Пентагон понимал, как и мы, американские экономические убийцы, в мое время, что ключ к доминированию над экономикой страны – контроль ее электроэнергетических систем. И военные Соединенных Штатов были серьезно обеспокоены тем, что Китай стремительно захватывает энергетику Латинской Америки. Военный колледж Армии США составил подробный список всех китайских проектов. Отчет 2021 года начинается так:
31 марта чилийские регулирующие органы единодушно одобрили сделку по продаже чилийской Compa?i?a General de Electricidad (CGE) китайской государственной электроэнергетической компании State Grid за 3 миллиарда долларов. Эта сделка последовала за покупкой в 2018 году компанией China Southern Power Grid доли в 27,7% в компании Transelec за 1,3 миллиарда долларов; покупкой компанией China Water and Electric (CWE) компании Atiaia Energy и приобретением компанией State Grid за 2,23 миллиарда долларов компании Chilquinta Energia, в результате чего китайские компании контролируют 57% общего объема передачи электроэнергии в стране.
Далее в отчете подробно описывается «широкое многообразие гидроэнергетических, ветровых, солнечных и атомных проектов в регионе», от северных границ Центральной Америки до южной оконечности Аргентины. Отчет завершается предостережением:
Пожалуй, наибольшую озабоченность вызывает то, что переход КНР к доминирующему положению в сфере производства и передачи электроэнергии, включая новые экологически чистые технологии, способствует его коммерческим достижениям в других странах и захвату значительной доли добавленной стоимости в целом ряде стратегических секторов региона… по мере того как Китай использует свое доминирующее положение на рынке в некоторых отраслях, чтобы стимулировать глобальную экспансию китайских компаний. Роль Китая как основного регионального поставщика электричества содействует будущему росту китайских компаний, позволяя Китаю вознаграждать сторонников и подрывать противников и конкурентов, принимая стратегические решения относительно поставки электричества и строительства критически важной инфраструктуры[18 - R. Evan Ellis, “China’s Bid to Dominate Electrical Connectivity in Latin America,” China Brief 21, no. 10 (2021): https://jamestown.org/program/chinas-bid-to-dominate-electrical-connectivity-in-latin-america.].
Эквадор и Чили стали символами того, что происходило во всей Латинской Америке, которая, в свою очередь, стала символом того, что происходило во всем мире. Особенно ярко это проявилось на другой стороне Атлантического океана. Прямые инвестиции Китая в Африку взлетели с 75 миллионов долларов в 2003 году до 2,7 миллиарда долларов в 2019 году, значительно превзойдя инвестиции США и других стран. Так Китай стал крупнейшим торговым партнером Африки, обогнав США и Европейский союз[19 - China Africa Research Initiative, “Data: Chinese Investment in Africa,” January 10, 2022, http://www.sais-cari.org/chinese-investment-in-africa.].
Канал деловых новостей американского телевидения CNBC так описывает эффективность китайской модели:
Китайские компании проявляют наибольшую активность в строительстве портов, автомагистралей и железных дорог, которые станут фундаментом для интеграции и торговли между африканскими народами, – это намерение было продемонстрировано в знаковом Африканском континентальном соглашении о свободной торговле. Недавно начался операционный этап соглашения, и в итоге планируется объединить все 55 стран – членов Африканского союза в крупнейшую в мире зону свободной торговли, охватывающую 1,2 миллиарда человек.
В последние годы торговля между США и Африкой пошла на спад, в то время как Китай стал крупнейшим торговым партнером Африки… Совокупный объем африканской торговли с США в 2017 году составил всего 39 миллиардов долларов… Объем китайско-африканской торговли в 2017 году составил 148 миллиардов долларов[20 - Elliot Smith, “The US-China Trade Rivalry Is Underway in Africa, and Washington Is Playing Catch-Up,” CNBC, October 9, 2019, https://www.cnbc.com/2019/10/09/the-us-china-trade-rivalry-is-underway-in-africa.html.].
