Да, милый Фродо, ты в большой опасности, оттого-то мне и неспокойно. Но ставки нынче такие, что опаснее всего – не рисковать, даже и тобою; однако помни, что, когда я отлучался, ты был под неусыпным надзором и охраной. Я знаю, ты ни разу не надевал Кольцо, и, стало быть, оно тебя не поработило. Пока что – нет… А девять лет назад, при нашем последнем свидании, я еще ничего толком не знал.
– Хорошо, нельзя выкинуть, так можно истребить: ты же сам сказал, что это давным-давно надо было сделать! – в отчаянии воскликнул Фродо. – Предупредил бы меня, написал бы, что нужно, – и я бы от него отделался.
– Отделался бы? А как? Ты пробовал?
– Нет, не пробовал. Но его же, наверно, как-то можно сплющить или расплавить?
– А ты попробуй! – сказал Гэндальф. – Возьми да попробуй!
Фродо опять достал Кольцо из кармана и поглядел на него. Оно было чистое и гладкое, без всяких надписей. Ярко лучилось золото, и Фродо подумал: какой у него густой и чудный отлив, как оно дивно скруглено. Изумительное и поистине драгоценное Кольцо. Он вынул его, чтобы швырнуть в огонь, но вдруг понял, что сделать этого не может, что себя не переломишь. Он нерешительно взвешивал Кольцо на ладони, вспоминая зловещую повесть Гэндальфа; наконец собрал все силы – и обнаружил, что поспешно запихивает Кольцо в карман.
Гэндальф невесело рассмеялся.
– Вот видишь? Уже и ты, Фродо, не можешь с ним расстаться, бережешь его от вреда. Не мог я «заставить» тебя – разве грубой силой, а этого ты бы не выдержал. И никакой силой Кольцо не истребить. Бей его сколько хочешь шестипудовым кузнечным молотом – на нем и следа не останется. Да что там ты – я и то ничего с ним сделать не смогу.
В огне твоего камина и обычное-то золото не расплавится. А Кольцо, ты видел, в этом огне только посвежело, даже не нагрелось. И во всей твоей Хоббитании нет такого кузнеца, который мог бы хоть чуть-чуть его сплющить. Ему нипочем даже горнила и молоты гномов. Было поверье, что Магические Кольца плавятся в драконовом огне, но теперешние драконы – жалкие твари, кому из них под силу расплавить Великое Кольцо, которое выковал сам Саурон!
Есть только один способ: добраться до Ородруина, Роковой горы, и бросить Кольцо в ее пылающие недра… если ты по-настоящему захочешь, чтобы оно расплавилось и стало навсегда недоступно Врагу.
– Да нет, я, конечно, очень хочу, чтобы оно… чтобы стало недоступно! – заторопился Фродо. – Только пусть это не я, пусть кто-нибудь другой, разве такие подвиги мне по силам? Зачем оно вообще мне досталось, при чем тут я? И почему именно я?
– Вопрос на вопросе, – сказал Гэндальф, – а какие тебе нужны ответы? Что ты не за доблесть избран? Нет, не за доблесть. Ни силы в тебе нет, ни мудрости. Однако же избран ты, а значит, придется тебе стать сильным, мудрым и доблестным.
– Да как же я! Ты, Гэндальф, ты и сильный и мудрый. Возьми у меня Кольцо, оно – тебе.
– Нет! – вскрикнул Гэндальф, отпрянув. – Будь у меня такое страшное могущество, я стал бы всевластным рабом Кольца. – Глаза его сверкнули, лицо озарилось изнутри темным огнем. – Нет, не мне! Ужасен Черный Властелин – а ведь я могу стать еще ужаснее. Кольцо знает путь к моему сердцу, знает, что меня мучает жалость ко всем слабым и беззащитным, а с его помощью – о, как бы надежно я их защитил, чтобы превратить потом в своих рабов. Не навязывай мне его! Я не сумею стать просто хранителем, слишком оно мне нужно. Предо мной – мрак и смерть.
Он подошел к окну, поднял шторы и отдернул занавеси. В комнату снова хлынуло солнце. Мимо окошка, посвистывая, прошел Сэм.
– Как видишь, – сказал маг, обернувшись к Фродо, – решать придется тебе. Но я тебя не оставлю. – И он положил руку на плечо Фродо. – Я помогу тебе снести это бремя, пока это бремя твое. Только не надо медлить. Враг не мешкает.
