Даниэль Деронда

– Полагаю, его вполне можно простить, – отозвалась Гвендолин.

– Должно быть, произошла какая-то путаница, – вмешалась миссис Дэвилоу. – Мистер Клинток придавал приглашению слишком большое значение, чтобы о нем забыть.

Но в этот момент подошла леди Брэкеншо и обратилась к Гвендолин:

– Мисс Харлет, мистер Клинток поручил мне передать его глубочайшее сожаление, но он не сможет танцевать с вами. Его отец, архидиакон, прислал за ним нарочного. Видимо, произошло что-то важное, и мистер Клинтон был вынужден удалиться в полном отчаянии.

– О, со стороны мистера Клинтока крайне благородно вспомнить о приглашении в неблагоприятных обстоятельствах, – признала Гвендолин. – Очень жаль, что ему пришлось нас покинуть. – Проявить вежливое сожаление относительно столь удачного стечения обстоятельств оказалось очень легко.

– В таком случае можно ли мне воспользоваться несчастьем мистера Клинтока? – осведомился Грандкорт. – Можно ли надеяться, что вы позволите занять его место?

– Буду рада танцевать эту кадриль с вами.

Стечение обстоятельств показалось Гвендолин счастливым знамением. Встав в пару с Грандкортом, она ощутила прилив утреннего вдохновения и уверенность в собственной избранности. Ни один джентльмен не смог бы двигаться под музыку с такой безупречной легкостью, с какой это делал Грандкорт, а отсутствие пристального внимания соответствовало вкусу партнерши. Теперь Гвендолин не сомневалась, что он стремился выделить ее из общего ряда и недвусмысленно выразить свое восхищение. Сейчас уже казалось возможным проявить свою власть и отказать ему во взаимности, тем самым продемонстрировав мистеру Грандкорту истинное к нему отношение. Не меньшее удовольствие доставляло и осознание того, что из всех незамужних леди ей одной-единственной оказали предпочтение, и это не укрылось от глаз собравшихся на балу. Закончив кадриль, Гвендолин возвращалась на свое место под руку с мистером Грандкортом и в эту минуту казалась самой недальновидной из всех живущих на свете молодых особ. Они подошли к мисс Эрроупойнт, стоявшей в обществе леди Брэкеншо и нескольких джентльменов. Богатая наследница приветливо посмотрела на Гвендолин:

– Надеюсь, вы проголосуете за нас, мисс Харлет, и мистер Грандкорт тоже, хотя он и не стреляет из лука.

Проявив умеренное любопытство, Гвендолин и ее спутник выяснили, что речь шла о голосовании по поводу пикника в клубе лучников в Карделл-Чейсе, где вечерний праздник в свете фонарей, развешанных на деревьях, обещал стать более поэтичным, чем бал при свечах.

Затея показалась Гвендолин чудесной, и мистер Грандкорт ее поддержал, после чего стоявший рядом с леди Брэкеншо мистер Лаш обратился, причем весьма фамильярно, к Грандкорту:

– Диплоу мог бы стать отличным местом для праздника, к тому же очень удобным: между дубами у северных ворот есть прекрасный участок.

Мистер Грандкорт не обратил никакого внимания на эти слова, однако Гвендолин по-новому взглянула на мистера Лаша и решила, во-первых, что тот наверняка находится в близких отношениях с хозяином Диплоу, а во-вторых, что никогда не подпустит этого человека ближе чем на ярд. Толстый, хотя и чрезвычайно подвижный мистер Лаш с его выпуклыми глазами и густыми, черными с проседью волосами вызывал у нее глубокую неприязнь и отвращение. Чтобы избавиться от липкого взгляда, она пробормотала, обращаясь к Грандкорту:

– Давайте продолжим путь.

Джентльмен немедленно подчинился, однако, оставшись наедине с мисс Харлет, в течение нескольких минут не проронил ни слова. Она же наполовину в шутку, наполовину всерьез решила провести эксперимент и не пожелала заговорить первой. Они вошли в просторную оранжерею, мягко освещенную китайскими фонариками. Другие пары прогуливались в отдалении, так что не могли помешать их разговору, однако оба продолжали молчать, пока не достигли противоположного конца, где располагался еще один вход в бальный зал. Грандкорт остановился и медленно поинтересовался:

– Вам нравятся подобные вещи?

