Даниэль Деронда

– В таком случае она и меня не послушает, – возразил Рекс, безжалостно издеваясь над тревогой сестры.

– Ах, Рекс, это невыносимо! Ты обрекаешь себя на огромное несчастье! – Анна разрыдалась.

– Нэнни, Нэнни, ради бога, что с тобой случилось? – нетерпеливо спросил Рекс, стоя в шляпе и с кнутом в руке.

– Она никогда тебя не полюбит. Ни капельки, я точно знаю! – всхлипывая, прошептала бедная Анна, совсем потерявшая самообладание.

Рекс покраснел и поспешил выйти на улицу.

Всю дорогу до Оффендина Рекс думал о словах сестры – неприятных, как любое зловещее предсказание, однако быстро нашел объяснение в преданности младшей сестры и пожалел, что уехал, не успокоив ее. Все остальные чувства быстро растворились в упрямой убежденности в любви Гвендолин и стремлении доказать собственную правоту. Впрочем, тревога и сомнения, поселившиеся в сердце, побудили его к признанию, которое еще долго не прозвучало бы в условиях безмятежного спокойствия.

Когда Рекс появился у ворот, Гвендолин уже сидела в седле в нетерпеливом предвкушении. Чтобы оградить себя от разочарования на случай его опоздания и не ждать унизительно долго, она приказала конюху подготовиться к выезду. Однако теперь третий оказался лишним: конюха тут же отправили восвояси, и кузены тронулись в путь, наслаждаясь свободой. Гвендолин пребывала в прекрасном настроении, и Рекс подумал, что никогда еще она не выглядела такой прелестной. Лаконичная простота амазонки безупречно подчеркивала гибкую фигуру, стройную белую шею, изящную линию щеки и подбородка. Трудно было представить образ более возвышенный и прекрасный. Молодому, пылко влюбленному человеку казалось, что в объекте его обожания – воплощение не только красоты, но и всех добродетелей.

Стояло тихое, спокойное январское утро: дождя не предвиделось, а серое небо создавало безмятежный фон для очаровательного зимнего пейзажа: заросших травой обочин, расцвеченных красными ягодами живых изгородей, откуда доносились птичьи голоса, багровой наготы вязов, темно-коричневых волн вспаханных полей. Звон подков сливался с голосами молодых людей. Гвендолин смеялась над костюмом Рекса, представлявшим полную противоположность костюму денди, а он радовался ее смеху. Свежесть утра подчеркивала свежесть молодых лиц; чистые голоса, взгляды, которые они дарили друг другу, – все напоминало бурлящий источник радости. Утро принадлежало им двоим и переполняло обоих восторгом. Представляя красивую пару в эти счастливые минуты, невольно уступаешь причудливой фантазии – если бы сейчас все сложилось немного иначе, если бы прекрасные молодые люди смогли здесь и сейчас посвятить себя друг другу и до конца жизни не изменить обету!..

– Анна вбила себе в голову, что сегодня утром тебе непременно захочется погнаться вслед за собаками, – поведал Рекс, для которого слова сестры обладали тайным смыслом, направлявшим разговор в опасное, но нужное русло.

– Неужели? – рассмеялась Гвендолин. – Оказывается, малышка наделена даром ясновидения!

– И что же? – уточнил Рекс, не веря, что кузина действительно готова нарушить волю старших, и на-деясь на торжество здравого смысла.

– Не знаю. Пока не приеду на место, не смогу сказать, что буду делать. Провидцы нередко ошибаются: предсказывают только то, что вероятно, – а я не люблю ничего вероятного, это скучно. Предпочитаю поступать неожиданно.

– О, вот ты и раскрыла свой секрет. Теперь, зная обычное поведение людей в той или иной ситуации, я смогу догадаться, что ты все сделаешь наоборот, и таким образом просчитать, что произойдет. Удивить меня тебе не удастся.

– Удастся. Не забывай, что всегда можно изменить намерения и поступить так, как все, – возразила Гвендолин, мелодично рассмеявшись.

– Сама видишь, что избежать некоторой степени вероятности невозможно. А противоречивость образует высшую степень вероятности. Так что придется тебе изменить свой образ действий.

– Ни за что. Мой образ действий – всегда и во всем поступать так, как захочется.

– Ты способна устроить так, чтобы испытывать только приятные чувства? – спросил он.

– Разумеется, нет: здесь важно, что делают другие люди, – но если бы мир вокруг стал добрее, то можно было бы ограничиться приятными чувствами. Жизнь девушек ужасно глупа: они никогда не делают того, что нравится.

– А мне казалось, что таков удел мужчин. Они вынуждены выполнять тяжелую работу, часто скучную и вредную. К тому же если мужчина искренне любит девушку, то старается исполнить все ее желания, так что, в конце концов, она все равно поступает по-своему.

