Путешествия Гулливера

Столица Лилипутии на плане походила на правильный четырехугольник, каждая сторона которого равна пятистам футам; две главные улицы шириною в пять футов каждая пересекались под прямым углом и разделяли город на четыре части. Небольшие боковые улочки и переулки, в которые я не мог пробраться, по ширине составляли от двенадцати до восемнадцати дюймов. Город мог вместить до пятисот тысяч человек; дома в основном были трех– и пятиэтажные, а лавки и рынки полны всевозможных товаров.

Королевский дворец находился в центре столицы и был расположен на перекрестке главных улиц. Его окружала стена в два фута высотой, отстоявшая от тыльной части дворца и служебных построек на двадцать футов, а со стороны площади, куда выходил фасад, – на восемь футов. Я получил разрешение его величества перешагнуть через стену и благодаря свободному пространству позади зданий мог осмотреть их со всех сторон.

Королевские покои находились в глубине обширного квадратного внутреннего двора, и чтобы попасть туда, – а мне очень хотелось их осмотреть, – нужно было пройти через главные ворота вышиною всего лишь в восемнадцать дюймов и семь дюймов в ширину. Я мог бы их перешагнуть, но боялся разрушить каменные постройки, хоть и прочные, однако стоящие слишком тесно. Король очень хотел показать мне свой великолепный дворец, но лишь спустя три дня мне удалось выполнить его желание.

В королевском загородном парке я срезал ножом несколько самых крупных деревьев и смастерил из них два табурета высотой около трех футов, которые могли бы выдержать мой вес. Подойдя к резиденции короля со стороны площади, я встал на один табурет, поднял другой над крышами построек и осторожно поставил на свободное место. Затем перешагнул через здания с одной табуретки на другую. Теперь, присев на корточки, я мог внимательно рассмотреть внутреннее убранство дворца, а также всех его обитателей.

Мне удалось увидеть всю королевскую семью и даже поцеловать ручку королевы, грациозно и милостиво протянутую мне из окна.

Полюбовавшись красотами дворца, я с помощью тех же табуретов благополучно выбрался на площадь и вернулся к себе.

Однажды утром, примерно через пару недель после моего освобождения, ко мне явился Рельдресель в сопровождении слуги. Велев кучеру ждать, государственный секретарь попросил выслушать его и предпочел во время нашего разговора оставаться на моей ладони. Я охотно согласился из уважения к его личным достоинствам и в благодарность за хлопоты о моей судьбе перед королем. Мне было хорошо известно, что ни одно важное дело в королевстве не проходило без его ведома.

Прежде всего Рельдресель поздравил меня с освобождением, добавив, что своей свободой я обязан особому стечению обстоятельств в государственных делах.

«Каким бы блестящим ни казалось чужеземцу наше положение, – продолжал мой гость, – мы страдаем от двух страшных зол: от внутренних раздоров и от угрозы нападения коварного и сильного противника. Первое связано с тем, что около семидесяти лун тому назад в королевстве возникли две враждующие партии. Партия тремексенов объединила сторонников высоких каблуков, слемексены же объявили себя приверженцами низких. Возможно, вы, друг мой, заметили, – спросил государственный секретарь с легкой усмешкой, – что подданные его величества обуты в башмаки, имеющие каблуки разной высоты?»

Я кивнул.

«Тремексены утверждают, – продолжал он, – что обязательное ношение высоких каблуков было навечно закреплено нашей первой Конституцией. Однако нынешний король – сторонник низких каблуков, и он постановил особым указом, чтобы все служащие правительственных и придворных учреждений носили исключительно низкие каблуки. И это вы тоже заметили, как и то, что у его величества каблуки на башмаках на один дрерр, или четырнадцатую часть дюйма, ниже, чем у придворных. Вражда между обеими партиями доходит до того, что члены одной не могут находиться за общим обеденным столом с членами другой. Тремексены многочисленны, однако не имеют в руках власти. В то же время у нас появилось подозрение, что наследник престола симпатизирует этой партии, – нетрудно заметить, что один его каблук выше другого, вследствие чего его высочество прихрамывает… И вот на фоне этих внутренних раздоров близится беда извне – со стороны соседнего острова Блефуску…»

Рельдресель сделал паузу и внимательно посмотрел на меня.