Если бы полчаса назад кто-то сказал Гвендолин, что она окажется в такой ситуации, она от души рассмеялась бы и нашла какой-нибудь игривый ответ, однако сейчас по какой-то таинственной причине, которую она смутно осознавала, насмешливый тон показался ей неуместным: Гвендолин побоялась оскорбить Грандкорта.

– Да, – тихо ответила она, не задумываясь, что кроется под выражением «подобные вещи»: цветы, ароматы, бал в целом или эта тихая прогулка под руку с мистером Грандкортом.

Гвендолин выразила желание вернуться в зал, и Грандкорт проводил ее к месту, где весь вечер сидела миссис Дэвилоу.

Матушка в это время разговаривала с отвратительным мистером Лашем. Избежать с ним встречи не удалось.

– Гвендолин, дорогая, позволь представить тебе мистера Лаша, – невинно проговорила миссис Дэвилоу.

Только что узнав, что этот джентльмен постоянный спутник мистера Грандкорта, миссис Дэвилоу сочла нужным познакомить с ним дочь.

Гвендолин небрежно поклонилась и тут же прошла к своему месту заявив:

– Хочу надеть накидку.

Однако не успела она протянуть руку, как мистер Лаш оказался рядом и схватил накидку. Желая отомстить высокомерной молодой леди, он опередил Грандкорта и, держа накидку наготове, произнес:

– Позвольте мне.

Но Гвендолин отшатнулась от него, словно от грязной собаки, и опустилась на оттоманку, презрительно пробормотав:

– Нет, спасибо.

Грандкорт невозмутимо забрал накидку из рук мистера Лаша, и тот с легким поклоном удалился.

– Наверное, будет лучше, если вы все-таки это наденете, – предложил Грандкорт, глядя сверху вниз все с тем же бесстрастным выражением.

– Спасибо. Пожалуй, не помешает, – согласилась Гвендолин, грациозно набросив накидку на плечи.

После этого мистер Грандкорт обменялся с миссис Дэвилоу несколькими вежливыми фразами и, прежде чем уйти, попросил позволения на следующий день приехать в Оффендин. Не оставалось сомнений, что оскорбление друга ничуть его не обидело. Ничто не мешало истолковать отказ Гвендолин принять накидку из рук мистера Лаша как желание принять ее из рук мистера Грандкорта. Однако Гвендолин, бедное дитя, действовала не осознанно, а импульсивно – следуя инстинктам, которым доверяла точно так же, как рассудку. Она не считала этих мужчин темной тайной и была уверена, что ей не требуется помощь, чтобы составить о них мнение – во всяком случае, о мистере Грандкорте. Главный вопрос заключался в следующем: насколько его характер и образ жизни соответствуют ее желаниям? Гвендолин решила, что если не получит удовлетворительного ответа, то предложения не примет.

Могла ли в истории человечества существовать более тонкая, более незначительная нить, чем сознание девушки, погруженной в размышления о том, как сделать свою жизнь приятной? Да еще в то время, когда приверженцы великих идей собирались в армии и со свежими силами неистово заявляли о себе; когда женщины в Новом Свете не оплакивали мужей и сыновей, бесстрашно отдавших жизнь за общее дело, а люди в Старом Свете, которым не хватало хлеба, знали об этой добровольной смерти и терпели; когда душа человека начала подчиняться внутреннему ритму, который веками оставался незамеченным, и раскрылась к новой жизни, наполненной ужасом и радостью.

Какую роль в этой могучей драме играют девушки с их туманными мечтами? Они представляют собой тайный смысл той добродетели, ради которой мужчины сражаются и терпят невзгоды. В этих нежных сосудах передается сквозь века сокровище человеческой любви.