Настало молчание. Гэндальф снова сел в кресло и попыхивал трубкой: должно быть, задумался. И глаза прикрыл, но из-под век зорко следил за Фродо. А Фродо неотрывно глядел на темно-алые уголья в камине, только их и видел, и чудилось ему, что он заглядывает в огненный колодец. Он думал о багровых расселинах древней и страшной Горы.
– Так! – сказал наконец Гэндальф. – Ну, и о чем же ты размышляешь? Что решил?
– Ничего, – глухо откликнулся Фродо. Но огненная тьма вдруг выпустила его. Он снова сидел в светлой комнате, изумляясь яркому окну и солнечному саду. – А впрочем, решил. Я не все понимаю, что ты говоришь, но покамест придется мне, наверно, оставить Кольцо у себя и сберечь его, а там будь что будет.
– С тобой много чего может быть, – сказал Гэндальф, – но начинаешь ты очень неплохо. Не скоро Кольцо тебя склонит ко злу.
– Это тебе виднее, – сказал Фродо. – Только хорошо бы ты все-таки нашел какого-нибудь хранителя понадежней. А пока что, если ты прав, то я в большой опасности, и друзья мои тоже. Вряд ли мне, стало быть, удастся сберечь Кольцо и уберечь друзей, если я останусь дома. Придется мне бросить Торбу, покинуть Хоббитанию и вообще уйти куда глаза глядят. – Он вздохнул. – Лишь бы в Хоббитании все осталось как было – правда, я иной раз клял хоббитов за глупость последними словами, призывая на них землетрясение и драконов, но нет уж, лучше не надо. Пока у меня за спиной Хоббитания, мне как-то легче: я знаю, что есть отступление, хотя отступать и некуда.
Я, конечно, и раньше думал, не уйти ли мне, только представлял себе какой-то пикник, приключения, как у Бильбо или даже интереснее – разные ведь бывают, и все хорошо кончаются. А тут – из страха в страх, и смерть по пятам. Да и путешествовать мне, видно, придется одному, раз мне выпала такая доля – спасать Хоббитанию. Только я же маленький, для всех там чужой и – как бы это сказать? – не из них. А Враг такой сильный и страшный.
Он не признался Гэндальфу, что, пока говорил, в сердце его вспыхнуло желание пойти вслед за Бильбо – пойти и, быть может, даже встретиться с ним. Желание было такое сильное, что страх отступил: он, пожалуй, так бы и кинулся бежать, вроде Бильбо – без шапки и наобум.
– Ты ли это, Фродо? – воскликнул Гэндальф. – Верно сказал я когда-то: изумительные существа хоббиты. Кажется, и месяца хватит, чтоб их изучить, а они через сто лет тебя несказанно удивят. Вот уж чего не ожидал – даже и от тебя! Бильбо-то не ошибся с наследником, хотя не понимал, как это важно. Да, похоже, что ты как нельзя более прав. По нынешним временам Кольцу не место в Хоббитании: тебе – да и не только тебе – придется уйти и на время забыть, что ты Торбинс. Опасное это имя за пределами Хоббитании. Дай-ка я придумаю тебе другое. Назовись ты, пожалуй, Накручинсом.
А пойдешь ты все-таки не один. Кому там из своих приятелей ты вполне доверяешь, кто из них способен выстоять в смертельных испытаниях?.. Впрочем, таких, наверно, и нет; а все же подумай о спутнике, он тебе очень понадобится! И болтай поменьше, даже с близкими друзьями! У Врага повсюду шпионы, он все слышит.
Маг вдруг осекся и прислушался. В комнате и в саду стояла звонкая тишина. Гэндальф прокрался к окну, вспрыгнул на подоконник, протянул длинную руку – и в окне, жалобно пискнув, появилась курчавая голова Сэма Скромби, вытянутая за ухо.
– Так, так, клянусь бородой! – сказал Гэндальф. – Сэм Скромби, он самый! Под окном, значит?
– Да что вы, сударь, что вы, господин Гэндальф! – горячо возразил Сэм. – Под каким окном! Я тут просто полол и подстригал траву: видите? – Он показал в свое оправданье садовые ножницы.
– Вижу, – мрачно отозвался Гэндальф. – А вот щелкать твои ножницы давно что-то перестали. Подслушивал?
