Королевство крестоносцев

В некоторых случаях этот захват земель имел политические последствия. Когда Танкред захватил Наблус, Бейсан, Тиверию и гору Фавор, это было не просто приобретение собственности. За этим стояло намерение создать независимое княжество. Только обращение антиохийцев, которые призвали Танкреда к управлению своим городом в отсутствие Боэмунда, предотвратило создание еще одного латинского государства на Востоке. Но это был исключительный случай, объяснявшийся высоким рангом норманна. Мелкие рыцари похода не рассуждали в таких категориях. Они стремились приобрести земельные поместья или городскую недвижимость, чтобы упрочить свое положение. Можно только представить себе картину, когда они, решившись на рискованное предприятие, отправлялись в сельскую местность, где мародерствовали турки и бедуины, а разгневанные крестьяне устраивали засады на ненавистных франков. Деревни не имели оборонительных сооружений, и их жители не осмеливались открыто нападать на франков, опасаясь мести с их стороны. Отдельные рыцари, возможно объединившись в отряды, просто захватывали деревню и объявляли ее своей собственностью. Требовалось некоторое время, прежде чем удавалось хоть в какой-то степени наладить работу королевской администрации на покоренной территории. Захваченные деревни впоследствии официально закреплялись за их «завоевателями» в виде феода или иного рода земельных владений. При этом они приносили двойную присягу: на верность и оммаж королю.

Но самым главным завоевателем был сам король. Он организовывал каждый военный поход и подписывал договоры с итальянским флотом при осаде приморских городов. Захваченные города ни Готфрид Бульонский, ни Балдуин I не жаловали сразу. Проводя взвешенную и мудрую политику, они намеревались вначале создать обширный королевский домен, прежде чем раздавать лены своим подчиненным. В завоеванном городе размещали гарнизон и во главе его ставили королевского губернатора. Часть городских доходов в виде налогов и таможенных пошлин он брал себе на содержание. Как правило, в конце первого десятилетия существования феода его жаловал рыцарю сам король. Земли захваченных деревень, реквизированная городская собственность и полученные с нее муниципальные доходы служили начальным экономическим базисом класса рыцарства. Однако было много таких рыцарей, которым непосредственно платил король. В действительности сложился класс оплачиваемых воинов, хотя и сохранялась торжественная церемония оммажа.

К концу первых 20 лет завоеваний уже сложилась в основных чертах административная система, что по времени практически совпало с окончательным покорением страны (около 1120 г.). Хотя королевский домен был все еще большим, значительная часть земель страны была уже поделена на сеньории и фьефы. При наделении сеньорией вполне вероятно, что новый ее владелец жаловал часть земельных наделов своим вассалам при условии несения ими военной службы. Но новые владельцы обширных фьефов, пожалованных короной, следовали, как правило, королевской политике в земельном вопросе и не стремились раздавать в виде фьефов только что полученные земли. Для феодальной системы королевства было характерно, что пожалованные фьефы давали возможность для содержания только одного рыцаря. Во франкских документах их называли fief de son corps. Такие «фьефы на одного рыцаря» существовали и в Европе. Только в исключительных случаях даровались большие по площади фьефы, которые давали возможность их владельцу, в свою очередь, жаловать землей подвластных ему рыцарей. Другой характерной чертой в системе земельных отношений была замена городской ренты на «денежный фьеф». Этот, как его называли, fief de besant был известен и в Европе, но встречался очень редко, поскольку это было необычным способом вознаграждения вассала за его службу. На латинском Востоке такие фьефы получили большое распространение, и получали их не только простые рыцари, но и люди с положением. Это объяснялось двумя основными причинами. С одной стороны, владения франков были относительно малы, и их владелец не получал никакой выгоды от раздела своей земли на несколько феодов. Он предпочитал жаловать ее целиком простым рыцарям с обязательством несения военной службы у своего господина без вмешательства всяких посредников. С другой стороны, существовали местные обстоятельства. Крестоносцы создали исключительно феодальное общество в рамках денежной экономики. Палестина и Сирия, как и сопредельные страны мусульманского Востока, никогда не проходили через этап исключительно натурального хозяйства при очень ограниченном денежном обороте. Золотые арабские динары, византийский иперпер и серебряные драхмы, чеканившиеся почти из чистого золота с небольшой добавкой серебра, были обычными инструментами торговли. Крестоносцы восприняли эту экономику, основанную на денежном обращении, поскольку в условиях Востока у них не было иного выбора.

Крестоносцы начали активно использовать деньги в рамках своей феодальной экономики. Рыночные и таможенные пошлины, городские налоги на недвижимость и торговлю платили наличными деньгами. Для франкского феодала было естественным, что часть полученных таким образом доходов он перечислял вассалам деньгами. В условиях превалирования денежной экономики простой рыцарь считал более удобным для себя получать свой феодальный доход звонкой монетой, чем в форме земельных пожалований. Денежная рента, таким образом, стала преобладать в Латинском королевстве.

Развитие этой феодальной практики имело далекоидущие последствия для структуры франкского общества. В сравнении с Европой того времени вассальные связи были более простыми на франкском Востоке, но в то же время усилилось расслоение в среде дворянства. В результате знать раскололась на небольшую группу землевладельцев-феодалов и зависимую массу простых рыцарей. Последние представляли собой наследственных вассалов, имевших денежное содержание. Не было ничего похожего на многочисленный класс европейских мелких землевладельцев. Во владении находились лишь отдельные деревни, но они не имели связей с окружающей территорией и походили на существовавшие издавна гарнизоны.

