Дикий барин (сборник)

Добыча тоже таращится на меня и тоже ждет поощрения за труды. Старый актер, перешедший недавно из амплуа первого героя в амплуа благородного старца с рваными ушами. Два раза натурально изображал гибель свою: любит ходить по врачам, псевдопаралитик.

На перформанс прибегает безумным галопом попугай. Этому вообще не очень понятно, что надобно, но быть ему у меня в спальне надо стопроцентно. Летать он не очень любит, но тут совершает над собой усилие, садится у моего изголовья и лезет в ухо. А клюв у него – он гвозди перекусывает, не особенно понежишься.

Просыпаешься, как Робинзон Крузо, моряк из Йорка. Пес с манией величия, каторжанин-попугай и кот – заслуженный деятель искусств. Все требуют жрать.

Жрут, конечно, разное. Но пес подзакусывает еще и кошачьим кормом, попугай утаскивает свои яблоки и бананы на шкаф и там поправляет нервную систему, а кот вымогает у меня тунца, которого ему нельзя.

Выдрессировали они меня прекрасно. Мне бы еще черепаху, двух хорьков и козу. Чтобы уж совсем бесповоротно.

Сделай себе собеседника

Утром проснулся от привычных ласк пса Савелия, рыщущего по этажам в поисках острых наслаждений (а с его лапами это очень непросто – бегать по этажам, поверьте). Проснулся, обтер о пышную перину обслюнявленное лицо и задумался.

Чем хорош мой верный Савелий? Всем.

Во-первых, надень на него красные сапожки и жилетку в блестящую звездочку, дай ему часы с цепочкой, пенсне из проволоки скрути, рыжелую касторовую шляпу ему дай – и получишь прекрасного, тонкого собеседника. Интеллигента. Не трогай его еду, не показывай ему страшную красную утю и включи в ванной свет – все! Это весь райдер Савелия-собеседника! Сиди, беседуй, целуй. Надоест беседовать – открой дверь и кидай мячик. Удобно.

С людьми мячик помогает не всегда.

Тут на днях ко мне заезжал мой бывший студент. Приглашал меня вступить в какое-то интеллектуальное сообщество. Я был готов от тоски и ужаса вазу в окно запустить, не то что мячик…

А было б здорово! Вазу – хренак! Звон! Ваза вылетает и вдребезги об телегу! Каждый черепок ценой в пять жидовских червонцев! Окно венецийское обрушивается вослед! Я к пролому оконному – халат в соусе и совсем разобран, жабо в полнейшем беспорядке, в руке канделябр, бакенбарды – в стороны, дыбом и дымятся! От усов искры – совершеннейшие метеоры по комнатам! Глаза со скрипом вращаются произвольно в различные стороны!

– Сидор! Егорий! Выпущайте Михайлу Васильевича! Будем счас скубента на чепь засаживать в яме! В рекруты его! На персиянскую войну! К графу Паскевичу под абажур! Туда прям его! Засунем, подержим!..

И вон уже Сидор да Егорий с присными из подвала выматывают воротом медведя. Уже в далеком уездном присутствии встрепенулся бодрый капитан-исправник, повинуясь чутью на скорую христианскую муку…

А студентик только сидеть может окаменело с ртом разинутым. Тут тебе, милый, не Москва, тут или жри, или умри!

И не спорь с гостеприимным хозяином про французскую любовь с политикой. Ничего, отслужишь свои двадцать пять годков и пять лет в запасе в крепости отсидишь, вернешься бравым унтером об одной ноге, с рассказами, с семнадцатью ранениями и пулею в усохшей от жары голове. Устрою тебя, не брошу в бурьяне помирать. Станешь, к примеру говоря… да хоть бы и сторожем при бахче станешь, политолог. Трубочку кури в шалашике да кавуны карауль, лысину обтирая фуражечкой. Хорошо, верно?! Не рыдай! Возьми пятачок, не побрезгуй принять в буфете, на станции… Все у тебя еще получится!

Как понимаете, с Савелием все гораздо проще. Мячик – Савелий – мячик – Савелий – мячик… И так часами можно.

Во-вторых, пес мой любит, когда я пою и играю на музыкальных инструментах. В эти минуты он прибегает с чем-то нужным в зубах и слушает. Отбегает на секунду, что-то еще притащит и снова слушает, упершись башкой в ножку стула. В эти мгновения он на моего бывшего тестя похож. Так и сидим вечерами. Крыса из поролона, два мячика-сиротки, кость из крепкого желатина, эстет Савелий, я.

И Гайдн, в общем, с нами.

В-третьих, Савелий не выносит посторонних в доме. Мечется меж мной и зашедшими, лает визгливенько: «Мы их, бать, давай сейчас прям рвать начнем на клочки! Ладно, хорошо, да, да, да?! Я прям счас вон ту буду кусить, противную, с зубами страшными белыми! Ты видел, бать, видел, какие у нее зубищи здоровенные?! Как у лосихи! Давай ей утю нашу покажи! Ну, ту, да! Страшенную утю, ту, которая тогда, страшенную! Не боится, смотри-ка! Скалится еще, конченая! А я ее кусить все равно буду, люблю тебя потому как, нету сил как я тебя обожаю, люблю, люблю, охраняю! А ты вон того куси, здорового, в носках, да, да, да! Бать, ты первый давай, да?! Гаси того, я – эту буду рвать тут прям, да, да, да! Зубами рвать!»

То есть Савелий в эти минуты думает примерно то же, что думаю я. А такие минуты душевного единения превращают нас в семью.

В-четвертых, у Савелия огромные уши. И он похож на пьющую лису.

Колбаса

Иногда я приношу домой колбасу. Сам не ем, но приношу. Я и другим не очень позволяю налегать на колбасу, но приношу все равно. Вероятно, это колбасный гипноз.

Пес Савелий Парменыч, которому колбасу точно не дают, радуется колбасе больше всех. Удивительное зрелище. Савелий Парменыч начинает вприсядку ходить вокруг меня. Потом он в обалдении лупасит хвостом по полу. Потом вскидывается! Боже! Вот оно! Это ведь! Как бы… может, это в последний раз! Как в прошлый последний раз!.. Тут Савелий растопыривает гигантские уши свои и сглатывает.

А потом бежит хвастаться всем местным собакам, что вот, колбасу принесли… такое, понимаете, дело, что принесли колбасу, которая… боже! боже! …которая вся… такая… и, главное, много притащил этот, который тот, ну, хозяин, что ли, как его назвать-то… ужасно много колбасы притащил, мне, да, только мне… а это очевидно! на всех не хватит… да! сам не ест! все мне! нет! много, но мне… не вижу, нет! не вижу противоречия… а вот вообразите! да! нету! нету противоречия! позвольте я вас сейчас укушу, что ли? а за жопу, например? А? А?! Развели тут… поговорить на темы не с кем, как в пустыне умственной живу! идиоты… про тебя, да, а ты куда еще, ты-то, обсосок поросячий, куда встреваешь?! лезет он… ипанарот ты вонючий!..

Это он так через изгородь со всеми своими лучшими друзьями. В периоды бесколбасья Савелий с ними, конечно, дружит. А вот когда колбасный кризис начинается, Савелий Парменыч масочку свою приподнимает на два пальца.

Видел сегодня, как Савелий, после выступления у изгороди, кинулся к Глафире Никаноровне, молодой матери. Через две ступеньки пытался прыгать. Глафира не любит, чтобы роса, и поэтому второй этаж, кресло и теплая истома. Так-то отношения у них славные. Но Никаноровне все, что нельзя съесть, подоткнуть или разорвать, довольно безразлично. Колбасные истерики Савелия Парменыча Глафира воспринимает, зевая и вылизывая то, что ей, конечно, надо как-то сильнее беречь в будущем. Последнего котенка выслал чуть не по почте – до того дело туго шло с пристраиванием.

Отбежал от Глафиры Савелий. Действительно, как в пустыне.

А к собаке-девушке Сосильде Парменыч подходить лишний раз не любит. Он переживает, что девушка Сосильда как-то раз сбила его с ног и нежно пробовала на вкус его старческие уши.

…И другие звери

Попугай-шестидесятник затворил за собой бережно клетку, чего за ним отродясь не водилось.

Раньше жил нараспашку, купцом второй гильдии. Шта-а-а, сгною в казематах, меня, Багрова, учить?! В бараний… пешком… Встать!

А теперь все скромненько, что бухгалтер на пенсии. Были бы вилы, вилами бы подпер клетку, до того бережлив стал по отношению к себе, троцкист.

Собакомышь с Глафирой дружит. Напомню про табличку в Петроградском зоопарке, в клетке которого наслаждались прекрасным питерским климатом лев и собачка: дружили, ладили всячески, играли в настольные игры, мечтали, чем там еще питерские звери занимаются? Люди валом валили на такое чудо посмотреть.

И людей встречала табличка у клетки: «Администрация зоопарка сообщает, что в дружбе между львом и собакой нет никакой мистики или поповщины. Дружба между этими существами объясняется исключительно своевременной раздачей и разнообразием корма!»

И фото академика Павлова в траурной рамке над раздаточным окошком.

Савелий оказался очень решительным псом. Мужественным и непреклонным. Приучил меня к ночным побудкам, например. А то, что это, в самом деле? Ночь. Столько интересного, кругом враги. Надо же поднимать тревогу! Лаять на дверь бдительно. Потом, стуча лапами, отбегать и лакать воду. Потом снова к двери! Враги же коварны, это только доверчивый хозяин не понимает, насколько близка угроза. После облаивания двери надо поесть, гремя миской. Бойцу необходимо питание. После принятия пищи следует проследовать к постели беспечного хозяина, поинтересоваться, тыча носом, жив ли? Если жив, если еще дышит, надо попрыгать намного по правообладателю: а ну как проснется, будет весело! Сноровисто сбегать за тугомясой мышью, усладительницей щеночьих ночей. Пригласить ее, трепля за загривок, в постель. А что, мышь безропотна… Мышь следует затолкать под одеяло, лечь на нее, затихнуть, внезапно вспомнить о мячике. Опс, мячик-то мой, мячик! Ринуться, забыв про мышь, к мячику. Увлечься им, используя круглолапые заигрывания и юношеские несмелые покусы. Отчаяться. Ринуться к хозяину. Полаять визгливенько ему в лицо. Спишь?! А я тут надрываюсь, храню тебя! Сбегать и попить воды еще. Потом отбежать и вернуться к миске. Нервы на пределе, надо закусить. Закусивши, посидеть, лупася хвостом по паркету. Побегать за хвостом, потому как интересно. Подбежать снова к хозяину: а ну как подох? Нет, упорно спит… Ладно. А враги?! К двери!..

И такая дребедень – каждый день.

Актерский талант

После преступления с вазой выдала нам котенок Глафира всем Комиссаржевскую, такую Ларису Огудалову из «Бесприданницы», такую страсть и прощение нам всем, что даже я, отпетый циник, бросился к ее постельке молить и умолять.

А она такая: «Примиритесь, господа, забудьте обиды, суетные стремления, только красота и любовь очистят нас перед Небом, ухожу я тихо, покойно, пусть оркестр играет потише, душа к Богу отходит моя, тихая, нежная, не виновная ни в чем. Прощаю всех… Помните меня такой. Возьмитесь за руки и простите друг друга…»

Я первый зарыдал в плечо соседа-зрителя. Потом уже публика подключилась, хотела стол, на котором так неудачно ваза стояла, вообще к хренам порубить и сжечь.

Федюнин так и вовсе за топором побежал, роялю рубить в щепы, слезы по бороде ручьями.

Консервы

Никаноровна моя окончательно сформировала себе характер.

Примеряла на себя много всяких личин, все пыталась понять, какая сработает лучше прочих. Как и полагается, во всех номинациях победил образ «Я гулящая, но недешевая».

Питается Никаноровна какими-то деликатесными консервами по 175 руб. за банку. Баночки эти распознает, научилась. После того как напитала себя, балует меня дозированными ласками. До напитания даже и не подходи: нервы, неприступность, уши растопырила, не хочет. Впервые сталкиваюсь с таким явлением в мире животных. Вроде как выпрашивать должна, по логике вещей, по этике Бентама и Милля. Но нет. Раскусила меня. Требует сначала в ресторан, а там посмотрим.

Сам попробовать вкусноту такую никак не решусь. Так и томлюсь с трясущейся в руке ложкой: что там могли напихать в маленькую, в принципе, баночку на 175 руб.? Почки кого там, собственно? Балерин?!

Крысы