Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным

Джозеф продолжал смотреть в сторону.

– Думаешь, придется вызвать коронера? Вы что-нибудь поменяли?

– Принесли домой. И еще подтянули ему штаны.

Джозеф пригладил бороду и завернул внутрь ее концы.

– А где Дженни?

– Бертон увел ее к себе молиться. Она плакала, когда уходила. А сейчас, наверное, бьется в истерике.

– Отправим ее домой, на восток, – решил Джозеф. – Жить здесь все равно не сможет. – Он шагнул к двери. – Тебе придется поехать в полицию и доложить о смерти. Постарайся убедить их, что произошел несчастный случай. Может быть, не станут проверять. Это действительно несчастный случай.

Джозеф вернулся к кровати, небрежно похлопал Бенджи по руке и вышел из дома.

Он медленно зашагал по двору туда, где на фоне темного неба чернел дуб. Подойдя, прислонился спиной к стволу и посмотрел вверх, в густую крону: среди веток мерцали бледные туманные звезды. Потом нежно провел ладонями по коре.

– Бенджамин умер, – поведал он тихо, глубоко вздохнул, а потом повернулся, залез на дерево, устроился среди мощных сучьев и прижался щекой к прохладной шершавой коре. Он знал, что мысль его будет услышана: «Теперь точно знаю, в чем заключалось благословение. Знаю, какую ношу взял на себя. Томасу и Бертону позволено иметь предпочтения и испытывать неприязнь; только я отрезан от всего. Да, отрезан. Не смогу познать ни удачу, ни неудачу. Не смогу отличить хорошее от плохого. Мне отказано даже в способности почувствовать разницу между наслаждением и болью. Все едино, и все – часть меня».

Джозеф посмотрел на дом, откуда только что вышел. Свет в окне мигал, то появляясь, то исчезая. Собака Бенджи снова завыла, а койоты вдалеке услышали вой и поддержали его безумным хохотом. Джозеф крепко обнял ствол и негромко заговорил:

– Бенджи мертв, а я не рад и не опечален, потому что не знаю причины испытывать то или иное чувство. Просто так и есть. Теперь я понимаю, отец, каким вы были – одиноким за пределами одиночества, спокойным, потому что ни с кем не имели связи.

Он спустился на землю и повторил:

– Бенджамин умер, сэр, и я не стал бы препятствовать смерти, даже если бы обладал властью. Искупления не требуется.

Он пошел к конюшне, чтобы оседлать коня и отправиться к большому камню, где ждал его Хуанито.

Глава 12

Рама взяла Элизабет за руку и повела по двору.

– Не надо плакать, – предупредила она спокойно. – Причины для слез нет. Ты не знала умершего человека, а значит, не можешь горевать. Обещаю, что не увидишь тело, поэтому бояться нечего.

Она поднялась на крыльцо и привела новую родственницу в уютную гостиную с лоскутными покрывалами на креслах и лампами с расписанными розами фарфоровыми абажурами. Даже коврики на полу были искусно сплетены из самых ярких нижних юбок.

– У вас красивый дом, – сказала Элизабет, глядя в широкое лицо с четко очерченными скулами, почти сросшимися на переносице черными бровями и густыми волосами, низко спускающимися на лоб «вдовьим треугольником»[10 - «Вдовий треугольник» – тип линии роста волос. По форме напоминает английскую букву V. Назван так из-за сходства с передней частью головного убора, который раньше носили женщины в Англии после смерти мужа.].

– Своими руками сделала его таким, – ответила хозяйка. – Надеюсь, ты тоже сможешь создать уют.

В соответствии с моментом Рама была одета в шуршащее при каждом движении платье из черной тафты с узким корсажем и широкой юбкой. Шею украшал амулет из слоновой кости на серебряной цепочке, давным-давно привезенный предком-моряком с далекого острова в Индийском океане. Она опустилась в кресло-качалку, сиденье и спинка которого были застелены покрывалом в мелкий цветочек, и вытянула на коленях сильные белые пальцы, как это делает пианист, пробуя клавиатуру.

– Садись, – произнесла она требовательно, не то приглашая, не то приказывая. – Придется подождать.

Элизабет чувствовала силу Рамы и знала, что должна проявить собственную личность, но близость этой уверенной женщины успокаивала и примиряла. Она скромно присела и сложила руки на коленях.

– Вы еще не объяснили, что случилось.

Рама грустно улыбнулась.

