История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства

Пожалуй, опасались они резонно. Через несколько дней, 16 февраля 364 года, Иовиана обнаружили мертвым в его спальне. Гиббон пишет: «Некоторые приписывали его смерть последствиям несварения… По мнению других, он задохнулся во сне от угольных испарений, которые привели к выделению из стен жилища нездоровой влаги от свежей штукатурки». Как ни удивительно, никто не заподозрил насильственной смерти.

Избрание Иовиана императором ознаменовало не только возвращение христианства, но и конец династии, которая правила империей больше полувека. Императорская диадема вновь стала предметом всеобщего вожделения, и на изменившееся положение дел явственно указывало почти полное единодушие, с которым армия теперь провозгласила императором Валентиниана. На первый взгляд новый император казался еще менее подходящим для этого высокого положения: неотесанный, почти неграмотный, обладавший довольно неуправляемым нравом, он был сыном канатчика из Паннонии, который вышел из низов и сам достиг высокого положения. Как и отец, Валентиниан не пытался скрывать свое крестьянское происхождение; в свои 42 года он все еще мог похвастаться великолепным телосложением и представительной внешностью. Он был набожным христианином и превосходным солдатом, способным при этом на невероятную жестокость. Когда после провозглашения его императором на него стали давить, убеждая назначить соправителя, он отказался делать это в спешке; только после того, как армия дошла до Константинополя, он, к всеобщему смятению, назвал соправителем своего младшего брата Валента. Это был странный выбор: Валент был арианином с почти гротескной внешностью – кривоногий, пузатый, с сильным косоглазием. Он был младше Валентиниана на семь лет и мог сравниться с ним только в жестокости; однако он был именно тем человеком, который требовался Валентиниану, – преданным помощником, которому можно доверять и который не станет создавать сложности и затевать ссоры. К всеобщему удивлению, император объявил, что Валент будет отвечать за Восток, а он, Валентиниан, станет править на Западе из своей столицы в Милане.

В течение следующих десяти лет оба императора оказались каждый в сложной ситуации. Валент вначале занимался готскими племенами вдоль дунайской границы, а в 371 году отправился в долго откладывавшееся путешествие на Восток, где Шапур превратил Армению в сателлит Персии. Валентиниану пришлось иметь дело с повторяющимися вторжениями варваров в Галлию. Лишь в 373 году он смог обеспечить ее безопасность, однако почти сразу возникли новые проблемы вдоль Дуная: обычно законопослушное племя квадов[13 - Квады – древнегерманское племя, жившее к северу от среднего течения Дуная с начала нашей эры и до VI в. и признававшее господство Рима.] вторглось на территорию империи и разорило некоторое количество приграничных земель. После этого они отправили к римлянам посольство с объяснениями, почему они так поступили: они утверждали, что настоящими агрессорами были сами римляне.

Для Валентиниана подобное обвинение было равносильно оскорблению Рима. Пока он слушал послов, в нем все сильнее вскипал гнев; сильно побагровев, он внезапно упал лицом вперед и чуть позже умер от апоплексического удара. Это случилось 17 ноября 375 года. Мало кто из императоров когда-либо так много трудился над целостностью границ империи, как Валентиниан. Будучи христианином, он терпимо относился к тем, кто не разделял его никейских верований, которых он стойко придерживался; как правитель, он вершил правосудие беспристрастно, и если его наказания бывали суровы, то, по крайней мере, они назначались лишь виновным. Однако его суровость и жесткость не добавили ему любви подданных, и его смерть мало кого опечалила.

Еще в 367 году Валентиниан убедил свои войска признать его семилетнего сына Грациана соправителем. Однако на смертном одре, зная, что Грациан находится далеко, в Трире, а Валент еще дальше, в Антиохии, он послал за своим сыном от второго брака, которого тоже звали Валентиниан и которому было всего четыре года; Валентиниан велел объявить его вторым императором наравне со сводным братом. Таким образом, в империи теоретически оставались три правителя: уродливый садист средних лет, лишенный мудрости и здравого суждения, очаровательный шестнадцатилетний мальчик и едва покинувшее колыбель дитя. От них троих зависело будущее империи, находившейся на одном из критических этапов своей истории, поскольку всего через год она оказалась лицом к лицу с самым ужасным вторжением, с которым ей когда-либо приходилось сталкиваться. Гунны, по всем меркам, были дикарями. Эта большая, недисциплинированная орда язычников монгольского происхождения примчалась из степей Центральной Азии и уничтожала все на своем пути. Остготы пытались сопротивляться, но напрасно; они все чаще просили у Валента разрешения селиться на территории империи, на фракийских равнинах.