Эту уникальную черту франкской знати подчеркивал тот факт, едва ли встречаемый где-либо еще в западном христианстве, что почти все франкское население сосредоточивалось в городах. Святая земля была преимущественно землей городов. Мусульманские правители унаследовали эллинскую, древнеримскую и византийскую традицию размещения в городах основных органов управления и, поселившись сами в городах, не нашли нужным что-либо менять. Крестоносцы, приспособившись к обстоятельствам, подогнали свою административную систему под уже имевшуюся. К тому же правители городов были также правителями в беззащитной сельской местности. Построение оборонительных сооружений в деревнях было новым словом крестоносцев в области фортификации. Но вновь построенные замки, даже небольшие, почти сразу же опоясали псевдогородские агломерации или укрепленные пригороды, ставшие цитаделями нового города.

Модель поселения, не встречавшаяся нигде в Европе в ту эпоху, подчеркивала скорее прозаический характер франкского рыцаря. Он был вассалом, приносил присягу на верность, выполнял обязанности «советника и помощника» своего сеньора, но казначей его господина выплачивал ему жалованье. Платили деньгами, но иногда частично и натурой: пшеницей, ячменем, растительным маслом, вином и фуражом. Последняя выплата была следствием целесообразности, но подобная практика бытовала и в некоторых мусульманских армиях. Например, нам известно, что подобная система оплаты воинов была принята у мамлюков (мамелюков) в Египте в XIII в. Весьма вероятно, что на франков в этом вопросе повлияли соседи-мусульмане.

Мы уже говорили о том, что первоначальными владельцами земельных поместий становились неродовитые дворяне. Более того, на протяжении одного поколения они часто сменяли друг друга. Король Иерусалима раздавал рыцарям за фьефом фьеф, а спустя несколько лет выморочное имущество вновь отходило короне, чтобы быть переданным другому арендатору. Это не означает, что право наследования когда-либо оспаривалось. Насколько нам известно, принцип наследования существовал изначально. Подобная традиция утвердилась в Европе в XI в. Частые случаи с выморочным имуществом были обусловлены в основном первоначально сложившейся структурой общества крестоносцев. Многие представители знати, присоединившиеся к войску крестоносцев, были женаты, но оставили свои семьи в Европе. Однако большинство рыцарей были молодого возраста и не имели семьи, а в войске крестоносцев было совсем немного женщин. Об этом свидетельствуют частые браки рыцарей с представительницами прекрасного пола местного населения. Согласно народной этимологии прозвище «пуллани» или «пулэн» (pullani, poulains), которое давалось рожденным в Сирии франкам, происходило от названия местности Апулия в Южной Италии.

Отсутствие семейных связей и вытекавших отсюда, соответственно, брачных обязательств было основной причиной нестабильного положения в среде знати. Смерть знатного крестоносца приводила к тому, что его поместье превращалось в ничейную собственность. Редко случалось, чтобы находился сын или родственник, который мог бы заявить на него свои права. Выморочное имущество отходило короне, и оно снова могло быть даровано кому-либо в качестве феода. Это мог быть родственник королевского дома или имевший заслуги рыцарь. Но довольно часто феод получал совсем недавно прибывший крестоносец, пожелавший поселиться на Востоке.

Прошло время, равное продолжительности жизни одного поколения, после основания королевства, и прояснилась генеалогия владельцев феодов. Мы уже можем различить обычную передачу земельных владений и наследственную. В это время знатные фамилии давали начало династиям; представители знаменитых familles d’Outremer (династии заморских территорий) впоследствии были воспеты в легендах и литературе как образец рыцарской доблести.

Тем не менее положение франкского общества было еще довольно нестабильным, и формирование его не завершилось. Основной проблемой был хронический недостаток людских ресурсов, в которых была острая нужда для защиты и расширения границ королевства. Все законы, принятые в этот начальный период, свидетельствуют об осознанных усилиях по привлечению на Восток рыцарей из Европы. В то время как первые феоды жаловались знатному воину с передачей его прямым наследникам, впоследствии новый феод могли получить по наследству и все его родственники. Это укрепило династический принцип и одновременно сделало более привлекательной перспективу поселения на новом месте. Дочерям также было даровано право наследования феода, и это в то время, когда в Европе это еще не стало всеобщей практикой. Но королевское законодательство наложило жесткую узду на представителей знати. Первоначально закон препятствовал, например, концентрации феодов в руках одного владельца. Человек, который уже владел феодом, терял право наследования другого феода в пользу более далекого, но безземельного родственника. Такое законодательство имело целью использовать землю и денежные ресурсы королевства наиболее экономным образом. Оно поощряло иммиграцию и рост поселений, гарантируя обеспечение права феодальной собственности для возможных иммигрантов.

Этот эгалитарный тренд первоначального законодательства резко изменился во второй четверти XII в. Господствующие династии стали строже подходить к вопросу наследования своих сеньорий, и они стали еще богаче в результате стабилизации политической обстановки в стране. Повышение доходов от сельского хозяйства и торговли, особенно в приморских городах, появление новых рынков сбыта во вновь образованных городских центрах усилило позиции династий, и в отношениях между аристократией и короной появился совсем иной тон.

