Белые яблоки

– Я сейчас еду за своей машиной. Бросил ее возле кафе, когда удирал от тебя прошлым вечером. Помнишь?

Алан Уэллс молча уставился на него, и Этрих принужден был отвести глаза. Ему стало не по себе. Он не мог бы сказать, что сильнее раздражало его – молчание зловещей крысы или звуки его собственного голоса.

– Ты меня принял за Смерть, Винсент? Совершенно напрасно. Я – это ты, только умерший.

Этрих махнул рукой. Мол, какая разница!

– Зачем ты здесь?

– Я ведь тебе уже объяснил. Чтобы убедить тебя вернуться вместе со мной. Ты больше не причастен к этой жизни.

Несколько минут прошло в молчании. Крыса отвернулась от него и стала смотреть вперед. Этрих заметил, как шевельнулись ее длинные усы. Он без труда догадался, что именно она беззвучно произнесла. В мире, где он нынче обитал, не существовало никаких правил. А если они и были, он их не знал. Но самым гротескным в этой ситуации являлось то, что большую часть времени все шло и выглядело как всегда, жизнь казалась вполне обыденной, пока какое-либо безумное происшествие не врезалось в эту обыденность, как нож маньяка, и не рассекало ее на куски.

– Тебе уже кто-нибудь говорил о мозаике? – Животное по-прежнему сидело к нему спиной, и Этрих не расслышал вопроса. Он наклонился вперед:

– О чем?

Крыса слегка повернула голову:

– Ты что-нибудь знаешь о Мозаике?

– О какой еще мозаике?

И пока такси мчалось в уличном потоке, Алан Уэллс рассказал Этриху многое из того, о чем немного ранее Коко поведала Изабелле Нойкор.

Этрих все еще находился под впечатлением событий нынешнего утра и потому без конца переспрашивал: «Что?» или «Да ну?». Порой он вставлял в рассказ крысы замечания: «Это сложно для меня. Говоришь, мы все – кусочки смальты? Ну-ну!»

Более того, у Коко в кармане имелось наглядное пособие, с помощью которого она продемонстрировала Изабелле, что такое Мозаика. Что же до Алана Уэллса, то у него кроме его красноречия имелись еще лишь две когтистые лапы, которыми он жестикулировал, рисуя в воздухе нечто совершенно невразумительное. Всякого постигло бы фиаско, вздумай он изобразить лапкой в воздухе образ Бога.

Вдобавок к этому таксист-пакистанец начал вдруг донимать Этриха разговорами, так что тому приходилось слушать одновременно его и говорящую крысу.

Но пятью минутами позже, когда такси остановилось у светофора, дверца, у которой сидел Этрих, внезапно распахнулась и кто-то цепко ухватил его за руку:

– Выходи. Заплати этому парню и двигаем отсюда. Он узнал голос Коко и через мгновение увидел ее, стоявшую у машины.

Крыса встопорщила усы:

– Закрой дверь!

Шофер недоуменно взглянул в зеркальце:

– Что происходит?

Этрих глазам своим не верил.

– Какого черта ты здесь делаешь?!

Позади раздались гудки автомобильных клаксонов: на светофоре загорелся зеленый свет. Прежде чем Этрих успел собраться с мыслями, Коко выдернула его из машины, повторяя:

– Расплатись и пойдем отсюда.

Этрих полез в карман за деньгами, не сводя глаз с Коко, которая наклонилась к окну у переднего сиденья. Она пристально посмотрела на крысу, а потом оглянулась через плечо на Этриха:

– Дай мне деньги.

Выхватив у него из рук десятидолларовую бумажку, она протянула ее шоферу через голову Алана Уэллса. Сзади снова послышались гудки. Коко схватила крысу за узкую морду, наклонилась к ней и произнесла несколько слов на непонятном языке, после чего брезгливо оттолкнула от себя крысу и вновь приказала Этриху:

– Пошли!

Он покорно поплелся за ней – совсем как мальчик за старшей сестрой. И ему безумно хотелось, подобно малышу в коротких штанишках, потянуть ее за край куртки и прохныкать: «Погоди, ответь, как ты узнала, что я здесь?» А еще: «Ты его, выходит, разглядела? Но как же так? Он говорил, что для всех, кроме меня, остается невидимым». А еще: «Что ты ему сказала? Я ни слова не разобрал».

Но он благоразумно молчал. Коко тащила его за собой вдоль ряда машин. Путь их был недолгим: между ее роскошным зеленым «остином-хили» с откидывающимся верхом и такси, в котором ехали Винсент с Аланом Уэллсом, было всего три автомобиля. Коко распахнула дверцу и жестом велела Этриху сесть. Сзади послышались протестующие гудки, и водитель автомобиля, который стоял непосредственно за «остином», высунув голову из окошка, жалобно произнес:

– Вы загородили дорогу, леди!

Коко одарила его ослепительной улыбкой и помахала рукой, словно кинозвезда. Открыв дверцу, она скользнула внутрь, устроилась на водительском сиденье и крикнула Этриху, который все еще стоял у машины:

– Садись, сделай одолжение. Видишь, люди начинают нервничать.

Этрих растерянно приставил ладонь козырьком к глазам. Но такси уже и след простыл. Он пожал плечами и сел в машину. Коко рванула с места, стоило ему захлопнуть дверцу.

– Мне надо забрать свою машину.

Она молчала.

– Я сказал, мне надо забрать машину.

– Знаю, Винсент. Я отвезу тебя туда, но прежде нам надо заехать в другое место.

– Ты ведь тоже ее видела, да? Эту крысу?

Коко сердито засопела:

– Так вот кем он перед тобой прикинулся? Говоришь, это была крыса?

– Ну да. Гигантская крыса. Он сказал, его зовут Алан Уэллс.

– Крыса по имени Алан Уэллс. И ты этому поверил, Винсент? Ни на минуту не усомнился в правдивости этой истории? У тебя не мелькнула даже тень мысли, что что-то во всем этом не так?

Этрих принялся оправдываться, сердясь на нее и еще больше на себя. Голос его звенел от обиды:

– Он появился передо мной ниоткуда в лифте с наглухо закрытыми дверьми. Проклятый механизм дал сбой, кабина застряла между этажами, свет погас, а когда снова зажегся, в полуметре от меня сидела огромная крыса. Она заговорила со мной моим собственным голосом. И что я, по-твоему, должен был подумать? Что меня кто-то таким образом разыгрывает? Между прочим, крыса сказала, что она – это я, только покойник.

– И ты поверил? Сам посуди, как же это крыса может быть тобой, пусть даже и умершим? – Она посмотрела на него как на слабоумного.

На то, чтобы обдумать это заявление, Этриху понадобился всего один миг. Вдруг неожиданно для себя самого он громко расхохотался и тотчас же вспомнил высказывание кого-то из великих, мол, когда дела становятся хуже некуда, остается только хохотать, чтобы не сойти с ума.

– Я вообще ничего больше не понимаю. Ничего. С того вечера, как я увидел татуировку у тебя на шее, моя жизнь – сплошное безумие.