Однажды вечером я сидел в баре, откуда открывался панорамный вид на Кито, и смотрел, как солнце садится за Пичинча, действующим вулканом, грозно нависающим над столицей Эквадора. Мне вспомнилась встреча, на которой я присутствовал в Вашингтоне (округ Колумбия) в конце 1970-х годов, прежде чем меня отправили в этот город в качестве экономического убийцы. Мне поручили убедить президента Рольдоса прекратить кампанию по принуждению американского нефтяного гиганта Texaco выплатить часть прибыли, заработанной на эквадорских скважинах, жителям Эквадора. Официальный представитель Государственного департамента США назвал Эквадор «канарейкой в клетке». Как птицы, которых берут в шахту для обнаружения токсичных газов, Эквадор предостерегал о надвигающейся опасности. «Если Рольдос преуспеет, – сказал сотрудник Госдепартамента, – весь континент обратится к советскому коммунизму» (игнорируя тот факт, что, хотя Рольдос был социалистом, он презирал советский коммунизм, а США на самом деле заботила только нефть, а не идеология). И пока солнце садилось за Пичинча, бросая мрачную тень на город, мне показалось, что Эквадор снова стал канарейкой в клетке.
Как эта тень, Китай стремительно поглощал одну страну за другой – в Африке, Азии, на Ближнем Востоке и в Европе, а также в Латинской Америке. Меня не удивляло, что эти страны с таким энтузиазмом приняли Китай, несмотря на его ошибки в строительных проектах в Эквадоре и десятках других мест. Если подумать, гидроэлектрические плотины и энергетические системы, построенные американскими компаниями еще в мое время, были хорошо спроектированы и до сих пор производили электричество. По сравнению с ними китайские проекты были просто ужасны. Почему же Китай добился такого успеха?
Возможно, ответ следует искать в неспособности США задавать себе другие, критически важные вопросы, например: почему блестяще образованные, интеллигентные люди в Государственном департаменте, ЦРУ, Всемирном банке, Агентстве по международному развитию США, школах бизнеса и научно-исследовательских центрах убедили себя, что стратегия американских ЭУ будет успешна в долгосрочной перспективе? Как они – то есть мы – могли подумать, что люди поверят в идею о том, что всеобщее процветание якобы станет результатом политики, которая снижает налоги для богатых, урезая при этом зарплату и социальную поддержку всем остальным? Почему мы, в отличие от Китая, не сумели развивать партнерские отношения в рамках глобальной торговли? Неужели распад Советского Союза погрузил нас в летаргический сон? Неужели мы настолько зициклились на своих внутренних идейных разногласиях и конфликтах на Ближнем Востоке, что не заметили силу зарождающейся китайской стратегии ЭУ?
Ответы на эти вопросы мы обсудим в следующих главах. Но сначала еще один вопрос: как сын учителя из сельского Нью-Гэмпшира ввязался в такое грязное дело?
Часть II. 1963 – 1971
Глава 4. Грязное дело
Когда я окончил школу бизнеса в 1968 году, я решил не участвовать во Вьетнамской войне. Я недавно женился на Энн. Она тоже была против войны и не побоялась вступить в Корпус мира вместе со мной.
Мы приехали в Кито (Эквадор) в 1968 году. Я был 23-летним волонтером, которому поручили организовать кредитно-сберегательные кооперативы в общинах, расположенных в глубине дождевых лесов Амазонки. Энн обучала женщин из коренных народов гигиене и уходу за детьми.
Энн бывала в Европе, а я впервые покинул Северную Америку. Я знал, что мы летим в Кито, одну из самых высокогорных столиц в мире, а также одну из беднейших. Я понимал, что она будет отличаться от всего, что я когда-либо видел, но реальность поразила меня до глубины души.
Когда наш самолет из Майами стал снижаться над аэропортом, меня удивили ветхие деревянные лачуги вдоль взлетно-посадочной полосы. Я наклонился к Энн, занимавшей среднее место в ряду, и, указывая на окно, спросил эквадорского бизнесмена, сидевшего на соседнем месте, у прохода:
– Там действительно живут люди?