Вполне оправдано описывать вторую четверть XII в. как период формирования высшей родовой знати. Прежние эгалитарные законы, направленные против концентрации земельной собственности в руках одного человека, были отменены. Отныне закон о наследовании и передаче феодов по наследству и в качестве приданого открыл иные перспективы перед аристократией и изменил образ ее поведения. Она все больше превращалась в замкнутую касту. Франкская знать обеспечивала экономическое и социальное положение своих дочерей, выдавая их замуж за людей состоятельных. Это создавало замкнутый круг одних и тех же земельных магнатов, связанных узами брака и имевших общих предков. В результате внутрисемейных браков их число сокращалось, в то время как росли их состояния.

В завершающий период существования Первого королевства не более чем шесть или десять семейств принадлежали к высшим кругам аристократии. Их амбиции и претензии достигли апогея. Они осмеливались противоречить королю и выступали против его вмешательства в вопросы заключения брачных контрактов, настаивая на принятии своих собственных условий при совершении наследственных браков, чтобы избежать возможного мезальянса с фаворитами короля. В это время они породнились с королевским домом Иерусалима и царским домом Армении и даже заключали браки с представителями императорского дома Константинополя. Многие аристократы в Латинском королевстве могли с гордостью смотреть на достигнутое благосостояние, поднявшись из захудалых и бедных дворян-иммигрантов на Востоке. Прошло всего два поколения, а они уже могли считать свои фамилии самыми известными в христианском мире. В ту эпоху не было принято, чтобы человек, обязанный всем самому себе, занимался самовосхвалением, и потому некоторые из них сделали все возможное, чтобы стереть малейшую память о своем низком происхождении. Не каждый мог претендовать на происхождение от лебедя, как это делал Готфрид Бульонский, хотя он мог избрать в свои предки и менее благородную птицу, ведь он был из рода Карла Великого с обеих сторон. Некоторые участники 1-го Крестового похода пытались доказать, что они имеют родственные связи с европейской знатью.

Наиболее замечательный пример возвышения древнего феодального рода – история известного рода Ибелинов. Хотя более поздняя традиция связывает его начало с виконтом Шартрским, с большой долей вероятности можно предположить, что первые представители рода вышли из пизанского купеческого семейства. Правда, в последнее время начали утверждать, что его родоначальником стал небольшой рыцарский клан из норманнской Сицилии. В конце эпохи Первого королевства и во времена Второго королевства почти все аристократические семейства, включая династии Антиохии и Триполи, королевские дома Иерусалима и Лузиньянов, правителей Кипра, были связаны брачными узами с Ибелинами.

Закрытый характер замкнутого на себя рода часто приводил к конфликтам с королевской властью, при этом также страдали общественные интересы. Вероятно, вследствие первой причины и отчасти второй франкская родовая знать приветствовала всех новоприбывших из Европы. Но к середине столетия в ее отношении к власти наступила резкая перемена. Теперь франкская знать смотрела на пришельцев как на захватчиков и соперников. Тьерри Фландрский, совершивший четыре паломничества в Святую землю, вызывал к себе такое неприятие, что местная знать предпочла вести переговоры с осажденными в Шайзаре[12 - Ныне в провинции Хама в Сирии.] мусульманами и снять осаду (1 157), чем передать город во власть новоприбывшего европейца.

Несмотря на подобные обостренные отношения с чужаками, отдельные богатые наследницы испытывали к ним страстные чувства. Так было в случае с бедным рыцарем по имени Рено де Шатильон (из-под Парижа), который прибыл в Святую землю в свите французского короля Людовика VII. Он решил остаться после поспешного отъезда своего господина, когда тот прекратил неудачную осаду Дамаска из-за необоснованного подозрения в измене местных франков и явно обоснованного подозрения в неверности своей жены, известной Алиеноры Аквитанской.

Красивый и галантный рыцарь остался и пополнил ряды соискателей руки овдовевшей принцессы Антиохии. Его личное обаяние помогло победить всех соперников и снискать расположение принцессы. Но для заключения брака требовалось согласие короля. Рено оставил осаду благородной дамы ради осады Аскалона (1153), чтобы встретиться с королем Иерусалимским. До короля дошли компрометирующие слухи о флирте кокетливой принцессы, и потому он с радостью согласился отдать ее в надежные руки Рено. Выбор был замечателен. Рено успешно защищал свое княжество, и его страшились мусульманские соседи. К несчастью, он попал в засаду и провел 14 лет пленником в Алеппо, где он не сидел сложа руки и выучил арабский и турецкий языки. К тому времени, когда его выкупили из плена, он уже был вдовцом, а княжеством правил его сын от первой жены. Но появились новые возможности занять пустовавший трон некоторых владений. Правитель Трансиордании умер, оставив наследницей Эшив де Мейи. Рено добился ее руки и приданого. Несколько лет спустя Рено предпринял попытку захватить Мекку и Медину с помощью бедуинов. Он построил корабли в замке Монреаль в Трансиордании, затем перевез их, разобранные на части, в Акабу и спустил на воду в Красном море. Это посеяло панику на землях от Каира до Джидды. Рено намеревался доплыть до Баб-эль-Мандебского пролива в поисках торгового пути в Индию. В итоге он принял почетную смерть от руки самого Салах ад-Дина.