«Вот вы утверждаете, – вздохнул он, – что на свете существуют другие королевства и государства, где живут такие же великаны, как вы. Однако наши ученые сомневаются в этом и склонны придерживаться гипотезы, что вы, мой уважаемый друг, скорее всего, свалились с неба. Кроме того, имеются летописи и исторические документы, в которых за период в шесть тысяч лун не упоминается ни одно государство, кроме великого королевства Лилипутии и империи Блефуску… Мы соседствуем с этим островным государством, однако в течение уже тридцати шести лун нам приходится вести с ним ожесточенную войну. Поводом для нее послужило следующее событие. Всем известно, что с незапамятных времен яйца всмятку полагается разбивать с тупого конца. Случилось так, что дедушка его величества, еще будучи ребенком, за завтраком порезался острым осколком скорлупы, разбив яйцо, которое ему подали. Его батюшка, прадед нашего короля, издал указ, предписывающий всем лилипутам разбивать яйца исключительно с острого конца… И что бы вы думали? Этот указ вызвал такое возмущение среди населения, что началась смута, которая переросла в настоящую революцию. Летописи упоминают о шести восстаниях, во время которых пострадали даже королевские особы. Около одиннадцати тысяч фанатиков были приговорены к смертной казни за отказ разбивать яйцо с острого конца.

Правители Блефуску упорно поддерживали и поощряли народные волнения, укрывая бунтовщиков в своих владениях. Там печатались прокламации и даже брошюры. В Лилипутии движение тупоконечников было давным-давно запрещено, его сторонники лишились права занимать государственные должности, а их книги преданы огню… Все еще больше осложнилось, когда с острова Блефуску в нашу сторону прозвучали обвинения в ереси и расколе. Мы, по утверждению их теологов, исказили основной догмат нашего великого общего пророка Люстрога. В пятьдесят четвертой главе духовной «Книги Алкорана» сказано: «Все истинно верующие да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее». А какой конец – тупой или острый – считать удобным? Как по мне, так это личное дело каждого верующего. В общем, началась полемика, сопровождаемая теперь уже религиозными волнениями, были написаны и отпечатаны сотни томов, посвященных этому вопросу, однако все оказалось без толку и отношения между нашими странами окончательно испортились. А изгнанники-тупоконечники нашли убежище в империи Блефуску и приобрели огромное влияние на тамошних правителей.

И вот эта ужасная война тянется уже тридцать шесть лун, и ни одна из враждующих сторон не добилась решающей победы. За это время мы потеряли сорок линейных кораблей и огромное число мелких судов, пятьдесят тысяч моряков и солдат погибли. Думаю, что потери противника не меньше, если не больше. Однако, по донесениям тайных агентов, неприятель снаряжает новый флот, чтобы высадить десант на побережье нашего королевства. Его величество, король Лилипутии, полагаясь на вашу силу и храбрость, повелел мне обрисовать вам истинное положение дел…»

Я поблагодарил госсекретаря за оказанное доверие и просил передать его величеству мое глубочайшее почтение.

«Доведите до сведения короля, – сказал я своему гостю, – что хотя мне как иностранному подданному не следовало бы вмешиваться во внутренние дела чужого государства, однако я в долгу у его величества за спасение и дарованную мне свободу. Я готов не щадя жизни защищать его особу и всех лилипутов от любого врага, грозящего вторжением в пределы королевства!»

Глава 5

Королевство Лилипутия занимает часть побережья континента, а империя Блефуску – остров, расположенный на северо-востоке от него; пролив шириной в восемьсот ярдов разделяет обе державы. Я еще ни разу не бывал в той части берега, откуда виден остров, а узнав о предполагаемом вторжении, и в дальнейшем старался не появляться там, опасаясь, что меня заметят с кораблей противника. Вряд ли в Блефуску могли знать о моем пребывании в Лилипутии – ведь во время войны всякие отношения между соседями были запрещены под страхом смертной казни, вдобавок король наложил запрет на выход судов из портов своей страны.

Наконец разведка донесла, что флот противника стоит наготове в одной из гаваней в проливе в ожидании попутного ветра. При встрече я изложил его величеству план захвата всех неприятельских кораблей и получил согласие на выполнение задуманного.

Прежде всего я расспросил у опытных моряков о глубине пролива и узнал, что даже во время прилива глубина его в средней части равна семидесяти глюмглеффам, – то есть примерно шести европейским футам. Во всех остальных местах она не превышает пятидесяти глюмглеффов. Отправившись на северо-восточное побережье, я укрылся за песчаным пригорком и, глядя в свою подзорную трубу, насчитал до пятидесяти военных кораблей блефускуанцев.