– Наша страна бедная, – ответил он, мрачно кивая.
Пейзаж, который мы наблюдали из окна автобуса по дороге в город, поразил меня еще больше: люди в лохмотьях попрошайничали на тротуаре и ковыляли на самодельных костылях по заваленным мусором улицам, дети с чудовищно раздутыми животами, собаки с выпирающими ребрами и целые кварталы лачуг, сооруженных из картонных коробок.
Автобус доставил нас в пятизвездочный отель Кито Intercontinental. Островок роскоши посреди океана нищеты, именно здесь мне и еще тридцати волонтерам Корпуса мира предстоял брифинг по стране в течение нескольких дней. Признаюсь, войдя в лобби гостиницы, я вздохнул с облегчением, но позже на меня нахлынуло чувство вины вместе с осознанием того, что, как белый американский мужчина, я с детства рос с ложным чувством привилегированности.
На первых лекциях нам сообщили, что Эквадор представляет собой сочетание феодальной Европы и американского Дикого Запада. Наши инструкторы предупредили нас обо всех опасностях: ядовитых змеях, малярии, анакондах, паразитах-убийцах и «свирепых охотниках за головами». А потом мы узнали хорошие новости: компания Texaco открыла обширные месторождения нефти недалеко от нашей локации в дождевом лесу. Нас заверили, что нефть превратит Эквадор из одной из беднейших стран в полушарии в одну из богатейших.
Однажды после обеда, ожидая лифт в гостинице, я разговорился с высоким блондином с техасским протяжным выговором. Он был сейсмологом, консультантом Texaco. Когда он узнал, что мы с Энн – волонтеры Корпуса мира, весьма ограниченные в средствах, и собираемся работать в дождевых лесах, он пригласил нас на ужин в элегантный ресторан на верхнем этаже отеля. Я не мог поверить такому везению. Я видел меню и знал, что наш ужин обойдется дороже, чем наше месячное пособие.
В тот вечер, глядя на Пичинча через окна ресторана и потягивая «Маргариту», я был ослеплен этим человеком и его образом жизни.
Он рассказал нам, что иногда летает на корпоративном самолете из Хьюстона прямо на аэродром, построенный в джунглях.
– Нам не нужно проходить паспортный контроль и таможню, – хвастался он. – Правительство Эквадора выдало нам особое разрешение. – Его пребывание в дождевых лесах предполагало трейлер с кондиционером, шампанским и филе-миньон на ужин, сервированный на изысканном фарфоре. – Но вас ждут совсем другие условия, как я пониманию, – добавил он, смеясь.
Затем он рассказал о своем отчете, где говорилось о «бескрайнем море нефти под джунглями». Этот отчет, как он сказал, нужен для обоснования огромных кредитов Всемирного банка, которые он выдаст Эквадору, и чтобы убедить Уолл-стрит вложиться в Texaco и другие предприятия, которые выиграют от нефтяного бума.
Когда я выразил удивление по поводу того, что прогресс может произойти так быстро, он нахмурился:
– И чему вас только учат в школах бизнеса? – спросил он. Я не знал, что ответить.
– Послушайте, – сказал он, – эта игра стара как мир. Я наблюдал ее в Азии, на Ближнем Востоке и в Африке. А теперь и здесь. Всего-то нужны сейсмологические отчеты и одна неплохая нефтяная скважина, как тот фонтан, на который мы наткнулись здесь… – он улыбнулся, – и все в шоколаде!
Энн упомянула, с какой радостью все предвкушают, что нефть принесет процветание эквадорцам.
– Только тем умникам, кто играет по правилам, – сказал он. Я вырос в городке Нью-Гэмпшира, названном в честь человека, построившего особняк на холме, возвышавшийся над остальными, на деньги, заработанные с продажи лопат и одеял калифорнийским золотодобытчикам в 1849 году.
– Торговцы, – сказал я. – Бизнесмены и банкиры.
– Точно. А сегодня еще и крупные корпорации. – Он откинулся на спинку стула. – Эта страна принадлежит нам. Мы получаем намного больше, чем разрешение сажать самолеты без таможенных формальностей.