Рыцарские романы, рассказывавшие о героических подвигах, подобных деяниям Рено, читали во всех замках Европы. Они будили воображение и заставляли молодых мелких феодалов мечтать о Земле обетованной. В реальности, к сожалению, все было по-иному. Число незамужних наследниц было ограничено, и на обладание ими уже претендовали местные аристократы. Эта знать пожелала, чтобы наследница королевства Сибилла (после смерти ее героического и бездетного брата Балдуина IV) заключила брак с одним из ее представителей – Балдуином из Рамлы. Сибилла предложила свою руку и королевство Уильяму Лонгсворду, приехавшему из Европы, а после его кончины храброму красавцу Ги де Лузиньяну (к сожалению, не обладавшему интуицией ни в политике, ни в военном деле). Главный приз был тем самым выхвачен из рук местной знати, и возмущение, охватившее одного из них, могущественного Раймунда III из Триполи (правителя Галилеи), было отчасти одной из причин отсутствия единства в королевстве накануне битвы при Хаттине.

Этот круг магнатов (grands lignages) сосредоточил в своих руках управление сеньориями и все должности королевства, став его истинным правителем, тем самым ослабив власть короля, которая стала тенью себя прежней. Согласно средневековым взглядам на общество, не только магнаты, но и каждый рыцарь принадлежали к благородному знатному сословию. Многие рыцари были гораздо беднее, чем рядовой купец в приморских городах, но четкие классовые различия продолжали сохраняться, и границы между ними были непреодолимы. Даже самых бедных и незнатных рыцарей связывали с аристократией общие воспитание и идеи. Обычное право и королевское законодательство всегда относились к классу знати как единому целому. И хотя было ясно, что этот класс или, вернее, сословие не является однородным, что оно делится на вельмож (riches homes), крупных феодалов и мелких рыцарей (chevaliers), все они были равны перед законом.

Несмотря на скудость письменных источников, мы можем нарисовать достаточно достоверную картину злобного сословия. В Латинском королевстве при проведении мобилизации (без учета духовно-рыцарских орденов и наемников) набиралась армия из 600 рыцарей. В стычках и небольших сражениях, которые часто описываются в летописях, редко принимало участие большое количество рыцарей. Даже в таком значительном предприятии, как экспедиция Амори I в Египет, было всего лишь около 300 рыцарей (согласно достоверным современным сведениям).

Простые рыцари обычно жили в городах и несли службу либо в гарнизоне, либо при дворе правителя. Личный состав рыцарей гарнизона периодически менялся в главной цитадели и в небольших крепостях, которых было много на основных дорогах страны. Гарнизоны больших пограничных замков, подобных замкам Трансиордании, были, вероятно, постоянными.

Как и во всех феодальных системах, рыцарь зависел от своего непосредственного сеньора. Но в Латинском королевстве по уже известным причинам это обычно был сам правитель города, столицы сеньории. Это способствовало более тесной связи между господином и его вассалом, но и вело к большей зависимости рыцаря, попадавшего под прямой надзор своего сеньора. Более того, существуя благодаря денежной ренте и не имея собственного домена, он резко отличался в этом от европейского дворянина, которого крупный историк Марк Блок[13 - 1886–1944 гг., французский историк, занимавшийся периодом Средних веков. В июне 1944 г. после пыток расстрелян гестапо.] называл индивидом, обладающим «правом распоряжаться». Некоторые из простых рыцарей достойны упоминания. Известный Филипп Новарский (живший в середине XIII в.), придворный при дворе Ибелинов, стал влиятельным человеком в королевстве. Разносторонние способности этого рожденного в Италии рыцаря, его дар писателя, поэта, юриста сделали его фаворитом при королевском дворе.

Но очень немногим рыцарям удалось достичь такого положения. Большинство из них были просто воинами, которым платили за их ратный труд. Типичный феод обеспечивал рыцарю ежегодный доход в 450–500 золотых безантов. Это считалось достаточной суммой, столько можно было получить с одной деревни. Мы должны помнить о том, что в середине XIII в. ежедневные расходы рыцаря составляли один безант в день. Это позволяло поддерживать достаточно высокий уровень жизни, даже если у него была семья, что было обычным делом. Относительно небольшой доход франкского рыцаря ставил его в зависимое положение от сеньора. Подобная черта феодальных отношений сильно влияла на политическую систему страны. Появление сеньориальных династий и преобладание родовитых дворян в политической жизни страны следует рассматривать в рамках общего положения дворянства в королевстве. Гегемония сеньориальных династий мешала прямым контактам между короной и вассалами крупных сеньоров.

Тем не менее социальному положению рыцаря можно было позавидовать. Каков бы ни был его материальный достаток, рыцарь стоял выше всего остального франкского населения, не говоря уже о местных жителях. Земельная собственность, будь то в городах, будь то в сельской местности, называвшаяся «феодом», по закону могла принадлежать только рыцарям. Граждане коммун были лишены возможности иметь подобную собственность, которая обеспечивала ее владельцу особый общественный статус. Наказание за оскорбление, нанесение ран и убийство представителя знати (в этом случае не было никакой разницы между вельможей и простым рыцарем) было несравнимо с наказанием за преступление в отношении простолюдина. Свидетельства знатного человека в суде было достаточно для осуждения обвиняемого. Ни один простой человек не мог решить свою судьбу в поединке. Никакой рыцарь не мог быть посажен в тюрьму за долги, хотя его фьеф могли продать в уплату за них. Классовый подход нашел отражение в своеобразном законодательстве, таком как «Ассиза Бильбейса» 1168 г. Соответственно ее положениям, рыцарь не был обязан спешиваться, даже участвуя в приступе осажденного города. Конь, символ статуса рыцаря, значил больше, чем военная целесообразность.

