней уборки застелил кровать, разворошенную Мошкой. Вернувшись на камбуз, Дэна вымыла свой бокал и поставила его в сушку. Потом подошла к моему письменному столу, выписала чек для Гейба, подала его мне на подпись, подвела баланс и сказала:

– Может быть, вы хотите, чтобы я положила часть денег в банк завтра? Я записала номер счета.

– Пожалуй, половину. Завтра напомните мне об этом.

Я уже спал, когда Дэна приехала. Меня разбудил звук колокольчика. Он всегда звякает – один раз, если кто-нибудь поднимается на борт, так что врасплох меня застать трудно. Терпеть не могу неприятных сюрпризов. Горел свет, оставленный мной для Дэны. Раздетый, с пистолетом в руках, я прокрался к внутренней двери, ведущей в комнату отдыха. Через щелочку было видно, как Дэна открыла дверь, подхватила большой чемодан и вошла, неслышно ступая. Стараясь не шуметь, закрыла дверь. Было без десяти час. Я вернулся в каюту капитана и лег.

Через некоторое время на носу судна послышался шум льющейся воды... Потом полоска света под моей дверью исчезла, и мягко щелкнул замок ее каюты. Теперь ночную тишину нарушали только слабые звуки музыки какого-то судна. Прошуршал грузовик по шоссе. Вдали послышался шум реактивного самолета...

Заснуть мне не удавалось. Поневоле я думал о Дэне, женщине, совершенно не похожей на других. Какая удивительно волевая, просто несгибаемая женщина. Многие способны на благородные порывы, пока остается хоть крупица надежды на благополучный исход, но мало кто способен тянуть лямку, когда надежды нет вовсе. Ведь человек – существо весьма эгоистичное. Ни безнадежно больной ребенок, ни муж с погибшим мозгом никогда не узнают и, стало быть, не оценят, как она о них заботится. Если бы она лишила их поддержки, общество все равно не позволило бы им погибнуть. И никто ее ни в чем бы не обвинил. Но для нее было немыслимым поступить так с теми, кого она и сейчас считала своей семьей. Жизнь обошлась с ней жестоко, словно выжгла ее изнутри, но даже в том, что осталось, было гораздо больше от женщины, чем в Лайзе Дин.