Дома я сразу же занялся подготовкой к операции. Сначала я распорядился доставить мне полторы сотни самых прочных и длинных канатов и большое количество железных брусьев. Задание было исполнено быстро. Канаты оказались толщиной не больше обычной бечевы, а брусья – с вязальную спицу. Чтобы изготовить то, что мне требовалось, я свил канаты по три, а железные брусья скрутил и согнул в виде крючков. Каждый из этих пятидесяти крючков я прикрепил к концам тросов.

Затем я снова отправился к тому месту, откуда наблюдал за флотом противника.

Сняв с себя платье, башмаки и чулки, в одной кожаной куртке я вошел в воду за полчаса до начала прилива. Сперва я шел вброд, а затем немного проплыл, пока вновь не почувствовал под ногами дно. Мне пришлось поторопиться, и уже через двадцать минут я оказался в гавани, где стоял неприятельский флот. Мое неожиданное появление вызвало панику среди блефускуанцев; заметив меня, они пришли в такой ужас, что начали бросаться с кораблей в море. Тогда я вынул приготовленные веревки и связал их в узел, зацепив крючки за нос каждого корабля. Пока я этим занимался, в мое лицо и руки вонзились тысячи стрел. Тут-то мне и пригодились очки, которые я утаил при обыске. Стрелы причиняли боль и мешали работать, но глаза были защищены. Теперь оставалось подрезать якорные канаты, удерживавшие корабли, – и наконец, взявшись за узел, соединявший все тросы, я без помех потащил за собой полсотни вражеских военных кораблей.

Неприятель был в полной растерянности. Блефускуанцы думали, что я намерен просто уничтожить весь флот или пустить корабли по течению, – но увидев, что я перерезаю якорные канаты, они пришли в отчаяние. Не обращая внимания на крики и горестные вопли, я выбрался из-под обстрела, волоча корабли за собой. И лишь оказавшись в полной безопасности, я остановился, чтобы извлечь из лица и рук проклятые колючки, снять очки и часок передохнуть, пока вода немного спадет. Затем, невредимый, я благополучно прибыл со своими трофеями в главный порт Лилипутии.

Его величество и весь двор находились в ожидании на берегу; на середине пролива вода доходила мне до шеи, и с берега был виден только полумесяц приближающихся кораблей. Король решил было, что я утонул, а неприятельский флот приближается с самыми серьезными намерениями, но вскоре его величество понял: тревога напрасна. Я вышел из воды, потрясая канатами, к которым были привязаны корабли, и громко воскликнул: «Да здравствует король Лилипутии!» Как только я приблизился к его величеству, я удостоился высочайшей похвалы и титула нардака – самого почетного в королевстве.

Увы! Честолюбие сильных мира сего не имеет границ. Король тут же пожелал, чтобы я нашел способ полностью обезоружить противника. Ему не терпелось обратить империю Блефуску в провинцию Лилипутии, истребить под корень всех тупоконечников и принудить блефускуанцев разбивать яйца с острого конца. То есть окончательно стать владыкой вселенной. Однако я всячески избегал разговоров на эту тему, а когда его величество все же потребовал от меня ответа, прямо и решительно заявил, что никогда не стану орудием завоевателя.

Этого король Лилипутии мне не простил.

То, что я впал в немилость, поняли и члены государственного совета. Кое-кто из них был на моей стороне, однако они оказались в меньшинстве; тайных недоброжелателей у меня стало намного больше. Такова благодарность владык, и не прошло двух месяцев, как его величество и преданные ему министры развязали против меня настоящую войну.

Но возвратимся к мирным временам. Спустя пару недель после моего подвига из Блефуску прибыло посольство императора. Торжественный кортеж, состоявший из шести парламентеров и свиты в пятьсот персон, вполне соответствовал важности события. Я принимал участие в переговорах и, благодаря своему действительному или кажущемуся влиянию при дворе, оказал немало услуг посольству. По окончании официальной части визита блефускуанцы посетили меня. Не переставая восхищаться моей смекалкой и храбростью, послы передали мне приглашение императора Блефуску посетить его остров. Затем гости попросили показать несколько примеров моей удивительной силы, о которой ходят легенды. Я охотно доставил послам это удовольствие, проделав несколько незатейливых фокусов. Они пришли в великое изумление, и мы расстались, довольные друг другом. Напоследок я пообещал непременно посетить их остров.

При первой же встрече с королем Лилипутии я попросил у него позволения побывать в империи Блефуску. Его величество дал согласие, но при этом держался весьма холодно. Мне и в голову не приходило, что меня уже успели оклеветать Флимнап и Болголам, донеся королю, что я пренебрежительно отзывался о нем в частной беседе с блефускуанцами. Однако моя совесть была чиста, поэтому я простодушно поблагодарил короля за милость, хотя и стал все чаще задумываться о нравах, царящих на вершинах власти.