Несмотря на подобные социальные барьеры, браки с представителями низших классов не были редкостью. Рыцари имели собственность в городах, но она не только была частью их фьефов. Собственность имела специфическое городское происхождение, рыцарь владел городской землей на правах аренды. Такой недвижимостью мог владеть простой горожанин, и можно предположить, что она перешла во владение рыцаря в качестве приданого невесты, хотя ее он мог получить и в качестве дара от правителя города. Но на основании этого нельзя делать вывод, что для королевства была характерна повышенная социальная мобильность. Начиная с середины XII в. нам не известен ни один рыцарь, который сумел войти в круг высшей знати. В XIII в. добиться этого стало еще сложнее даже через заключение выгодного брака, поскольку права родственниц магнатов и размер приданого оговаривались особыми условиями брачного контракта. По крайней мере, известен один случай, когда горожанин Триполи стал феодалом Бутроном, взяв в жены его наследницу и заплатив ее опекуну графу Триполи золотом, вес которого равнялся весу женщины. Чаще рыцари роднились с семействами зажиточных горожан, чему способствовало их совместное проживание в городах.

Экзогамные браки, с другой стороны, были обычны среди знати в XII в., когда родственные браки вследствие ограниченного числа аристократических фамилий были канонически запрещены. Большое количество поданных требований о разводе объяснялось тем, что внезапно «обнаруживались» родственные связи между состоявшими в браке супругами. Как уже говорилось ранее, аристократы часто женились на представительницах знатных фамилий Армении и Византии и европейской знати, осевшей в Леванте, на Кипре и в Греции, хотя также присутствовали матримониальные связи с дворянством Франции и других стран.

В XIII в., особенно после отъезда Фридриха II (1229), аристократия начала править королевством де-факто и де-юре. Отсутствующего короля заменила олигархия. Именно в этом контексте сформировалась одна из типичнейших особенностей аристократии: страстный и отчасти фанатический интерес к закону и законности. Ни одна христианская аристократия той эпохи не культивировала и не пестовала с такой настойчивостью знание обычного права и не уделяла столь пристального внимания рассмотрению запутанных вопросов конституционного права, как это имело место в Латинском королевстве. Эта аристократия не произвела на свет ни одного ученого, богослова и писателя, за исключением Гийома (Вильгельма) Тирского. Вся интеллектуальная энергия королевства уходила, казалось, на изучение законов. Этим занимались не только потомки рыцарей-миноритов, среди которых были Гланвиль, Бомануар и Пьер де Фонтен, как это происходило в Европе, но и выходцы из знати, такие как Жан Ибелин. Их любимым времяпрепровождением было вести казуистические споры, касавшиеся вопросов юриспруденции. Если бы склонность к подобным занятиям, довольно странная для представителя знати, была направлена на укрепление законности, то в таком случае были бы воплощены в жизнь высокие идеалы средневекового правосудия. Увы, эти интеллектуальные усилия были направлены в основном на укрепление социального положения тех самых представителей знати, кто вел такие споры. Ученые законники старались сохранить феодальные порядки неизменными. Подобная политика оказалась катастрофичной для будущего страны, но оставила после себя замечательные собрания юридических договоров феодальной эпохи, которые считались классическими вплоть до конца старого порядка в Европе.

Горожане

К правящему классу, помимо знати, относились простолюдины-франки. Если конные воины 1-го Крестового похода стали ядром будущего класса рыцарей, пехотинцы превратились в простых поселенцев. В войске крупных феодалов служили представители самых разных наций, они следовали за своими военачальниками и вместе с ними селились на новых землях.

В языке крестоносцев за ними закрепилось вводящее в заблуждение наименование «горожанин» (burgesses, borjois). Так называли франка, который не имел благородного происхождения и не принадлежал ни к одной из итальянских общин. Но едва ли эти люди могли претендовать на городское происхождение. В конце XI в. в Европе городов было мало, они были небольшими и с небольшим числом жителей. Вследствие постоянного притока крестьян из относительно перенаселенной сельской местности города начинали расти. Этот процесс продолжался безостановочно на протяжении двухсот лет существования королевства. Трудно предположить, за небольшими исключениями, что города имели избыточное население и постоянно пополняли ряды эмигрантов.

Поэтому подавляющее большинство франков-простолюдинов происходили из крестьян Северной Франции, Германии и Италии. Пожалуй, только жители городов в Южной Франции, где некоторые элементы городской жизни сохранились от раннего Средневековья, могли участвовать в крестовом походе. Нечто подобное наблюдалось и в Северной Италии, но итальянцы были жителями коммун, а не «городов». Европейская эмиграция в XII в. не поменяла свой характер. Резкий прирост крестьянского населения в XI в. вызвал интенсивное переселение в города избыточного населения. К тому же появились рабочие руки для корчевания лесов и осушения болот, и в XII в. возникли сотни новых деревень. Крестовые походы и эмиграция на Восток помогали решать вопросы сельского перенаселения в Европе в то время.

