Дуайт сунул руку в карман жилета и достал сложенный вдвое лист бумаги.
– Вот свидетельство, – сказал он и протянул лист Мандерсу.
Распорядитель похорон медленно прочитал документ и, подняв голову, спросил:
– Кто это написал?
(– Он обязательно спросит, кто написал это, – сказала несколько недель назад Лафайетт.)
– Мой близкий друг. Мы вместе посещали колледж.
– Вы учились в медицинском колледже?
– Нет, но мы жили вместе, – покачал головой Дуайт. – Его имя Александр Вульф. Исключительно квалифицированный практикующий врач из Чарльза. Со свидетельством что-то не так?
Мандерс вновь внимательно посмотрел на документ.
– Заключение о смерти противоречиво, как мне кажется, – проговорил он. – Здесь говорится о том, что причина смерти не определена. Это действительно так?
Дуайт кивнул. Слово противоречиво резануло его ухо.
– Но здесь также пишется, – продолжал Мандерс, – о приступах головокружения, о слабости, о затрудненном дыхании и сердечной недостаточности…
Дуайт еще раз посмотрел на свидетельство и нахмурился.
– Да, все именно так. И в чем здесь противоречие?
– Видите ли, – начал Мандерс, – я не врач и не хочу ничего дурного сказать о вашем друге, но он очень точно перечисляет все симптомы и признаки сердечного приступа, хотя делает вывод, что причина смерти неизвестна.
– Так Кэрол умерла от сердечного приступа?
Не желая отвечать за точность диагноза, Мандерс отрицательно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – То есть да. То есть, если описание верно, ваша жена действительно могла стать жертвой сердечного приступа. Когда ее освидетельствовал врач?
– С час назад. Может быть, немного раньше.
Мандерс вновь взглянул на лист бумаги, а Дуайт продолжал:
– Я сам убедился в отсутствии у нее пульса. Прикладывал зеркало к лицу. Когда наша горничная, Фарра, увидела, что Кэрол упала, и закричала, было уже поздно что-либо делать.
– Кэрол упала?
– Рухнула как подкошенная.
Мандерс вздохнул, и суровое выражение на его лице сменилось более мягким.
– Простите меня, мистер Эверс, но вы должны понять: мне необходимо иметь полную и точную картину того, что произошло, чтобы исполнить свои обязанности максимально эффективно и профессионально. Знали бы вы, сколько в подобных делах ошибок! Неправильно выписанные свидетельства о смерти, неверно указанные причины смерти, сокрытие некоторых существенных деталей. Я понимаю – вы угнетены болью утраты, и я не хотел вас оскорбить.
– Самое страшное – это то, что она умерла. Причины для меня не так важны.
– Я понимаю, – сочувственно кивнул Мандерс, увидев повлажневшие глаза Дуайта.
На несколько мгновений воцарилось молчание. Вдалеке прогрохотал гром. Дуайт думал о Фарре. Представил ее и Кэрол в саду. Вот Кэрол начинает рассказывать горничной о своих состояниях, о коме.
Но тут Мандерс вновь заговорил:
– Думаю, мы должны провести дополнительное освидетельствование. Это из-за Болезни. Нужно удостовериться в том, что Болезнь окончательно покинула Хэрроуз. Может быть, вы попросите доктора Уокера и он осмотрит Кэрол?
(– Он попросит провести вторичный осмотр, – говорила Лафайетт.)
– Я никого не хочу обидеть, Роберт, но слову Александра Вульфа я доверяю больше, чем кому бы то ни было. Кэрол была знакома с Александром, и, когда все произошло, я тут же подумал о самом близком нам человеке из тех, кто имеет дело с медициной.
Дуайт чуть подался вперед и прошептал:
– Мне не хотелось бы, чтобы об этом деле были осведомлены слишком многие, Мандерс. Не нужно шумихи. Я хотел бы провести закрытую церемонию.
– Так вы приехали, чтобы организовать похороны?
– Именно. Видите ли, Мандерс, мне нужно похоронить Кэрол как можно быстрее.
Мандерс глубоко вздохнул, и Дуайту не понравился звук этого вздоха. Неужели распорядитель похорон что-то заподозрил? Или хочет мягко отказать по своим, чисто профессиональным, основаниям?
– Я понимаю вас, мистер Эверс, – сказал Мандерс. – Но я должен объяснить – у меня уже образовалось нечто вроде очереди. Тринадцать тел. Лукас и Хэнк работают не покладая рук. В том, как распространяется Болезнь, есть нечто поистине пугающее. Не припомню, чтобы в Хэрроуз случалось что-то подобное нынешней трагедии. Я очень рад, что Кэрол не стала ее жертвой, но понимаю, что это не имеет никакого значения. Итак, когда вы планируете похороны?
– Этим утром, не позже.
Мандерс, отлично разбирающийся в нюансах подобных ситуаций, изобразил на лице сочувствие.
– Мистер Эверс! Мне очень жаль, но самое ближайшее время, которое я могу предложить, – это послезавтра.
Дуайт встал с кресла и подошел к книжному шкафу, стоящему возле стены. Свет лампы едва достигал корешков стоящих там книг. Дуайт не без труда прочитал несколько названий. Потом, не оборачиваясь, произнес:
– Вы же понимаете, Роберт, что я не очень разбираюсь в этих делах.
Мандерс молчал. Дуайт повернулся лицом к колеблющемуся свету лампы и продолжил:
– Но если есть возможность провести похороны завтра утром…
– Мне очень жаль, мистер Эверс, но это слишком быстро.
Дуайт сунул руку в карман, и Мандерсу показалось, что тот сейчас достанет деньги. Но вместо денег на свет появился носовой платок, которым Дуайт принялся отирать лоб и шею.
– Роберт! Если бы только у нас появился способ все ускорить! Несмотря на всю ту боль, что раздирает мое сердце, я хочу устроить все так, как желала бы устроить сама Кэрол. Как же неудобно, что скорбящие вынуждены принимать решение под чьим-то давлением! Это жестоко! Мужчина заботится о женщине всю свою жизнь, обеспечивает ее всем, чего она желает, верно служит ей. А потом она исчезает из его жизни, и он, лишенный самого ценного, что у него было, потрясенный и потерявший курс в жизни, должен принимать такие серьезные решения. Ничего удивительного в том, что в подобных делах совершаются ошибки! Кто обвинит оставшихся в живых в том, что они ведут себя неправильно? Я бы не стал этого делать. Удивительно то, что вообще что-то решается! Нет, каждый человек непременно должен вести записи и вносить в книжку все свои пожелания относительно отправки в последний путь. А когда он умрет, оставшиеся в живых просто последуют его инструкциям. К сожалению, никто не ведет таких записей, что очень печально.
Мандерс посмотрел в окно – словно дождь мог ему что-то посоветовать.
– Вы можете привезти ее сюда сегодня утром, – сказал он. – Но похороны смогут состояться только послезавтра.