– Возьмитесь за руль, синьор, – сказал капитан. – Вся команда должна сесть на весла!
Благодаря усилиям двадцати гребцов корабль быстро стал подвигаться вперед, удаляясь от погони. Прошло около четверти часа, в течение которого никто не проронил ни слова – все работали изо всех сил.
Фрэнсис время от времени оглядывался назад и замечал, что расстояние между ними и галерой постепенно все более и более сокращалось.
– Она, кажется, догоняет нас, – заметил он.
– Да, догоняет, – отвечал капитан, – хотя и не особенно быстро. Гребите, ребята, не падайте духом! Возможно, что они, увидев, как быстро мы продвигаемся вперед, откажутся от погони и махнут на нас рукой.
– Джакопо, – обратился Фрэнсис к старику моряку, который уже, видимо, начал выбиваться из сил, – брось весла и иди сюда к рулю, я заменю тебя.
Прошло около часа, и галера уже была от них на расстоянии всего четверти мили.
– Ничего не поделаешь, надо остановиться, – объявил наконец капитан. – Ясно, что нам не уйти от них и чем дольше будет продолжаться эта погоня, тем больше они только рассвирепеют. Как считаете вы, синьор Фрэнсис?
– Вполне согласен с вами, капитан, – отвечал Фрэнсис. – Мы сделали все, что только от нас зависело.
Матросы перестали грести, весла неподвижно опустились в воду, и несколько минут спустя длинная галера настигла их.
– Задали же вы нам работу, негодяи! – сердито вскричал кто-то с галеры, когда она поравнялась с бортом их корабля. – Если у вас ничего не найдется хорошего, чтобы вознаградить нас за эту погоню, то тем хуже для вас! Кто вы такие и что это за корабль?
– Корабль «Наксос» принадлежит синьору Полани из Венеции; мы держим путь на Корфу и везем с собою письма от нашего патрона к его агенту. С нами нет никакого груза.
– Ваши письма, может быть, стоят дороже всякого груза. Ступайте на палубу к нам, и мы посмотрим, какие новости достопочтенный синьор Полани сообщает своему агенту. Ну двигайтесь живее, не то вам плохо будет…
Сопротивление было бесполезно; капитан, Фрэнсис и вся команда перешли на галеру.
– Осмотреть хорошенько их судно, – приказал капитан галеры одному из своих матросов. – Заберите там, что найдется получше, а потом пробейте дыру в дне, да и дело с концом!
Вступив на палубу галеры, Фрэнсис окинул взглядом команду. Она состояла не из генуэзцев, как он ожидал, а из шайки людей, набранных из различных портов Средиземного моря, что было заметно по их одеждам. Тут были греки, обитатели Смирны, испанцы, но преобладали мавры; их было чуть не более половины всей команды. Затем Фрэнсис перевел глаза на капитана, занятого перелистыванием бумаг, врученных ему капитаном «Наксоса», и невольно вздрогнул от ужаса: перед ним стоял Руджиеро Мочениго.
Пробежав бумаги, адресованные синьором Полани своему агенту, Руджиеро вскрыл письмо к Марии, но, едва пробежав несколько строк, бросил быстрый взгляд на Фрэнсиса и затем приблизился к нему.
– Так вот как, синьор Хэммонд, – со злорадством произнес он. – Почтенный Полани посылает вас на Корфу в качестве охранителя своих дочерей? Вот уж никак не ожидал, когда сегодня утром пустился вдогонку за вашим несчастным суденышком, что нападу на такую добычу, которая для меня дороже самого ценного груза! По вашей милости я теперь изгнанник, вместо того чтобы быть всеми уважаемым зятем богача Полани! Вашим проклятым вмешательством вы навлекли на меня все беды, но, благодарение Небу, час моей мести настал! Ведите всех пленных вниз, – приказал он своим людям, – а этого молодца закуйте в самые тяжелые оковы, какие только у нас найдутся, и прикрепите их железными скобами к полу. – Не полагаете ли вы, – обратился он насмешливо к Фрэнсису, – что я вас велю повесить или бросить в море? Нет, не льстите себя надеждой, что вас ожидает такая легкая смерть: вы должны искупить свою вину предо мною в тысячу раз худшими мучениями, прежде чем наступит ваш конец!