Валент удовлетворил их просьбу и спешно распорядился, чтобы его местные представители предоставили беженцам кров и пищу. Увы, его приказ проигнорировали: Лупицин, консул во Фракии, отобрал у остготов все имущество и почти заморил их голодом. В отчаянии переселенцы перешли к активному сопротивлению, и к концу лета все фракийские готы взялись за оружие; к ним присоединились вестготы и даже гунны, и началась полномасштабная атака варваров на Римскую империю. Война бушевала всю следующую зиму, и весной 378 года Валент лично отправился на Балканы. Битва, произошедшая 9 августа 378 года, оказалась разгромной для римлян. Император был убит вражеской стрелой, с ним вместе погибли две трети римской армии.

Теперь все зависело от Грациана, которому было всего 19 лет. Он пока не мог покинуть Запад и обратился к некоему Феодосию, сыну одного из ведущих военачальников своего отца, который за несколько месяцев показал себя настолько выдающимся полководцем, что в январе 379 года Грациан возвысил его до себя, присвоив ему титул августа. Феодосий устроил свою ставку в Фессалониках и посвятил следующие два года восстановлению порядка во Фракии и завоеванию доверия со стороны готских мятежников, которых в больших количествах вербовали в римские легионеры. К лету 380 года благодаря его спокойной и терпеливой дипломатии готы счастливо зажили в новых домах, и во Фракии вновь установился мир. 24 ноября Феодосий официально въехал в Константинополь. «Теперь, когда раны раздоров затянулись, – объявил придворный оратор Фемистий, – самые храбрые из врагов Рима станут его самыми верными и преданными друзьями».

Возвышение Феодосия до положения верховного правителя было, возможно, самым долгосрочным благом, которое Грациан даровал империи. Однако, по иронии судьбы, именно в тот год, когда был заключен окончательный мирный договор с готами, случилось и падение Грациана. Этот молодой человек подавал большие надежды, однако в возрасте 24 лет он уже стал ленив. Что еще опаснее, он больше не пытался скрыть расположение, которое питал к варварам в своей армии (и в особенности к своему высокому светловолосому телохранителю из племени аланов) и открыто выражал им предпочтение перед римскими солдатами. Кризис назрел, когда солдаты внезапно объявили августом одного из военачальников империи, Магна Максима, служившего в Британии. Через несколько дней он высадился в Галлии, где его армия встретилась с армией Грациана у стен Парижа. Вероятно, император одержал бы победу, если бы его мавританская кавалерия внезапно не перешла на сторону противника. Грациан бежал, но его взяли в плен в Лионе, а 25 августа 383 года убили на пиру, где он присутствовал со своими тюремщиками, которые обещали ему безопасность. Феодосий в Константинополе с ужасом принял эту весть, однако тогда он ничего не мог сделать: новый персидский царь Шапур III оставался темной лошадкой, за которой следовало пристально наблюдать, а гунны по-прежнему доставляли беспокойство у северных границ, так что это было неподходящее время для долгой карательной экспедиции. Император неохотно признал узурпатора, как это сделали большинство западных провинций.

Не признала его лишь Италия, где соправитель Грациана император Валентиниан II, которому исполнилось 12 лет, сохранил несколько шаткую власть в Милане. Веселья его жизни явно не добавляли махинации матери Юстины – фанатичной арианки, которая опасалась растущего влияния на ее сына со стороны миланского епископа Амвросия и постоянно интриговала против него. Однако Амвросий платил ей той же монетой, и ему каждый раз удавалось ее перехитрить. К сожалению, пока была жива Юстина, ему так и не удалось убедить Валентиниана принять никейскую веру, и таким образом Магн Максим получил именно тот повод, который ему требовался. В 387 году он перешел через Альпы – якобы для того, чтобы освободить империю от ереси. Юстина и Валентиниан бежали в Фессалоники, где к ним смог присоединиться Феодосий (Юстина теперь была его тещей, поскольку он женился вторым браком на ее дочери Галле), и стали готовиться к войне. В 388 году Феодосий и Валентиниан смогли пройти через горные перевалы в Македонии и Боснии. Военная кампания по большей части оказалась погоней, и Максима наконец вынудили сдаться у Аквилеи. Его доставили к Феодосию, и на миг показалось, что император сохранит ему жизнь, однако солдаты уволокли Максима раньше. Они знали, что Феодосий имеет репутацию мягкого человека, и предпочли не рисковать[14 - По свидетельству Сократа Схоластика (5.14), приказ о казни Магна Максима отдал сам Феодосий. – Прим. науч. ред.].

Назначив полководца-франка Флавия Арбогаста наместником в Галлии, Феодосий и Валентиниан в 389 году отправились в Рим, прихватив с собой Гонория – четырехлетнего сына Феодосия. Энергичные усилия старшего из императоров по ослаблению влияния язычества вряд ли сделали его любимцем среди сторонников прежнего режима, однако его легкодоступность и обаяние завоевали ему личную популярность, которой больше сотни лет до него не пользовался ни один император. Затем оба августа вернулись в Милан и оставались там весь год, пока длилось противостояние между Феодосием и Амвросием, которым они больше всего (возможно, несправедливо) запомнились потомкам.

Начало этому противостоянию положило событие, в котором ни один из них не принимал личного участия – убийство в Фессалониках начальника императорского гарнизона. Среди жителей уже давно зрело возмущение из-за расквартированных в городе войск, и напряжение достигло пика, когда этот военачальник готского происхождения по имени Ботерик посадил в тюрьму самого популярного городского колесничего. Толпа напала на расположение гарнизона, ворвалась в здание, и Ботерика зарезали на месте. Когда об этом сообщили Феодосию в Милан, он страшно разгневался. Напрасно Амвросий молил его не мстить многим за преступление единиц – Феодосий приказал войскам восстановить свою власть так, как они сочтут нужным. Позже он отменил этот приказ, однако солдаты его уже получили и с большой охотой ему повиновались. Они намеренно дождались, пока люди соберутся в Ипподроме на игры, а потом по сигналу напали на них. К ночи были убиты 7000 человек.

Весть о резне в Фессалониках быстро распространилась по всей империи; к тому же вина за эти события пала на самого императора, а Амвросий Миланский был не из тех, кто упускает подобные факты из виду. В то время он был самым влиятельным священнослужителем христианского мира – гораздо влиятельнее, чем папа римский. Потомок одной из старейших христианских семей римской аристократии, он никогда не собирался становиться священником; лишь когда оказалось, что он один обладает достаточным престижем, чтобы предотвратить открытую борьбу между ортодоксальной и арианской фракциями в городе, он с неохотой позволил выдвинуть свою кандидатуру. Всего за одну неделю он стал сначала новообращенным, затем священником, а потом епископом. Взойдя на епископский престол, он раздал все свое состояние бедным, а в частной жизни стал крайним аскетом. Узнав об убийстве Ботерика, он приложил все усилия к тому, чтобы убедить Феодосия проявить сдержанность; поняв, что в этом он потерпел неудачу, он собственноручно написал императору письмо, в котором сообщал, что, несмотря на неизменное уважение, вынужден с сожалением отказать ему в причастии до тех пор, пока император не принесет публичное покаяние за свое преступление.

И Феодосий подчинился. Его поведение в этом деле было не только недостойным, но и нехарактерным для него; почти наверняка его военное окружение смогло убедить его поступить именно так. Похоже, его душа испытала огромное облегчение, когда он, с непокрытой головой и одетый во власяницу, смиренно явился в Миланский собор, чтобы молить о прощении. Однако это было нечто большее – поворотная точка в истории христианского мира. Впервые служитель церкви набрался смелости и заявил о верховенстве духовной власти над властью мирской, и впервые государь-христианин публично подчинился осуждению, порицанию и наказанию со стороны власти, которую он признал стоящей выше, чем власть его самого.