Крестьянин, который уходил в крестовый поход, прощался не только с родной землей, но и с цепями рабства. Его феодал не мог помешать его уходу. Никаких манориальных обязательств и никакого подневольного труда в войске крестоносцев не существовало. По молчаливому согласию, затем по обычаю и, наконец, уже по закону все участники крестового похода становились свободными людьми. Само собой разумеется, что однажды полученная свобода не терялась с момента поселения на новом месте. Бывший крепостной теперь был предоставлен самому себе, и ничто не привязывало его к хозяину. Если выпадала удача, то он приобретал собственность в городе или в сельской местности. Менее удачливые и прибывшие позднее могли стать арендаторами. Но крепостное право ушло в прошлое. Существовали, конечно, и общественные обязанности. Крестьянин должен был являться на военную службу в случае всеобщего призыва (levеe en masse). Он был обязан не только принимать участие в защите города, но и участвовать в военном походе, когда королевство оказывалось в опасности. С другой стороны, будучи независимым от правителя города, он не был обязан служить. Если появлялась такая необходимость, он, например, мог стать «сержантом» (serviens), но требовалось заключать соглашение, чтобы получать за это плату. Изменения в юридическом и экономическом статусе простого народа требовало его положение во вновь колонизуемом королевстве. Хотя и стоявшие по своему социальному положению ниже дворянства, такие люди были полноправными соправителями, распоряжавшимися судьбами покоренных народов.

Термин burgesses (житель города), как название класса, довольно сложен для понимания. Вряд ли было бы возможно, чтобы этим словом, заменившим слово «пехотинец», назвали целый класс в Европе. Это было новое название, и на латинском Востоке так называли людей, которые не были ни дворянами, ни крепостными. Но если в Европе оно происходило от слова burgus, которое переводилось как «пригород», «небольшой город», то на Востоке в отношении новых поселений, возникавших как грибы после дождя вокруг крепостей, такая этимологическая связь не прослеживается. Это слово начало означать новое и свободное положение поселенцев. Фактически недвижимая собственность простых людей, горожан, стала называться borgesie. Дворяне и духовенство не могли владеть этой собственностью. Это было исключительной монополией нового класса. Право владения распространилось и на земельную собственность, и даже на целые деревни – явление неизвестное или, по крайней мере, исключительное на Западе. Статус человека определял статус его владений. В первый раз в Средние века так близко подошли к понятию права полной собственности. Помимо обязанности нести военную службу, выплата номинальной ренты правителю города была практически единственной общественной обязанностью горожанина. Он был свободен в решении вопроса отчуждения своей собственности посредством ее продажи, сдачи в аренду, раздела или обмена. За право отчуждения правитель взимал символическую плату; это напоминало соглашение, заключаемое с сеньором, согласно которому в недавнем прошлом отчуждалась подобная собственность в Европе. Все еще продолжали существовать отдельные архаические ограничения, необходимые для защиты прав родственников, например преимущественное право на покупку. Временами это вызывало чувство досады у собственника, ведь экономика страны была уже достаточно развита. Это объясняет тот факт, почему в королевстве был отменен еще один пережиток прошлого, так называемое retrait lignager – право родственников покупать в установленный срок завещанное для продажи имущество. В Европе родственник имел преимущественное право на покупку в течение года и одного дня после заключения контракта на продажу земельной собственности, тем самым лишая соглашение юридической силы и оставляя статус собственности неопределенным в течение длительного времени. В Латинском королевстве предъявленное требование было действительным не более недели после публичного объявления о продаже. Всеобщая свобода и состояние экономики вели к полной свободе распоряжения собственностью.

Почти с самого начала жизнь горожан регламентировалась обычным правом – как в отношении каждого из них, так и его собственности. История разработки свода законов интересна сама по себе. Участники 1-го Крестового похода и последующих волн иммиграции имели самое разное происхождение. Их знания закона основывались на знании законов своей родной страны и зависели от их социального происхождения. Как правило, речь шла о манориальном праве в странах Северной Европы. Поскольку крестоносцы так и не приняли систему персонального права, существовавшего (отчасти) в Европе в XI в., вопрос разработки городского права стал для горожан настоятельным. Манориальная традиция вряд ли подходила для новой социальной и экономической реальности. Манор с его замедленным темпом жизни не мог предложить никакой новой законодательной системы для бурно развивавшейся городской экономики, и вряд ли от старого общественного устройства можно было ждать каких-то предложений в области законодательства. Местное население – мусульмане, христиане и евреи – руководствовалось системой права мусульман и их предшественника Византии. Крестоносцы, по-видимому, приняли законы Южной Франции, где городской образ жизни продолжал существовать с поздних времен Древнего Рима. Римское право, видоизмененное под влиянием местного законодательства, действовало вплоть до полного возрождения римского права в XII в. Этот свод законов вполне соответствовал новым экономическим реалиям королевства. Более того, он был известен итальянским коммунам и коренному населению. К сожалению, мы не располагаем первоначальным сводом ассизов для горожан. Автор приводит в качестве примера свод законов Прованса – Lo Codi, взятый из частного собрания законодательных актов XIII в. (известный как Livre des Assises des Bourgeois), согласно которому велось судопроизводство в городских судах. Римское обычное право было дополнено королевским законодательством, касавшимся горожан, отрывки которого сохранились в вышеупомянутом собрании актов.