Фрэнсис ни разу не прервал Руджиеро; он все время стоял как вкопанный со спокойным и почти презрительным выражением лица; все нервы и мускулы его были крайне напряжены, и он выжидал только удобной минуты, чтобы броситься на своего врага.
Подоспевшие матросы схватили Фрэнсиса и его товарищей и бросили их в трюм, который уже и без того был переполнен пленными.
Фрэнсису надели тяжелые цепи и укрепили их так близко к полу, что он не мог встать на ноги и принужден был лежать или сидеть.
Капитан «Наксоса» подошел к Фрэнсису, чтобы узнать у него, кто был капитан захватившей их галеры и что за причина такой ужасной ненависти, которую этот человек, очевидно, питает к молодому человеку.
Фрэнсис рассказал ему подробно обо всем, прося запомнить имя Руджиеро и передать его всем подчиненным на тот случай, если кому-либо из них удастся спастись из рук врага и добраться до Венеции, чтобы они сообщили, что Мочениго сделался предводителем пиратов и союзником мавров.
Их разговор был прерван шумом на палубе, где о чем-то яростно спорили; потом послышалось бряцание оружия, затем грузное падение тела и наконец опять все затихло.
– Трудно предположить, чтобы к нам мог подоспеть на выручку один из наших кораблей, – сказал капитан, – так как я не видел ни одного паруса, я нарочно оглядывался вокруг, когда мы покидали наше судно. Любопытно было бы узнать, что там такое произошло?
Дни шли за днями. Временами до слуха пленных доносился шум от движения весел, но большею частью судно шло под парусами. Матросы приносили им пищу и воду утром и вечером. Фрэнсис часто заводил разговоры с другими пленными о возможности совершить нападение на команду галеры, но без оружия сделать это было трудно, а на галере, по-видимому, находилось не менее ста пятидесяти человек команды. Большинство пленных притом были до такой степени удручены своей тяжкой судьбой и неизвестностью относительно ожидающей их участи, что совершенно пали духом и потеряли всякую энергию; оставалось, следовательно, одно – терпеливо выжидать конца путешествия.
Однажды утром они услыхали, что наверху началась какая-то суета, очевидно, спускали якоря. Потом открыли люк и вывели пленных на палубу. Два пирата, явившиеся с молотками в руках, освободили Фрэнсиса из его мучительного положения. Выйдя на палубу, Фрэнсис был сначала так ослеплен светом после долгого заточения в полутемном трюме, что только спустя некоторое время мог разглядеть, что корабль бросил якорь в заливе; на берегу виднелись дома, по виду которых он догадался, что они находятся у берегов Африки или у одного из островов близ африканского материка. Пленных велено было спустить в шлюпки под надзором матросов. Сначала Руджиеро не было видно на палубе, но в то время, когда наступила очередь Фрэнсиса садиться в лодку, он вышел из своей каюты. Одна его рука была на перевязи, а голова была забинтована.
– Следите зорко за этим пленным, – приказал он своим матросам. – Ни под каким видом не снимайте с него оков и приставьте к нему надежную стражу. Скорее я готов лишиться всей захваченной нами добычи, чем допустить, чтобы он вырвался из моих рук!
Когда лодка причалила к берегу и пленные высадились на берег, с них сняли оковы и отвели в какие-то хижины, стоявшие в стороне от деревни.
Фрэнсиса заперли в тесном помещении вместе с пятью товарищами. Наутро этих последних вывели, а молодой человек оставался один в течение целого дня. Вечером товарищи вернулись и сказали ему, что всех узников заставили перетаскивать в большой деревянный амбар добычу, которой был переполнен корабль.
– У них немалая нажива, – сказал один из пленных, оказавшийся капитаном затопленного пиратами корабля. – Я полагаю, что они выбрали себе лучшие партии грузов с доброй дюжины кораблей. Я узнал сегодня, – продолжал он, – о причине ссоры, происшедшей на днях на палубе галеры. Оказывается, Руджиеро Мочениго настаивал на том, чтобы причалить к острову Корфу, прежде нежели приплыть сюда; он намеревался увезти с Корфу каких-то двух женщин, но команда, опасаясь преследования и нападения венецианской галеры, настаивала на том, чтобы сначала довезти на место груз и спрятать его. Руджиеро вышел из себя и уже обнажил меч, но в конце концов принужден был подчиниться требованию большинства команды. Руджиеро был ранен во время стычки и с тех пор лежал в своей каюте. Но он только на время отложил свой замысел и предполагает тотчас же, как они продадут свою добычу и своих пленных, то есть всех нас, отправиться на Корфу и привести в исполнение свой злой умысел. Я узнал также, что мы теперь находимся на острове близ Туниса.