– Не верю. Ни разу не встречала замужнюю женщину, поступающую по-своему.

– А что бы хотела сделать ты? – с искренней тревогой уточнил Рекс.

– О, не знаю! Отправиться на Северный полюс, принять участие в скачках с препятствиями или стать восточной царицей, подобно леди Эстер Стенхоуп[11 - Стенхоуп Эстер (1776–1839) – английская аристократка, путешественница по Ближнему Востоку.], – небрежно заметила Гвендолин, хотя, если бы ей пришлось дать серьезный ответ, задумалась бы надолго.

– Неужели ты хочешь сказать, что никогда не выйдешь замуж?

– Нет, ничего подобного я не говорила. Вот только даже после замужества я не стану вести себя так, как другие женщины.

– Если ты выйдешь замуж за того, кто любит тебя больше всего на свете, то сможешь делать все, что душе угодно, – заявил Рекс. Бедный юноша упорно приближался к вопросу, в котором твердо решил добиться ясности. – И такой человек мне известен.

– Ради бога, только не упоминай мистера Мидлтона, – поспешно предупредила Гвендолин, густо покраснев. – Это любимая песня Анны. Уже слышен лай собак. Поедем быстрее.

Она пустила свою гнедую лошадку галопом, и Рексу не осталось ничего другого, как тоже пришпорить коня. И все же в сердце его затеплилась надежда. Гвендолин прекрасно знала, что кузен в нее влюблен, однако не подозревала о возможных последствиях, поскольку сама ни разу в жизни не испытывала мук любви. Ей всего лишь хотелось легкого, ни к чему не обязывающего флирта во время каникул Рекса в Пенникоте, поэтому она избегала объяснений, которые неминуемо привели бы отношения к преждевременному концу. Кроме того, плотская сторона любви вызывала у Гвендолин острое отвращение. При всем воображаемом чувственном восторге в натуре ее решительно превалировало девственное начало.

Однако вскоре все посторонние мысли отступили перед волнующей картиной, открывшейся взору в Три-Барнсе. Кое с кем из охотников Гвендолин уже успела познакомиться раньше, и сейчас с радостью обменивалась любезными приветствиями. Рексу больше не удалось с ней поговорить. Приготовления к охоте завладели душой Гвендолин с неведомой прежде силой. Никогда еще она не преследовала собак – только однажды сказала, что мечтает об этом, а в ответ услышала запрет. Мама боялась возможной опасности, а дядя заявил, что считает бешеную скачку неприличной для женщины и, что бы ни происходило в других частях страны, в Уэссексе ни одна добропорядочная леди в охоте еще не участвовала. Исключение составляла лишь миссис Гэтсби, жена капитана территориальной добровольческой части, но она прежде служила кухаркой и до сих пор говорила, как кухарка. Последний аргумент возымел действие, так что Гвендолин постоянно колебалась между стремлением отстоять собственную независимость и страхом оказаться в паре с миссис Гэтсби.

Некоторые из самых достойных женщин округи время от времени приезжали, чтобы понаблюдать за началом охоты, однако этим утром ни одна не появилась на поле, чтобы преподать Гвендолин урок благоразумия. И даже миссис Гэтсби с ее сомнительным прошлым отсутствовала. Таким образом, ничто не сдерживало Гвендолин от мощного порыва, поддержанного нетерпеливым лаем собак, стуком копыт и ржанием лошадей, перекличкой охотников, движением ярких фигур на фоне серо-зеленого спокойного поля. Сама обстановка вызывала возбуждение от предстоящей погони.

Рекс ощутил бы больше радости, если бы мог держаться возле Гвендолин, а не наблюдать издалека, как она поглощена разговорами и новым для себя зрелищем.

– Рад видеть вас здесь этим прекрасным утром, мисс Харлет, – приветствовал лорд Брэкеншо, пэр средних лет в аристократически потертой, грязноватой розовой куртке. Его легкие, беззаботные манеры даже угрозу потопа обратили бы в пустяк. – Охота сегодня первоклассная. Будет жаль, если не поедете с нами. Когда-нибудь пробовали пускать свою лошадку через канаву? Не испугаетесь, а?

– Ни капли, – заверила Гвендолин и не покривила душой: она никогда ничего не боялась. – Я часто заставляю ее прыгать через изгородь и канаву возле…

– Ах, боже мой! – негромко произнес его светлость, показывая, что некое происшествие вынуждает прервать разговор.