В начале 391 года оба императора покинули Милан: Феодосий должен был вернуться в Константинополь, а Валентиниан в Галлию, где ему предстояло принять обратно власть от Флавия Арбогаста, правившего в его отсутствие. Однако по прибытии в город Вьен он быстро понял, что Арбогаст не намерен передавать ему бразды правления. Валентиниан намеревался отстаивать свою власть и передал Арбогасту письменный приказ, требующий его немедленной отставки. Тот взглянул на приказ и медленно и презрительно разорвал его. Это стало объявлением войны; через несколько дней, 15 мая 392 года, молодого императора, которому был всего 21 год, нашли мертвым в его апартаментах.

Арбогаст, язычник франкского происхождения, не мог сам принять императорскую диадему, но он вполне удовольствовался ролью «создателя королей»; поэтому он назвал новым августом своего ставленника Евгения, христианина средних лет, который прежде служил главой императорской канцелярии. К Феодосию отправили послов, но тот считал, что право назначать своих соправителей принадлежит только ему и никому другому. Он ответил послам уклончиво и стал готовиться к войне, которая продолжалась весь 393 год. За это время Арбогасту удалось провозгласить своего протеже августом и в Италии, несмотря на серьезное сопротивление Амвросия. Арбогаст опирался на старую гвардию язычников, которые с радостью приветствовали нового императора, охотно позволявшего снова возводить древние алтари. К середине года в Риме шло полномасштабное возрождение язычества. К небу возносился дым от жертвоприношений, а пожилые авгуры[15 - Авгур – член жреческой коллегии прорицателей в Древнем Риме.] внимательно вглядывались во внутренности своих еще дымящихся жертв. Когда в начале лета 394 года Феодосий второй раз выступил против претендента-выскочки, он понимал, что будет сражаться не только за соблюдение законности, но и за свою веру. Он был хорошо подготовлен к этой борьбе, так как помимо римских легионеров его армия насчитывала около 20 000 готов, многие из которых служили под началом собственных вождей; в их числе был и блестящий молодой военачальник по имени Аларих. Вторым после себя человеком Феодосий сделал вандала Стилихона, недавно женившегося на его племяннице Серене. Однако на войну он отправлялся с тяжелым сердцем: его любимая вторая жена Галла умерла в родах накануне его отъезда.

Две армии встретились 5 сентября к северу от Триеста. На следующий день с востока налетела сильная буря с ураганным ветром. Ветер этот дул в спину Феодосию и его людям, а солдат Арбогаста он ослепил пылью, и они едва могли стоять на ногах под его порывами. Евгению, повалившемуся в ноги императору, отрубили голову; Арбогаст бежал, однако через несколько дней скитаний нашел принятое в Древнем Риме решение своих проблем и бросился на меч.

Теперь Феодосий обратил мысли к вопросу наследования престола. Валентиниан умер неженатым и бездетным, поэтому Феодосий счел очевидным выходом разделить империю между двумя своими сыновьями – старшему Аркадию отдать Восток, а младшему Гонорию Запад. Оба сына находились в Константинополе, и Гонория призвали в Милан, но слишком поздно: 17 января 395 года Феодосий умер на 50-м году жизни.

Заслужил ли он свой титул «Великий»? Возможно, не в той мере, в какой заслужил свой титул Константин. Однако если Феодосий и не был великим, то уж точно был очень близок к величию. Если бы его правление продлилось дольше, он мог бы даже спасти Западную Римскую империю. Прошло почти полтора столетия, прежде чем римляне вновь увидели подобного ему человека.

4

Падение Запада

(395–493)

Феодосий Великий последним из императоров правил единой Римской империей перед окончательным падением Запада. После его смерти в Западной Римской империи начался восьмидесятилетний период упадка, который продолжался до тех пор, пока император, по иронии судьбы носивший имя Ромул Августул, окончательно не покорился королю варваров. Однако Восточная империя выжила и постепенно обрела собственную индивидуальность. Латынь уступила место греческому, мир разума – миру духа, однако классическая традиция не прерывалась.