Прошло два дня, и пленных опять вывели из места их заточения; они узнали от стражи, что прибыли купцы, которых ожидали для покупки награбленных товаров. Джузеппе, проявлявший все время необычайную стойкость, пока находился вместе с Фрэнсисом, вдруг точно обезумел от отчаяния, когда узнал, что ему придется расстаться с ним. Он кинулся на землю, плакал и рвал на себе волосы; он умолял стражу не разлучать его с господином, уверяя, что готов разделить участь Фрэнсиса, как бы она ни была тяжка; он грозил, что непременно покончит с собою, если его разлучат с Фрэнсисом. Страже пришлось бы увести его силой, если бы Фрэнсис не уговорил Джузеппе покориться своей участи, обещая, что если только ему самому удастся вырваться из рук врагов, то он не успокоится до тех пор, пока не разыщет и не освободит и его.
Наконец пленных увели, и Фрэнсис, оставшись один, начал размышлять о том, как ему освободиться от оков. Он придумывал всевозможные средства для побега. Прежде всего он пробовал расшатать железные прутья у окна, но убедился, что выломать их не было никакой возможности, так как они были очень крепко вделаны в каменную стену, но впрочем, если бы даже ему удалось выбраться из окна, то тяжесть его оков все равно лишила бы его возможности бежать. Он был скован двумя длинными цепями; одна цепь была прикреплена к правой руке и затем проведена к левой ноге; другая – к левой руке и правой ноге. Он не мог даже стоять выпрямившись, и все движения его были очень стеснены. Известия, переданные ему пленным капитаном, приводили англичанина в отчаяние; он теперь не столько думал уже о своей собственной участи, сколько об участи молодых девушек, которые, наверное, не подозревали об угрожавшей им опасности.
С первого же дня заточения Фрэнсис пытался высвободить руку из железного наручника, но скоро убедился, что это было невозможно; кольцо обхватывало руку так плотно, что даже врезалось в тело. Оставалось только одно средство – распилить цепь, а для этого нужен был какой-нибудь инструмент.
Вдруг его осенила мысль: сторож, приносивший ему пищу, был родом сицилиец, любивший поболтать. У его пояса, кроме большого ножа, всегда находился небольшой кинжал, и Фрэнсису пришло на ум завладеть этим оружием.
Когда сторож по обыкновению вошел к нему и запер за собою дверь, Фрэнсис, ожидавший его прихода, подполз близко к окну и сделал вид, что высматривает что-то, происходящее снаружи.
– Кто эта девица? – спросил он у сторожа. – Какая красавица! Ты ее не знаешь? Вот там, смотри скорее, а то она скроется за деревьями!..
Сторож бросился к окну и просунул лицо между железными прутьями; в этот момент Фрэнсис без всякого труда выхватил у сторожа кинжал и опустил его в карман своих шаровар.
– Ну что, прозевал? – спокойно сказал он. – Она частенько тут проходит.
– Никого тут не увидишь в этом проклятом месте, – возразил сторож.
Когда сторож удалился, Фрэнсис мог рассмотреть свою добычу. Кинжал был стальной и очень хорошо наточен. Довольный Фрэнсис поспешил его зарыть в землю, служившую полом его помещения. Не прошло и часа, как внезапно открылась дверь и появился сторож. Было уже темно, и Фрэнсис сидел спокойно в своем углу.
– Неси огонь, Томасо, – крикнул сторож своему товарищу. – Здесь так темно, что ничего не увидишь.
Явился другой сторож с факелом в руках, и оба принялись обшаривать все кругом.
– Что вы ищете? – спросил Фрэнсис.
– Я где-то обронил свой кинжал, – отвечал сторож. – Понять не могу, как он мог выпасть из ножен.
– А когда же ты его видел в последний раз?
– В самый обед. Я подумал, что не уронил ли его здесь; кинжал не такая игрушка, чтобы его оставлять в руках у пленника.
– Я так крепко скован, – возразил Фрэнсис, – что кинжал в моих руках не может быть опасным оружием.
– Так-то так, – отвечал сторож, – разве что вы могли бы заколоться кинжалом.
– Пожалуй, мне не ухитриться сделать и это.