Едва он уехал, Рекс тут же оказался рядом. В этот миг собаки залаяли с особым воодушевлением, и все поле пришло в движение. Не сказав ни слова, Гвендолин помчалась вместе со всеми, а Рекс, не задумываясь, последовал за ней. Разве мог он оставить любимую? В иных обстоятельствах и не на отцовском старом коне погоня доставила бы ему удовольствие, однако сейчас, после безжалостно пресеченного намерения признаться в любви и услышать ответное признание, в душе царило смятение. Гвендолин между тем на своей резвой маленькой лошадке быстро вырвалась вперед, чувствуя себя бессмертной богиней и не думая о возможном риске ни для себя, ни уж точно для кузена. Если бы Гвендолин вспомнила о Рексе, то увидела бы забавное зрелище: полный сил красивый молодой человек, чье сердце билось так же полнокровно и бурно, как сердце гончей, словно заколдованный, медленно тащился на вялой церковной кляче, неумолимо отстав от остальных. Однако Гвендолин всегда отличалась склонностью думать о тех, кто видит ее, а не о тех, кого она не видит. К тому же вскоре Рекс и в самом деле отстал настолько, что увидеть его она уже не могла. Мне остается лишь с горечью сообщить, что, пробираясь по узкой тропинке между живыми изгородями, конь по имени Примроз споткнулся, упал, сломал ногу и непреднамеренно сбросил всадника через голову.

К счастью, сын кузнеца, также преследовавший собак при самых неблагоприятных обстоятельствах, а именно пешком (особый вид охоты, даже легкомысленными умами отмеченный как безнравственный), естественно, отстал и увидел постигшее молодого мистера Гаскойна несчастье. Он поспешил на помощь, которая оказалась абсолютно необходимой, ибо Рекс потерял сознание, а придя в чувство, ощутил острую боль. Джоэл Дэгг оказался тем самым незаменимым человеком, чьи познания вполне соответствовали обстоятельствам. Парень не только сразу понял, что случилось с лошадью, не только сообразил, далеко ли до ближайшей деревни и до дома пастора, не только сообщил Рексу, что тот вывихнул плечо, но и оказал квалифицированную хирургическую помощь.

– Сэр, позвольте, я поставлю его на место. Я видел, как это делает костоправ Нэш, а потом сам дважды помогал нашей маленькой Салли. Все плечи одинаковы. Если доверитесь мне и немного потерпите, сейчас же вправлю.

– Валяй, старина, – согласился Рекс, умевший терпеть куда лучше, чем держаться в седле.

Джоэл успешно справился с операцией, хотя причинил пациенту невыносимую боль. Тот вытерпел молча, но так побледнел, что Джоэл заметил:

– Ах, сэр, вы просто не привыкли, вот и все. А мне довелось повидать разных вывихов и прочих гадостей. Однажды у мужика глаз вывалился – вот уж, скажу вам, история! Трудно придумать что-нибудь страшнее. Без этой штуки как жить? Но потом его вставили. Я и сам однажды проглотил три зуба. Умереть мне на месте, если вру. Эй, ты! – обратился он к Примрозу. – Вставай и не делай вид, что не можешь идти.

Поскольку Джоэл – персонаж второстепенный, к счастью, нет необходимости сообщать утонченному читателю подробности его жизни. Достаточно того, что он помог Рексу добраться до дома. Иного варианта, кроме как вернуться в Пенникот, не оставалось, хотя Рекс продолжал беспокоиться о Гвендолин и больше страдал от мысли, что с ней тоже может что-нибудь случиться, чем от собственной боли и страха перед раздражением отца. Утешала лишь уверенность, что недостатка в галантных кавалерах Гвендолин не испытает: каждый из участников скачки будет рад о ней позаботиться, а кто-нибудь из знакомых обязательно проводит в Оффендин.

Когда Рекс вернулся, мистер Гаскойн уже сидел в кабинете и писал письма. Услышав стук в дверь и подняв голову, он увидел сына. Лицо Рекса в эту минуту казалось бледным и явно расстроенным. Он всегда был тайным любимчиком отца и его точной копией. Несмотря на это, мистер Гаскойн не выказывал ему предпочтение – напротив, относился к сыну с особой строгостью и требовательностью. Расспросив Анну, он выяснил, что Рекс вместе с Гвендолин отправился на сбор охотников в Три-Барнс.

– В чем дело? – поспешно спросил он, даже не положив перо.

– Простите, сэр. Примроз упал и сломал ногу.

– Куда ты на нем ездил? – строго уточнил мистер Гаскойн, который редко выходил из себя.

– В Три-Барнс, чтобы посмотреть, как спускают собак на охоту.

– И тебе хватило глупости поехать следом?

– Да, сэр. Я не прыгал через изгороди. Лошадь угодила в ямку.

– Надеюсь, что пострадал не только Примроз, но и ты!

– Да. Вывихнул плечо, но молодой кузнец его вправил. Так что отделался синяками и ссадинами.

– Садись.