Следует заметить, что послы Блефуску беседовали со мной через переводчика, тогда как официальные переговоры велись на лилипутском языке – этого потребовал король, пользуясь правом победителя. Язык блефускуанцев отличается от лилипутского не больше, чем два родственных европейских языка, и благодаря географической близости обоих государств и тесным торговым связям в прошлом языковых преград между соседями не существует. Обычай посылать молодых людей посмотреть мир, познакомиться с историей и жизнью другого народа привел к тому, что редко можно было встретить образованного человека, моряка или купца из приморского города, который не владел бы обоими наречиями. В этом я убедился, когда отправился на остров Блефуску засвидетельствовать почтение императору.

Этот визит впоследствии сослужил мне неоценимую службу – в ту пору, когда злобные мои недоброжелатели возвели против меня ложные обвинения. К тому же теперь я носил самый почетный титул в Лилипутии, что давало мне право не соблюдать некоторые особенно унизительные пункты договора, подарившего мне свободу. Договор мне не нравился, а король после победы над блефускуанцами о нем и не вспоминал.

Это-то и приводило моих недоброжелателей в ярость.

Глава 6

У меня нет желания повторять здесь клевету, которая, как тень, ползла за мной по пятам. В конце концов враги и завистники настроили против меня короля и даже королеву.

Гораздо приятнее просто рассказать читателю о Лилипутии, тем более что я надеюсь когда-нибудь посвятить этому удивительному королевству отдельное исследование.

Средний рост мужчины-лилипута слегка превышает шесть дюймов. Этой величине здесь пропорционально соответствуют и животные, и растения. Так, лошади и быки не вырастают выше четырех или шести дюймов, а овцы – выше полутора дюймов; гуси чуть поменьше нашего воробья. Мелкие же звери, птицы и насекомые были для меня почти невидимы. Однако природа приспособила зрение лилипутов ко всем окружающим их предметам – они видят очень хорошо, но на коротком расстоянии. Никогда не забуду, с каким удовольствием я однажды наблюдал за поваром, который ощипывал жаворонка размером много меньше обыкновенной мухи, и за девушкой, вдевавшей невидимую мною шелковую нить в ушко иголки, которой как бы и вовсе не было.

В Лилипутии самые большие и старые деревья достигают высоты не более семи футов; они произрастают в королевском парке. Меня часто мучил вопрос: для чего крошечным людям такие гиганты, ведь даже я доставал верхушки некоторых из них, только приподнявшись на цыпочки. Вся остальная растительность имела размеры, пропорциональные величине среднего лилипута.

Прежде чем поведать о науке и технических достижениях, проникших во все отрасли хозяйства в этом королевстве, отмечу весьма оригинальную манеру письма лилипутов. Они пишут не так, как европейцы – слева направо, не так, как арабы – справа налево или как китайцы – сверху вниз. Их способ письма сходен с тем, каким нередко пользуются английские дамы: наискось страницы, от одного угла к другому.

Лилипуты хоронят умерших вниз головой; они верят, что через одиннадцать тысяч лун мертвые воскреснут, а так как к этому времени Земля, которую лилипуты считают плоской, перевернется вверх дном, покойники снова утвердятся на ногах. Тамошние ученые признают нелепость этой доктрины, но среди простого народа такой обычай сохраняется до сих пор.

В королевстве лилипутов действуют весьма своеобразные законы и порядки, и не будь они противоположны тому, что происходит в моем любезном отечестве, я стал бы их ярым сторонником. Желательно только, чтобы они строго исполнялись. Прежде всего коснусь уголовных законов.

Все государственные преступления в Лилипутии караются чрезвычайно строго. Однако если во время судебного процесса обвиняемый докажет свою невиновность, то обвинитель тут же приговаривается к позорной казни, а из его имущества взыскиваются в пользу невиновного штрафы в четырехкратном размере: во-первых, за потерю рабочего времени, во-вторых – за опасность, которой он подвергался, в-третьих – за лишения, которые довелось испытать обвиняемому в тюрьме, и наконец, в-четвертых – за все расходы, которых стоила ему защита. Если имущества обвинителя окажется недостаточно, остальное доплачивает казна. Кроме того, король публично жалует оправданного знаком своей милости и по всему королевству объявляют о его невиновности.

Лилипуты считают мошенничество более тяжким преступлением, чем воровство, и потому лишь в исключительных случаях оно не карается смертью. Они рассуждают так: при некоторой осторожности, бдительности и наличии здравого смысла имущество всегда можно уберечь от вора, но от ловкого мошенника нет спасения. Между тем вся торговля лилипутов основана на полном доверии. Поэтому закон строго преследует обман в торговых сделках. Мне однажды довелось ходатайствовать перед королем за преступника, который обвинялся в воровстве. Этот человек, получив по поручению хозяина крупную сумму, присвоил ее и скрылся. Я указал его величеству на то, что это было не воровство, а лишь злоупотребление доверием, – именно так утверждали бы адвокаты в моей стране. Король нашел мой аргумент чудовищным. По его мнению, он лишь отягощает вину преступника, – к обману добавляется нарушение взаимного доверия. Признаюсь, мне нечего было возразить, и, сконфузившись, я лишь пробормотал, что законы у различных народов не могут быть одинаковы.

Хоть мы и называем кнут и пряник рычагами, с помощью которых движется государственная машина, только в Лилипутии я видел, как строго и последовательно это правило проводится в жизнь. Всякий, кто сумеет доказать, что в течение семидесяти трех лун он ни разу не нарушил законов, получает право на привилегии, соответствующие его положению в обществе, а также на солидное денежное вознаграждение, выдаваемое из специальных фондов. Такой подданный получает титул снильпела, то есть блюстителя законов; этот титул прибавляется к его фамилии, но не передается по наследству. Когда я поведал лилипутам, что в Англии соблюдение законов обеспечивается лишь страхом наказания без малейшего намека на награду, они увидели в этом огромный недостаток нашего законодательства. Поэтому в здешних судебных учреждениях статуи, изображающие богиню правосудия, имеют шесть глаз: два глаза смотрят на вас, два находятся на затылке и два по бокам головы, – это означает бдительность. В правой руке богиня держит открытый мешок с золотом, а в левой – меч в ножнах, в знак того, что она готова скорее награждать, чем наказывать.

При выборе кандидатов на правительственные должности прежде всего учитываются нравственные качества претендентов. Человек, считают лилипуты, обладающий средним умственным развитием, способен работать на благо королевства и без особых дарований. Управление общественными делами не содержит в себе ни тайн, ни сложностей, которые под силу только гениям, одаренным от природы. Гении же рождаются раз в три столетия. «Нет ничего хуже, – говорят лилипуты, – как поручать государственные дела таким людям. Ошибка должностного лица, совершенная по простодушию или неведению, но из добрых побуждений, может быть исправлена. А вот деятельность чиновника с дурными наклонностями, ловко умеющего скрывать свои пороки и избегать наказания, представляет огромную опасность для общественного блага».

К сожалению, за последнее время в Лилипутии многое изменилось. Как и в других государствах, в этом маленьком королевстве повсюду царит испорченность нравов – главный признак вырождения нации. За примером далеко ходить не нужно. Позорное правило, введенное нынешним королем, назначать на высшие государственные должности самых ловких плясунов на канате или награждать тех, кто лучше прыгает через препятствия или быстрее всех проползает под ними, говорит само за себя. Как следствие – интриги, политические скандалы и борьба кланов и партий.

Неблагодарность считается у лилипутов уголовным преступлением; об этом они рассуждают так: «Если человек способен на добро отвечать злом, то во всех остальных людях, ничем ему не обязанных, он неизбежно ищет врагов, – и за одно это достоин смерти».

Лилипутские взгляды на семью и отношения между родителями и детьми разительно отличаются от тех, что приняты во всем цивилизованном мире. Лилипуты уверены, что дети являются лишь естественным продолжением рода и не должны нести никаких обязательств по отношению к родителям. Жизнь трудна, говорят они, а рождение ребенка – всего лишь результат любовного чувства между мужчиной и женщиной; потомство проходит тот же путь, что и его родители. Привязанность к детям проистекает также из природного начала, и поэтому не следует доверять воспитание ребенка отцу или матери. Оно должно быть возложено на государство и общество. Поэтому в Лилипутии во всех городах существуют особые воспитательные заведения, куда ребенок отправляется по достижении им возраста двадцать лун.

Эти школы делятся на мужские и женские, а воспитание и обучение в них ведется по-разному – в зависимости от состава учащихся. Существуют школы для отпрысков богатых и знатных родителей, для детей ремесленников и бедных горожан, – и во всех этих учебных заведениях опытные педагоги готовят учеников к будущей жизни и деятельности в зависимости от их способностей, наклонностей и соответственно общественному положению их родителей.