– Что, например?
– Невероятно! Вам действительно еще многому предстоит научиться. – Он поднял свой мартини в сторону города. – Для начала мы контролируем военных. Мы платим им зарплату и покупаем им вооружение и все необходимое. Они защищают нас от индейцев, которые не в восторге от буровых вышек на своей земле. В Латинской Америке тот, кто контролирует армию, контролирует президента и суды. Мы пишем законы – устанавливаем штрафы за разлив нефти, зарплаты и все важные для нас правила.
– За все это платит Texaco? – спросила Энн.
– Не совсем… – он наклонился над столом и похлопал ее по руке. – Ты платишь. Или твой папочка. Американские налогоплательщики. Деньги идут через Агентство международного развития США, Всемирный банк, ЦРУ и Пентагон, но местные, – он махнул рукой в сторону окна и города под нами, – знают, что без Texaco им не выжить. Не забывайте, что такие страны навидались госпереворотов за свою историю. Если приглядеться, то вы заметите, что перевороты обычно происходят, когда лидеры страны не играют по нашим правилам[21 - ChevronToxico, “A Rainforest Chernobyl,” n.d., http://chevrontoxico.comabout/rainforest-chernobyl/.].
– Вы хотите сказать, что Texaco свергает правительства? – спросил я. Он рассмеялся.
– Скажем так: правительства, которые не сотрудничают с нами, объявляются советскими марионетками. Они угрожают американским интересам и демократии. А ЦРУ этого не любит.
В тот вечер я впервые столкнулся с тем, что позже назову системой ЭУ.
Следующие 18 месяцев Энн и я провели в дождевых лесах Амазонки. Затем нас перевели высоко в Анды, где я должен был помогать сельским каменщикам. Энн обучала людей с ограниченными возможностями работе на местных предприятиях.
Мне сказали, что каменщикам нужно усовершенствовать производительность архаичных печей, где обжигали кирпичи. Однако один за другим они стали жаловаться мне на владельцев грузовиков и складов, расположенных в городе.
Эквадор был страной с низкой социальной мобильностью. Несколько богатых семей, ricos, управляли практически всем, включая местный бизнес и политику. Их агенты покупали кирпичи у каменщиков по чудовищно низким ценам и продавали их примерно в десять раз дороже. Один из каменщиков пошел к мэру города и пожаловался ему. Через несколько дней его насмерть сбил грузовик.
Страх охватил общину. Люди убеждали меня, что его убили. Мои подозрения, что это правда, усилились, когда шеф полиции объявил, что смерть этого человека связана с кубинским заговором, цель которого превратить Эквадор в коммунистическую страну (Че Гевара был казнен в ходе операции ЦРУ в Боливии менее трех лет назад). Он намекнул, что каждый каменщик, который станет мутить воду, будет арестован как мятежник.
Каменщики умоляли меня сходить к ricos и заступиться за них. Они были готовы сделать что угодно, лишь бы умилостивить тех, кого они боялись, – даже убедить себя в том, что, если они уступят, ricos защитят их. Я не знал, что делать. Повлиять на мэра я не мог и решил, что если я – иностранец, всего 25 лет от роду – вмешаюсь в ситуацию, это лишь усугубит ее. Я просто слушал и сопереживал.
В конце концов я понял, что ricos – часть системы, порабощавшей жителей Анд путем запугивания еще со времен испанского завоевания. А мое сочувствие лишь поощряет общину и дальше ничего не делать. Им не мое заступничество было нужно; им надо бы самим противостоять ricos. Им надо было осознать гнев, который они подавляли, и наконец возмутиться, что их подвергают такой несправедливости.
Я сказал им, что пора действовать. Надо сделать все возможное – даже рискнуть собственной жизнью, чтобы их дети могли процветать и жить в мире.
Осознание того, что я потворствую этой общине, стало для меня хорошим уроком. Я понял, что жертвы сами могут быть невольными соучастниками и что решительные действия – единственный выход из ситуации. И это сработало.