Десятое декабря (сборник)

Вскоре что-то начало меняться. Я что говорю: она оставалась в порядке. Красивая бледная девушка. Но ничего особенного. И, насколько я видел, она чувствует то же самое касательно меня: И чего это мы вдруг так разгорячились?

Почему мы голые? Мы за секунды оделись.

Вроде как неловко.

Любил ли я ее? Любила ли она меня?

Ха.

Нет.

Потом ей пришло время уходить. Мы пожали друг другу руки.

Она ушла.

Подали ланч. На подносе. Спагетти с кусочками курицы.

Ох как я проголодался.

Весь ланч я думал: чудно? это было. Я помнил, что трахал Хизер, помнил, что чувствовал то, что чувствовал к ней, помнил, что говорил ей слова, которые говорил. У меня даже горло саднило от того, сколько слов я наговорил и как быстро приходилось говорить. Но что касается чувств? У меня в принципе никаких чувств не осталось, ничегошеньки.

Только раскрасневшееся лицо и некоторое чувство стыда, что я три раза трахнулся на глазах Абнести.

III

После ланча появилась другая девушка.

Примерно такая же, обычная. Темные волосы. Среднее сложение. Как и в Хизер при первом появлении, в ней тоже не было ничего особенного.

– Это Рейчел, – сказал Абнести по громкой связи. – Это Джефф.

– Привет, Рейчел, – сказал я.

– Привет, Джефф, – сказала она.

– Лактаж? – сказал Абнести.

Мы подтвердили. В том, что я почувствовал, было что-то очень знакомое. Рейчел вдруг превратилась в суперкрасавицу. Абнести запросил разрешения взбодрить наши языковые центры с помощью Вербалиста

. Мы подтвердили. И вскоре мы и с ней трахались как кролики. Вскоре мы тоже говорили касательно нашей любви, как маньяки, умеющие ясно излагать свои мысли. И опять определенные ощущения возникали в ответ на одновременно появляющуюся отчаянную жажду этих ощущений. Вскоре воспоминание об идеальном вкусе рта Хизер было стерто текущим вкусом рта Рейчел, гораздо более похожим на вкус, которого я жаждал теперь. Мною овладели беспрецедентные эмоции, хотя эти беспрецедентные эмоции были (в глубине сознания я это осознавал) точно теми же эмоциями, что я чувствовал прежде по отношению к этому кажущемуся теперь недостойным сосуду по имени Хизер. Рейчел была – и я серьезно – тем, что надо, ее жадные рот/руки/лоно – все они были тем, что надо.

Я так любил Рейчел.

Затем появились те же географические воспоминания (смотри выше): те же заросли сосен в долине, тот же дом, похожий на шале, воспоминания, сопровождаемые тем же томлением-по-месту, переходящим в томление (на сей раз) по Рейчел. Продолжая демонстрировать уровень сексуального усердия, который вызывал то, что я бы описал как постепенно затягивающаяся на груди сладостная резиновая лента, одновременно соединявшая нас и побуждавшая двигаться дальше, мы страстно (точно, поэтически) шептали о том, как давно, кажется, мы знаем друг друга, т. е. вечность.

И опять общее число раз наших занятий любовью составило три.

Потом, как и прежде, эмоции начали ослабевать. Наш разговор стал менее возвышенным. Число слов уменьшилось, предложения стали короче. Но я по-прежнему любил ее. Любил Рейчел. Все в ней казалось идеальным: родинка на щеке, черные волосы, легкое подрагивание изредка ягодицами, которым она словно говорила: мммм-ммм, это было высший класс?

– Лактаж? – сказал Абнести. – Мы собираемся попытаться вернуть вас к исходной отметке.

– Подтверждаю, – сказала она.

– Погоди-ка, – сказал я.

– Джефф, – раздраженно сказал Абнести, словно чтобы напомнить мне, что я здесь не по собственному выбору, а из-за совершенного мной преступления и сейчас отбываю срок.

– Подтверждаю, – сказал я.

И окинул Рейчел прощальным взглядом любви, зная (чего пока не знала она), что это последний взгляд любви, которым я смотрю на нее.

Вскоре она стала для меня всего лишь ничем, и я стал для нее всего лишь ничем. Она, как и Хизер, казалась смущенной, как бы: и что это было такое? Чего это меня понесло с таким мистером Посредственность?

Любил ли я ее? Или она меня?

Нет.

Когда ей настало время уходить, мы пожали друг другу руки. То место, где МобиПак

был хирургически имплантирован мне в поясницу, побаливало после всех опробованных позиций. К тому же я был абсолютно без сил. К тому же я был в печали. Почему в печали? Разве я не самец? Разве я не оттрахал двух разных девиц шесть раз за день?

И все же, если откровенно, я чувствовал себя печальнее печального.

Наверное, я был печален оттого, что любовь оказалась ненастоящей. Или не вполне настоящей? Я думаю, я был в печали оттого, что любовь могла казаться такой настоящей, а в следующую минуту исчезнуть. И все из-за манипуляций Абнести.

IV

После перекуса Абнести вызвал меня в диспетчерскую. Диспетчерская – это что-то типа головы паука. А его многочисленные ноги – это наши лаборатории. Иногда нас вызывали работать рядом с Абнести в голову паука. Или, как мы это называли, Головогрудь.

– Сядь, – сказал он. – Посмотри в Большую лабораторию № 1.

В Большой лаборатории № 1 я увидел Хизер и Рейчел, сидевших бок о бок.

– Узнаешь? – сказал он.

– Ха, – сказал я.

– Так вот, – сказал Абнести. – Я хочу дать тебе возможность сделать выбор, Джефф. Вот во что мы здесь играем. Видишь этот пульт? Скажем так, ты нажимаешь эту кнопку, и Рейчел получает некоторое количество Жутковерти

. Или ты нажимаешь эту кнопку, и тогда Жутковерть

получает Хизер. Понятно? Выбирай.

– У них есть Жутковерть

в МобиПаках

? – сказал я.