Когда Феодосий умер, его старшему сыну Аркадию было 17 лет, младшему Гонорию – 10. Обоих сыновей он доверил заботам племянника жены, Флавия Стилихона, чья карьера быстро пошла в гору. Сын вождя вандалов каким-то образом привлек внимание Феодосия, так как он был женат на Серене – племяннице, приемной дочери и любимице императора.

Формально Стилихон отвечал за обоих молодых императоров, но его главной заботой стал Гонорий. Аркадий находился в Константинополе и попал под менее желательное влияние. Самым губительным оказалось воздействие на него преторианского префекта Флавия Руфина. Почти наверняка именно Руфин спровоцировал Феодосия отдать приказ, за которым последовала резня в Фессалониках. Его алчность и порочность были широко известны в Константинополе, но его честолюбие мог удовлетворить только трон. Аркадий говорил и действовал медленно, а характером был так же слаб, как и умом. Лишь одно помешало ему стать марионеткой в руках Руфина – влияние пожилого евнуха Евтропия. Совершенно лысый, с морщинистым желтым лицом, Евтропий был еще уродливее, чем его господин, но, как и Руфин, умен, беспринципен, честолюбив и полон решимости мешать своему врагу всеми возможными способами. Он знал о планах Руфина женить Аркадия на своей дочери. После этого брака Руфину остался бы один шаг до трона, а у Евтропия – мало шансов остаться в живых, поэтому он нашел девушку необыкновенной красоты по имени Элия Евдоксия и привел ее во дворец, пока Руфин отсутствовал. К возвращению Руфина Аркадий и Евдоксия уже обручились.

В 395 году жившие на территории империи готы вновь подняли мятеж, почти совпавший по времени со свадьбой. Они назначили своим предводителем двадцатипятилетнего Алариха и через несколько недель дошли почти до самого Константинополя. Однако, когда до города оставалось всего несколько миль, они повернули обратно (возможно, их подкупил Руфин) и снова двинулись на запад, к Македонии и Фессалии. Ситуация выглядела тревожной, и Аркадий послал срочное сообщение Стилихону в Милан, приказав ему как можно скорее привести назад восточную армию. Стилихон выступил, как только смог, но направился не в Константинополь, а в Фессалию, чтобы там противостоять Алариху. Однако там он получил новый приказ от императора: армия должна немедленно явиться в столицу, а ему самому следовало вернуться в Милан. Стилихон поступил согласно приказу – отправил восточную армию в Константинополь, а западную повел с собой обратно домой.

Аларих вновь получил возможность беспрепятственно продолжать наступление. Он двинулся через Фессалию на юг, в Аттику. Порт Пирей был полностью разрушен, Афины спасли только городские стены. Аларих и его армия пересекли Коринфский перешеек и перешли на Пелопоннес, разграбив Спарту и центральные равнины. Однако в начале 396 года произошло неожиданное: Стилихон вернулся с новой армией, которую он переправил морем из Италии. Внезапно готы обнаружили, что их окружили. Казалось, что они наконец находятся во власти Стилихона, но теперь, когда он почти одержал победу, он намеренно дал им уйти. Почему? Очевидно, он заключил какую-то сделку. Позже нам придется поразмыслить о ее природе, пока продолжим рассказ.

А что же случилось с великой армией Востока, которую так спешно призвал к себе Аркадий? Ее командующий Гайна, согласно приказу, повел ее в Константинополь, остановившись у самых Золотых ворот. Тут в должное время появился Аркадий в сопровождении Руфина, который смешался с толпой солдат и принялся тайно добиваться их поддержки. Поначалу он не заметил, что они медленно окружают его плотным кольцом, а когда понял это, было уже слишком поздно; через мгновение он был мертв.

Как только Евтропий смог единолично влиять на императора, коррупция распространилась сильнее, чем когда-либо. В 399 году Евтропию удалось добиться назначения консулом. Несмотря на то что этот титул уже давно был просто почетным званием, он оставался высшей честью, которую могла даровать империя. Однако когда эта должность досталась бывшему рабу и продажному кастрату, терпение жителей Константинополя иссякло. Ситуацию обострил Гайна, чьи солдаты зарубили Руфина четырьмя годами ранее. Весной 399 года его послали во Фригию разбираться с новым мятежом. Оттуда Гайна отправил Аркадию послание, в котором писал, что повстанцы выдвинули лишь несколько весьма разумных требований, которые можно легко удовлетворить. Первым из этих требований оказалась выдача Евтропия. Аркадий колебался, но тут прозвучал еще один голос – голос самой императрицы.

Евдоксия – первая в длинном списке византийских императриц, чьи имена стали синонимами роскоши и чувственности. Говорят, она выставляла напоказ свою порочность, нося длинную челку, которая служила отличительным признаком куртизанок. Она была целиком обязана Евтропию своим положением, однако он слишком часто напоминал ей об этом. Ее отношения с Аркадием ухудшились вплоть до взаимного отвращения, так что император отдал приказ, и Евтропий в ужасе бежал в поисках убежища в храм Святой Софии, где бросился к ногам епископа Иоанна Златоуста. Этот мрачный церковник испытывал к Евтропию не больше симпатии, чем Евдоксия, но он не мог отказать ему в праве на убежище. Когда в собор пришли солдаты, он неумолимо встал перед ними и не пускал их внутрь, пока дрожащий евнух съежившись сидел под главным алтарем.

В Святой Софии Евтропий был в безопасности, но храм оказался для него ловушкой. В конце концов его убедили сдаться, пообещав сохранить жизнь. Его выслали на Кипр, но вскоре вернули обратно и казнили.

IV век оказался для Римской империи действительно судьбоносным: в этот период появилась новая столица, а христианство стало официальной государственной религией. Однако завершился этот век на грани падения в бездну: на Западе воцарилось молчание и инертность перед лицом угрозы со стороны варваров, на Востоке раздавалось нытье – только этим словом и можно описать реакцию беспомощного императора на то, как его порочная жена выставляет его на публичное осмеяние некомпетентным дураком и рогоносцем. А вот новый век начался с бури: в начале лета 401 года гот Аларих вторгся в Италию.

Аларих, величайший из всех готских предводителей, был одной из главных фигур начала V века. Еще до наступления он сеял ужас от Константинополя до Пелопоннеса; однако, получив должность magister militum[16 - Военный магистр (лат.), высшая военная должность в поздней Римской империи.], он продемонстрировал, что по сути он не враг Римской империи. Он сражался не для того, чтобы уничтожить империю, а для того, чтобы обеспечить в ней постоянный дом для своего народа. Если бы император и сенат понимали этот простой факт, окончательной катастрофы можно было бы избежать. Отсутствие этого понимания сделало ее неизбежной. За четыре года, которые Аларих провел со своей армией в Иллирии, империя могла бы принять какие-то меры для предотвращения грядущего нападения; однако не сделали – что характерно для Гонория, которого, похоже, интересовало лишь разведение домашних птиц. По этой причине вместе с вестью о вторжении распространилась и ужасная паника среди населения. Огромное воинство готов медленно и неумолимо продвигалось по долине Изонцо, а следом ехали жены и дети воинов; в поход отправилась не просто армия, а целый народ. На западе они повернули к Милану, откуда перед их приходом бежал молодой император; в нескольких милях от Асти их поджидала римская армия, во главе которой стояла знакомая фигура Стилихона. Последовавшая битва, состоявшаяся в Пасхальное воскресенье 402 года, не стала решающей, однако готы не пошли дальше, а отступили на восток. По дороге Аларих внезапно напал на Верону, где потерпел от Стилихона безоговорочное поражение; однако командующий-вандал вновь позволил ему отступить, оставив его армию невредимой.

К этому времени Аларих уже дважды попадал во власть Стилихона, однако тот оба раза давал ему уйти. С самого начала его отношение к вождю готов было до странности неоднозначным. Может быть, между ними была какая-то тайная договоренность? Как бы то ни было, Стилихон явно считал готов потенциально полезными союзниками и не желал ни сломить их, ни жертвовать их расположением.