Обычным типом собственности горожан была городская недвижимость: дом с двором, колодцем и садом; с виноградником, плодовым садом и огородом в окрестностях города или даже в нем самом. Некоторые горожане составили себе состояния на начальной стадии существования королевства. Выше упоминавшийся Закон о завоеванных землях давал многим из них возможность приобрести большие по площади владения. Проблемой королевства в самом начале его существования был не дефицит городской земли, но нехватка рабочей силы. В Иерусалиме, например, ко времени его завоевания крестоносцами проживало около 20 тысяч жителей, хотя численность его населения упала в следующие несколько лет до нескольких сотен. Существовала возможность беспрепятственно занимать пустующие дома. Опасность проживания в заброшенном квартале заставляла вновь прибывающих в Иерусалим людей селиться в одном месте – в окрестностях храма Гроба Господня. Предприимчивые горожане также приобретали земельные владения вне городов, скупая целые деревни. Имеются свидетельства таких приобретений в окрестностях Иерусалима и вблизи Акры. Завоевания и первые поселения привели к возникновению в стране растущей группы богатых горожан. Другие поднимались по социальной лестнице иным путем. Длительные крестовые походы и следовавшие друг за другом волны иммиграции способствовали росту социальной мобильности. Те рыцари, которые теряли своих коней в бою или отдавали их на пропитание голодавшим солдатам, становились пешими воинами. И внешние различия между рыцарем и простолюдином становились призрачными. Богатые военные трофеи в первые годы завоеваний – казалось, что так будет продолжаться бесконечно, – помогали разрушать классовые барьеры. Неожиданно в документах появляются имена людей явно простого происхождения с гордым титулом milites – то есть рыцарь.

В среде горожан начал медленно складываться полупатрицианский класс. Хотя его представители в редких случаях могли похвастаться сказочным состоянием, но все же появился высший класс горожан. Наиболее доходные источники городского благосостояния были захвачены членами организованных и привилегированных европейских коммун. В итоге, помимо приобретения собственности, горожане поднимались наверх, активно проникая в ряды королевской, сеньориальной и церковной администрации. Снова и снова мы обнаруживаем подписи одних и тех же горожан на королевских и церковных документах, которые касаются или повседневных дел, или даже вопросов политики. Незаметно для всех горожане появляются на судейских скамьях в городских судах и, будучи членами суда, занимают наивысшее положение в иерархии своего класса. Постоянные близкие связи с администрацией и участие в отправлении правосудия привели к созданию целого сообщества городских юристов, чья репутация была столь высока, что с ними консультировались по вопросам феодального права и они могли присутствовать в сеньориальном суде или даже королевском суде, высшем судебном органе королевства. Эта почти патрицианская группа горожан в случае крайней необходимости даже участвовала в решении государственных дел. Был один исключительный случай, объяснявшийся угрозой мусульманского завоевания, когда Балиан Ибелин, которому была поручена оборона Иерусалима, осажденного Салах ад-Дином, посвятил в рыцари одного горожанина.

Но только отдельные представители горожан могли добраться до вершины социальной пирамиды. Все же большинство горожан добились более высокого положения в обществе в сравнении с тем, что они занимали вначале. Их каменные дома были подобны дворцам на фоне крестьянских лачуг Запада. Их питание было более разнообразным, а одежды, иногда из шелка, богаче. Однако их положение во франкском обществе было не столь уж завидным.

Горожане составляли большую часть населения в Латинском королевстве, хотя в Триполи и Антиохии, не говоря об Эдессе, преобладали местные христиане. Среди горожан были мясники, сапожники, портные, плотники, кузнецы, кожевники, пекари, пивовары, повара (на которых был большой спрос в городах, наводненных паломниками), цирюльники и продавцы специй и парфюмерии. Было много лавочников, живших и работавших в небольших комнатах, вход в которые вел прямо с улицы. Некоторые владели собственными лавками, другие арендовали их у вассалов короля, церкви и монастыря. На базаре Иерусалима стояли прилавки, на которых можно было видеть буквы SCA ANNA, что говорило об их владельце – храме Святой Анны, который сдавал их в аренду. С другой стороны, среди них редко встречались крупные торговцы. Эта ситуация была характерна для Латинского королевства, где крупномасштабная торговля была в руках привилегированных коммун Южной Европы.

Из среды буржуазии рекрутировались работники административных органов, управители и бухгалтеры доменов, сборщики налогов, таможенные служащие, рыночные инспекторы и городские полицейские. Пехотинцы, получавшие жалованье, – serjeants или serjeants ? cheval, также набирались из горожан.

Другие горожане, хотя и были уже полноправными городскими жителями, продолжали, как и прежде, заниматься сельским хозяйством в окрестностях своих городов. Это было характерно для всех больших городов королевства.

Как упоминалось ранее, франкское население было сосредоточено в трех больших городах. Иерусалим, бывший столицей, был самым малочисленным из всех трех, в нем проживало, по приблизительным оценкам, от 20 до 30 тысяч человек. Акра играла самую важную роль даже в XII в. В XIII в. ее население превысило, предположительно, 60 тысяч человек. Вслед за ней шел город Тир на севере. Другие города, в число которых входили порты и населенные пункты в центральных областях страны, были значительно меньше. Такой город мог насчитывать до 5 тысяч жителей, довольно большой показатель по сравнению с городами Европы того времени, но все же города Ближнего Востока были крупнее. В королевстве было около 20 таких городов, и большинство их населения составляли горожане.