– Подсушивал, сударь? Да нет, зачем же, все и так подсохло.
– Ты дурака-то не валяй! Что ты слышал и зачем подслушивал? – Глаза Гэндальфа сверкнули и брови ощетинились.
– Господин Фродо, хоть вы-то! – в ужасе выкрикнул Сэм. – Вы-то хоть не позволяйте ему, а то он меня во что-нибудь – раз – и превратит. Доказывай потом моему старику, что это я. Я же ничего худого не хотел, честное слово, сударь!
– Ни во что он тебя не превратит, – сказал, еле сдерживая смех, изумленный и озадаченный Фродо. – Он знает, как и я, что ты подслушивал без худого умысла. Ты бояться-то не бойся, а спрошено – отвечай!
– Да что ж, сударь, – втянув голову в плечи, признался Сэм. – Я порядком слышал, хотя понял-то не все: и про Врага, и про Кольца, и про господина Бильбо – ну, там, драконы, Огненная гора – и, конечно, про эльфов. Вовсе даже не собирался подслушивать – а слышал: сами знаете, как нечаянно бывает. Меня ведь хлебом не корми, а дай послушать про эльфов, мало ли что там Тод говорит. Хоть бы одним глазком их повидать. Вы вот, сударь, пойдете – ну и мне бы эльфов показали, а?
Гэндальф вдруг рассмеялся.
– Ну-ка давай сюда! – крикнул он и, втащив через подоконник ошарашенного Сэма, поставил его, с ножницами и лопатой в руках, на пол. – Говоришь, эльфов тебе показать? – спросил он, всматриваясь в Сэма и невольно улыбаясь. – Ты, стало быть, расслышал, что хозяин твой уходит?
– Расслышал, а как же. Тут-то я и поперхнулся, а это уж небось вы расслышали. Да я нечаянно – ведь такое огорчение!
– Ничего не поделаешь, Сэм, – грустно сказал Фродо. Он вдруг понял, что прощание с Хоббитанией будет очень трудное и что прощается он не только с Торбой. – Надо мне идти. А ты, – и он сурово посмотрел на Сэма, – если ты и правда за меня тревожишься, то уж держи язык за зубами, ладно? Проболтаешься хоть о чем-нибудь, что ненароком подслушал, и Гэндальф, чего доброго, превратит тебя в пятнистую жабу, а с ужами, знаешь ли, шутки плохи.
Сэм задрожал и бухнулся на колени.
– Встань, Сэм! – велел Гэндальф. – Я придумал кое-что пострашнее: ни о чем ты не проболтаешься и впредь будешь знать, как подслушивать. Ты пойдешь с Фродо!
– Я? С хозяином? – воскликнул Сэм, подскочив, как собака, которую позвали гулять. – И увижу эльфов и еще много всякого? Урра! – крикнул он и вдруг расплакался.
Глава III
Дорога втроем
– Выйти надо втихомолку и как можно скорее, – постоянно напоминал Гэндальф.
С первого разговора прошло уже две или три недели, а Фродо в путь пока не собрался.
– Знаю, знаю, – говорил Фродо. – Только это ведь непросто – скорее, да еще втихомолку. Уйду я, как Бильбо, – и раскатится молва по всей Хоббитании.
– Нет уж, ты, как Бильбо, не уходи! – сказал Гэндальф. – Этого еще нам не хватало! Скорее – да, но не вдруг. Подумай, конечно, как покинуть Хоббитанию без лишнего шума, а все же не мешкай: как бы не замешкаться.
– Может, осенью, после нашего общего дня рождения? – предложил Фродо. – К тому времени я как раз все устрою.
По правде говоря, когда дошло до дела, у него начисто пропала всякая охота к путешествиям. Торба вдруг стала донельзя уютной, и он вовсю радовался последнему своему лету в Хоббитании. «А осенью, – думал он, – у нас поскучнеет, и сердце по-всегдашнему запросится в чужие края». Про себя он уже твердо решил дождаться пятидесятилетия и стодвадцативосьмилетия Бильбо. Будет годовщина – тут-то и в путь, по примеру Бильбо. Без этого примера он бы и шагу не сделал, в жизни бы с духом не собрался. О цели странствия он старался не думать, и с Гэндальфом не откровенничал. Может, маг и сам обо всем догадывался, но, по своему обычаю, помалкивал…
– Да-да, все устрою и отправлюсь, – повторил Фродо.