– Бедное дитя, ты приехала в плохое время. Любое время стало бы плохим, но это к тому же еще и постыдное. – Ее ладони сжались в кулаки. – Сегодня вечером Бенджамина Уэйна ударили ножом в спину. Спустя десять минут он умер, а через два дня будет похоронен. – Она печально посмотрела на Элизабет, как будто заранее предвидела все до мельчайших деталей. – Ну вот, теперь ты знаешь, что случилось, – продолжила Рама спокойно. – Сегодня можешь задавать любые вопросы. Мы потрясены и не принадлежим себе. Подобные события разрушают человеческую природу. Так что спрашивай сегодня. Завтра нас может охватить стыд. Как только похороним Бенджи, больше ни разу не упомянем его в разговоре, а через год и вообще забудем, что такой человек когда-то жил на свете.

Элизабет выпрямилась. Обстановка совсем не походила на ту картину счастливого приезда домой, которую она представляла: в ее воображении молодая супруга с достоинством принимала почтение клана и держалась любезно. Но сейчас комната кружилась под действием неуправляемой силы, а сама она сидела на краю бездонного черного озера и видела, как в глубине таинственно плавают огромные бледные рыбы.

– Почему его убили? – спросила Элизабет. – Слышала, что это сделал Хуанито.

На губах Рамы появилась неопределенная улыбка.

– Видишь ли, Бенджи был вором, – заговорила она. – Причем не очень-то ценил то, что крал. А крал он драгоценное женское достоинство. Пил, чтобы украсть частицу смерти, и наконец получил сполна. Это должно было случиться, Элизабет. Если бросить большую горсть бобов в перевернутый наперсток, то один наверняка попадет в цель. Теперь понимаешь? Хуанито приехал домой и обнаружил вора за работой. Все мы любили Бенджи, – продолжила Рама, помолчав. – Расстояние между презрением и любовью не так уж велико.

Перед силой этой женщины Элизабет чувствовала себя одинокой, отвергнутой и очень слабой.

– Я так долго ехала, – пожаловалась она. – Не обедала и даже еще не умылась.

От мысли о перенесенных лишениях ее губы задрожали. Глаза Рамы смягчились: она наконец-то увидела молодую жену хозяина ранчо.

– Где же Джозеф? – горестно спросила Элизабет. – Это наш первый вечер дома, а он куда-то пропал. Я даже глотка воды не выпила.

Рама встала и расправила шуршащую юбку.

– Прости, бедная девочка. Даже не подумала, что тебя надо накормить. Пойдем в кухню. Умоешься, а я заварю чай, порежу хлеб и мясо.

В кухне сипло пыхтел чайник. Рама положила на тарелку хлеб, куски ростбифа и налила чашку желтого чая.

– Давай вернемся в гостиную, Элизабет. Там будет удобнее ужинать.

Элизабет без стеснения смастерила пару толстых сэндвичей и жадно их проглотила. Однако особенно поддержал и успокоил ее горячий, крепкий, горьковатый чай. Снова сев в кресло, Рама с интересом наблюдала, как новая родственница набивает рот.

– Ты хорошенькая, – заметила она серьезно. – Не думала, что Джозеф найдет хорошенькую жену.

Элизабет покраснела.

– Что вы имеете в виду? – спросила наивно. Здесь были потоки чувств, которые она не могла понять, и способы мышления, которые не относились к категориям ее опыта и образования. Это обстоятельство слегка пугало, и все же она лукаво улыбнулась. – Конечно, он это знает. Сам мне говорил.

Рама спокойно рассмеялась.

– Оказывается, я понимала его хуже, чем думала. Считала, что будет выбирать жену так же, как выбирает корову, – чтобы та в полной мере соответствовала всем требованиям. Хорошая жена тоже должна соответствовать определенным запросам и напоминать корову. Возможно, Джозеф более человечен, чем я представляла. – В ее голосе послышалась горечь. Сильные белые пальцы пригладили волосы по обе стороны от ровного пробора. – Пожалуй, тоже выпью чашку чая. Только долью воды, а то, наверное, уже стал слишком крепким.

– Конечно, Джозеф вполне человечен, – подтвердила Элизабет. – Не понимаю, почему вам кажется иначе. Просто он стеснительный. Смущается, и все.

Внезапно ей вспомнились ущелье и бурлящая река. Стало страшно, и она поспешила выбросить мысль из головы.

Рама с жалостью улыбнулась.

– Нет, он вовсе не стеснительный. Думаю, во всем мире не найдется человека менее стеснительного. – И сочувственно добавила: – Ты не знаешь Джозефа. Расскажу о нем не для того, чтобы испугать, а чтобы ты не испугалась, когда его узнаешь.

Рама долго молчала, собираясь с мыслями и подбирая убедительные слова; но вот наконец она заговорила: