Из Товарда в Ленциг

Гэрри, не обращая внимания на обваливающийся потолок, склонился над покойником, когда глаза последнего неожиданно открылись. Полыхающие яркой желтизной буркала уставились на Гэрри. Тот застыл где и стоял, от ужаса не в силах пошевелить и пальцем.

– Ты… – просипел щербатым ртом Шульберд. – Тебе не удастся выбраться… Наверх к солнцу… Никому не удастся…

Оживший покойник вытянул оставшуюся руку, в которой был зажат камень, сияющий тем же нездоровым, желтым светом. Потолок пещеры, словно отзываясь на этой действие, взревел диким хрустом и пошёл трещинами. Сияющие глаза, вкупе с камнем, пленяли, гипнотизировали.

Внезапно свет в жёлтых глазах померк, рука безжизненно опала. На этот раз Шульберд, кажется, умер окончательно. Гэрри бессознательно вырвал из пальцев покойника уже не сияющий никаким светом камень, сунул его в карман и двинулся к Хмельку. С трудом перевернув гнома на спину, услышал тихое дыхание. Недолго думая, Гэрри зажал Хмельку нос и рот, надеясь разбудить. Потолок нещадно хрипел и плевался камнями, жить ему оставалось не больше пары минут.

«Что-то подсказывает мне, – на удивление спокойно подумал Гэрри, – что Хмелёк не очнётся. А значит, к жертвам штольни номер тридцать три, прибавятся ещё двое. Зато проклятья больше нет! Только об этом уже никто не узнает…»

– Прощай, Маггот, – прошептал Гэрри, уплывая в темноту, – ты был мне другом.

В ответ Хмелёк резко открыл глаза. Вот только на этот раз Гэрри не успел отскочить. Гномий кулак с размаху огрел его по голове и отправил в пустое и чёрное ничто.

***

Они сидели на траве, согретые лучами заходящего солнца.

– Хмелёк.

– Ну?

– Спасибо, что вытащил меня… Нас. Ну, ты понял.

– А, ладно, чего там. Без тебя было бы скучно.

Солнце было живым, светлым и очень тёплым. Незаменимым.

– Хмелёк.

– Чего ещё?

– Я вот сейчас первый раз в жизни задумался… Как же хорошо здесь. Под солнцем. И как плохо там, где его нет.

Хмелёк повернулся и взглянул на Гэрри с искренней улыбкой на бородатом лице.

– Даже не представляешь, насколько ты прав.

– Жаль, что штрек завалило. Руния больше нет. А идея была хорошей.

Хмелёк, встопорщив усищи, фыркнул и загадочно улыбнулся.

– Ну-ну, человече, не вешай нос. Поверь мне, мы с тобой ещё повоюем!

«Ты прав, друг мой, – подумал Гэрри, нащупав в кармане штанов таинственный и опасный, но, безусловно, хранящий в себе мистические силы камень. – Теперь-то уж точно повоюем…»

Глава Вторая

Когда безымянный старик закончил своё повествование, на стоянку опустилась проникновенная тишина. Какое-то время эта тишина – пережиток рассказанной истории, что оставила осадок в душе каждого, кто услышал, принял и прожил её вместе с героями – нарушалась лишь мерным потрескиванием головёшек. Но затем она была прервана одним из слушателей, который первым осмелился потревожить тот волшебный момент послевкусия хорошего сказа. А именно – гномом Газгу.

– От старикан, от это я понимаю! – Газгу вновь стукнул бедного Лодука по плечу и громко расхохотался. – История так история! А этот Хмелёк – явно нормальный типчик. Сразу видно, нашенской породы: и балбеса того человеческого вытащил из мрака, и сокровища земли обнаружил, и этому хрычу желтоглазому по репе настучал! Настоящий гном – это вам не хухры-мухры! Это – Сила, Могучесть, Смекалка и…

– Скромность, – подсказал Лодук, потирая отбитое плечо.

– И скромность, верно! – гном вновь стукнул лепра по плечу, даже не заметив подколки. – Мы, дети Титанов, знаем толк в таких вещах! Короче, хорошая сказочка была, добротная… Единственное, в чём ты прокололся, старый хрыч, так это в дружбе. Ну не поверю я в то, что такой крутецкий гном, как этот ваш Хмелёк, стал бы дружить с таким слабаком, как Гэрри. Не, ну скажите же, люди? Они ведь ну совсем разных пород! Хмелёк – удалой смельчак и прирождённый воитель, каким и должен быть нормальный kabucer[5 - Самоназвание гномов на кабутвурде – Kaboucere’s. Производное от игры слов – Kabou – красивый + cereght – камень.]! Ну, а человек? Испужался простецкой шутоньки с потухшим факелом! Мы в шахтах друг дружку постоянно подкалываем – и ничего! А этот Гэрри? Чуть портки не обделал! Ну, а когда потеха-то началась – кто первым рога обламывать этому гадкому гаду ринулся? А на воздух потом, после махача, кто кого вытащил? Вот вам и то-то же!

– Зато дядечка Гэрри чудовище прикончил! – громко заявила дочурка кузнеца, та самая, что совсем недавно карабкалась на велиманна. – А дядечка Хмелёк не помогал ему, а спать прилёг…

– Что-о-о? Да если бы не дядечка Хмелёк, то хрен бы этот ваш дядечка Гэрри солнечный свет ещё раз увидел! Об этом ты подумала, малявка?

– Подумала! А мама говорит, что все бородатые карлы только и делают, что пьют, а потом спят целыми днями…

– Глупости! Да если бы не бородатые карлы, то вы, человеки, вообще ни шиша не шарили бы в металлургии, горном промысле и таких науках, как… Постойте… Это кого ты сейчас бородатыми карлами обозвала?!

Лодук сдавлено захихикал. Девчушка, сидя на коленях у матери, взмахнула хвостиками и показала «бородатому карлу» язык.

– Знаете ли, уважаемый господин гном, – внёс свою лепту профессор Айбиг, поправляя на крючковатом носу круглые и явно дорогие окуляры, – как утверждает стоустая молва, противоположности притягиваются. А молва, дама хоть и глупая, как студиозус во время каникул, но иногда всё же рождающая в своем чреве светлую мысль. То бишь, я к чему веду – бывает так, что нас тянет к таким людям, каковыми мы очень хотели бы стать, но, по тем или иным причинам, не имеем на то возможности. И в силу сих факторов мы, даже пускай и неосознанно, ищем именно таких побратимов. Но дабы не вдаваться в тавтологию, выражусь проще – друзья нужны всем. Ну а те, кто утверждает, что им лучше в одиночестве – аллопатические и элементарно заурядные в своих мыслях, лжецы. Посему не вижу ничего странного в подобном союзе.

– Чего?! Хорош уже ругаться, умник-заумник! Во словцо-то выдумал – алпопа… аплопа… Тьфу! Короче, не знаю я ничего подобного! А знаю, что если бы ваш Хмелёк взаправду существовал, то он в жизни не снюхался бы с таким задохликом, как этот Гэрри-шмэрри…

– Однако же, – продолжил упорствовать профессор, – вы вот, например, выражаясь вашим языком, прекрасно «снюхались», с таким «задохликом», как представитель народа Lephra’s[6 - Лепры от кабутвурда – Lephra’s; дословно – веснушка.]. И считаете его своим другом. Однако лепры, как всем нам хорошо известно, славятся крайней миролюбивостью и спокойствием характеров. Что является ярким антиподом к характерным чертам представителей подгорного народа, именуемого Kaboucere’s. То бишь к вам, уважаемый мастер гном. Прошу прощения за подобные эпитеты, господин Лодук.

– Да ничего, – тихо отозвался Лодук, опустив глаза. – Хотя, если быть честным, то немножечко даже обидно…

– Чего? Я вот с этим вот? Друзья?! – Газгу наигранно расхохотался. – Ха-ха! Да с чего ты взял, мудрила очкастый?

– Да хотя бы с того, что за всё время, пока звучала история, вы бедного господина Лодука раз двадцать стукнули по плечу, ещё столько же раз – пихнули в бок кулаком, а под конец, когда оказалось, что все живы, даже приобняли его на радостях. Из чего, методом дедуктивного мышления, следует, что вы, мастер Газгу, как мне подсказывает госпожа логика, питаете к господину Лодуку крайне дружественные чувства. Поспорите, уважаемый мастер гном?

Одноглазый брат Газгу, гном Рудгенбонтохт, заржал, как сивый мерин. Сам уважаемый мастер гном обратился камнем и пошёл пунцовыми пятнами. Лодук, покосившись на него, широко и даже немножечко виновато улыбнулся.

– Верить или не верить в услышанную историю дело ваше, друзья мои, – мудро подвёл итог спора старик-рассказчик. – Но настоящая дружба возникает в сердце, без вашего участия и даже несмотря на ваши схожести и различия. Дружбе плевать на удаль иль трусость, на красоту иль отсутствие оной, на силу ума иль непомерную глупость. Наплевать ей и на цвет кожи, размер ушей и даже на принадлежность к иному племени. Сердце, зарождающее в себе дружескую любовь, само делает выбор, с кем дружить, а с кем – нет. Верно я говорю, Корвейн?

Сидящий на оголовье посоха ворон громко и протяжно каркнул. Заслушавшийся Тальес, встряхнув головой и, наконец, скинув с себя чары, покинул тот мир, в который окунула его рассказанная старцем история. Окинув хмурым взором компанию, ведущую живой и вполне дружеский спор, рыцарь небезосновательно пришёл к выводу, что идея отвлечь всех хорошим сказом была чудо, как хороша! Но тут же рыцарь заметил и другое: постепенно послевкусие истории спадало на нет, зато вот спор переходил из значения «дружеский» в значение «воинственный».

Теперь обиженный и поднятый на смех Газгу с крайней нелюбовью косился на продолжающего разглагольствовать умные речи профессора; его одноглазый брат Рудгенбонтохт решил поиграть в гляделки с одним из отдыхающих солдат, причём от отсутствия половины «игрового инструмента» гном явно не страдал; Лодук отчего-то погрустнел и затух; яларг и пара альхэ снова начали пожирать друг друга глазами; а велиманн, забыв про луну, с дружелюбной улыбкой поглядывал на бойкую дочурку кузнеца, которая теперь поигрывала подаренной им куколкой, и всей деревенской братии это явно не нравилось!

– Отец! Ты поведал нам достойную историю, – произнёс Тальес, приложив руку к груди. – За это я благодарю тебя и низко кланяюсь. Но будь добр сказать мне, нет ли у тебя ещё какого занимательного сказа?

– Сказку, сказку! – вновь загалдели деревенские детишки.

– Хочу про рыцаря! – заявил конопатый деревенский мальчишка. – Тока шоб у него меч был большущий! И конь белогривый! Без коня не буду слушать!

– А я хоцю пло плинцессу, – пролепетала его маленькая, такая же конопатая сестричка. – И плинца куласивого…

– Молчи, мелюзга! – заявил самый старший из сельских детишек, кареглазый и пухлощёкий мальчуган, видавший уже двенадцать вёсен. – Про войнушку давай! Про то, как короли друг на друга с войском ходили!

– Не хоцю пло войнуську, – надула губы конопатая малышка и, скрестив ручонки на груди, уверенно добавила, – войнуська стласная, я буду плякать!

– А мне бы вот…