Глава II

Через день после состязаний в стрельбе из лука мистер Хенли Мэллинджер Грандкорт сидел за завтраком в компании мистера Лаша. Все вокруг них было приятно: в распахнутые французские окна, в которые со старинной зеленой лужайки могли свободно входить собаки, лился теплый летний воздух; старинный парк простирался вдаль и плавно перетекал в дикий лес; в убранстве комнаты преобладал стиль сдержанной старомодной элегантности, словно хранившей благовоспитанное молчание.

Но были ли приятны друг другу джентльмены? Мистер Грандкорт поставил свой стул так, чтобы сидеть лицом к лужайке. Положив левую ногу на другой стул, а правой рукой облокотившись на стол, он курил толстую сигару, в то время как мистер Лаш продолжал завтракать. Около полудюжины собак различных пород лениво входили в комнату, принимали позу услужливого внимания, отдавая предпочтение то одному, то другому джентльмену, и уходили обратно в сад. Ведя беззаботную жизнь, они лишь изображали голод, выпрашивая деликатесы, а затем отказываясь их есть. Так вели себя все, кроме красивого темно-каштанового водяного спаниеля, точнее спаниельши, по кличке Фетч. Она сидела неподвижно, задрав выразительную мордочку, и преданно смотрела на Грандкорта. Тот, однако, держал на коленях маленькую мальтийскую болонку в серебряном ошейнике с крохотным колокольчиком и, как только рука освобождалась от сигары или чашки кофе, принимался гладить теплый пушистый комочек. Фетч, безусловно, ревновала, поскольку хозяин не обращался к ней ни словом, ни взглядом. Наконец терпение собаки лопнуло: не в силах вынести пренебрежение, она осторожно положила большую шелковистую лапу на ногу невнимательного хозяина. С полминуты Грандкорт смотрел на Фетч все с тем же каменным лицом, после чего отложил сигару, поднес флегматичную болонку к подбородку и начать ее ласкать, при этом не сводя с Фетч мрачного взгляда. Время от времени бедняжка принималась жалобно подвывать, но тут же замолкала, словно стараясь скрыть досаду, и, наконец, положила голову на ногу хозяина. В глазах спаниеля читалась мольба. Так, по крайней мере, должен был понять поведение Фетч любитель собак, а Грандкорт держал их так много, что, несомненно, считался большим любителем. Во всяком случае, поведение Фетч забавляло его. Однако, как только подвывание собаки переросло в громкий лай, Грандкорт без единого слова сбросил ее с ноги, небрежно посадил болонку на стол и посмотрел на сигару, еще больше рассердившись на Фетч, так как именно из-за нее мерзкая сигара погасла. Между тем Фетч, подобно многим человеческим представительницам своего пола, не найдя в себе сил успокоиться, завыла в полный голос.

– Будь добр, выгони эту скотину, – обратился Грандкорт к Лашу, не повышая голоса и даже не взглянув на него, как будто рассчитывал на постоянное внимание.

Лаш немедленно встал, взял Фетч на руки, хотя та весила немало, и вынес собаку в сад. Вернувшись, зажег сигару, сел напротив Грандкорта и после короткого молчания произнес:

– Вы сегодня поедете в Кветчем-Холл верхом или в экипаже?

– Я не собираюсь в Кветчем-Холл.

– Вы и вчера туда не ездили.

С полминуты Грандкорт курил молча, а потом заметил:

– Полагаю, ты отправил мою карточку с извинениями.

– Я сам туда поехал и сказал, что вы обязательно скоро появитесь. Они решат, что какая-то неприятность помешала вам исполнить намерение, особенно если не увидят вас сегодня.

Опять наступило молчание. Затем Грандкорт спросил:

– Кто из мужчин приглашен сюда вместе с женами?

Лаш достал записную книжку.

– Капитан и миссис Торрингтон прибудут на следующей неделе. А еще мистер Холлис с леди Флорой, Кушеты и Гогофы.

– Довольно пестрая компания, – заметил Грандкорт. – Зачем ты позвал Гогофов? Когда рассылаешь приглашения от моего имени, будь добр заранее показывать список, а не тащить сюда великаншу, даже не предупредив меня. Своим присутствием она испортит вид комнаты.