Особое положение имели те бывшие горожане, которые оставили города и поселились в новых франкских деревнях. Короли Иерусалима и церковь поощряли поселенцев осваивать земли, заброшенные после недавних захватнических войн. Многочисленное местное мусульманское население предпочло покинуть свои земли, чтобы найти прибежище в Дамаске и Египте, чем оставаться на волю победителя. Начало колонизации земель положила церковь, и скоро за ней последовали короли и другие светские правители. Как правило, новые деревни основывали вблизи старых поселений на месте оставленных и обезлюдевших местных деревень, расположенных близ колодцев и мест добычи строительных материалов. Это были более крупные деревни, чем существовавшие прежде. В палестинских деревнях жило всего до 20 или немногим больше семей, в то время как во франкских деревнях их число достигало 150, что составляло 500 душ. Этому способствовали повышенные меры безопасности; почти все франкские деревни были укреплены или имели башню, служившую как пунктом наблюдения, так и убежищем для жителей.

При ближайшем рассмотрении мы узнаем много нового о структуре и составе новых деревень. В 1 136 г. король Фульк укрепил Бейт-Джибрин (Бет-Гуврин) на дороге между Аскалоном и Иерусалимом и передал его ордену Святого Иоанна. Франкское поселение было заложено под защитой орденской крепости, и уже в 1 153 г. в нем проживало 32 семьи, то есть около 150 жителей. Кроме фермеров здесь были портной, плотник и погонщик верблюдов. Беньямин из Туделы упоминает о трех живших здесь еврейских семьях, по всей видимости красильщиках. Два поселенца пришли из Иерусалима, по одному из Эдессы, Хеврона и Рамлы. Другие прибыли из разных мест Европы: Оверни, Гаскони, Ломбардии, Пуату, Каталонии, Бургундии, Фландрии и Каркасона. Каждый поселенец получил по 70 гектаров земли. Он должен был платить за аренду земли (terragium), десятину от всего урожая и плодов, за исключением оливок, а также определенный процент с того, что удавалось ему присвоить во время набега на мусульман! Поселенец имел право отчуждать свою собственность, что обеспечивало ему преимущественное право на покупку и гарантировало небольшие платежи.

Другой пример – Махомерия (Эль-Бира). В середине XII в. в новой деревне было 90 семей; некоторое время спустя еще 50 семейств поселилось вокруг небольшого замка, доведя численность франкского населения до 500 душ. Снова мы встречаем здесь поселенцев родом из Оверни, Прованса, Бургундии, Гаскони, Лиможа, Пуату, Тура, Буржа, Каталонии и Ломбардии, а также палестинцев из Иерусалима, Наблуса, Сингиля, Наби-Самвиля и Яффы. Некоторые были августинцами-мирянами, но большинство просто мирянами. Некоторые имели профессию кузнеца, плотника, сапожника, садовника и каменщика, но основным их занятием было сельское хозяйство и виноградарство. Власти принадлежали к каноникам Гроба Господня, но поселенцами управлял местный суд присяжных, выбранных из их среды. Каноники подписывали контракты с поселенцами, в которых оговаривались система возделывания культур и оброки, наподобие шампара и комплана (отдававшаяся сеньору в виде оброка часть урожая). Мельница и пекарня, построенные канониками, имели монопольные права, и крестьяне были обязаны везти туда зерно и муку.

Невозможно в полной мере оценить масштабы этой колонизации. Она проходила весьма активно в XII в., и нам известны с полдюжины различных «типов поселений», которые организовывали поселенцы и переносили их традиции с места на место. Это служит доказательством жизненности движения, но мы не можем ничего сказать о его распространенности. В любом случае переселенцы происходили из самых бедных слоев общества. Один хронист замечает, что все те, кто селился вне городских стен, не имели средств для проживания в городе.

Независимо от своего положения в обществе и обеспеченности франк простого происхождения всегда оставался свободным. Все его обязанности носили общественный характер. Занимаясь своим ремеслом, он был обязан платить налоги, но они были обусловлены экономическими отношениями, а не его личной зависимостью. Он был неподсуден манориальному суду, его мог судить только суд присяжных его сословия. Не случайно хронист той эпохи писал, что крестоносцы называют себя франками, потому что они свободные люди (от французского слова franche – свободный).

Национальные коммуны

Характерной чертой социальной и политической организации королевства было существование национальных коммун: итальянской, прованской и испанской. Их юридический статус и положение в обществе являются отражением типичного колониального духа, который пронизывал все институциональные структуры латинского Востока. Термин «коммуна» был заимствован из Италии, где им называли политически независимые крупные городские центры в XXII вв. Он приобрел расширительное значение, и им стали обозначать коллектив людей той или иной национальности, селившихся в королевстве. Хотя они были европейцами и придерживались латинского обряда и тем самым принадлежали к правившим завоевателям, они не относились ни к дворянам, ни к горожанам, но формировали отдельный класс, имевший особый статус и специфические привилегии, отличные от привилегий как дворян, так и горожан. Если франки составляли небольшую группу завоевателей, основавших колониальное королевство, то коммуны были самыми первыми выразителями своеобразного духа колониализма, который спустя несколько столетий привел к образованию английских, французских и голландских торговых компаний. Но в то время как эти торговые компании были предтечей колониальных держав, коммуны в королевстве крестоносцев существовали в чужом для себя государстве и осознавали, что их члены никогда не станут гражданами страны проживания. Коммуны не подпадали под действие обычного права в королевстве, и им почти удалось стать государством в государстве. Почти все время они существовали в виде автономных политических единиц. Преследуя свои собственные цели, они были больше связаны с теми странами, откуда они вышли, чем со своей новой родиной. Можно сказать, что члены коммун не были постоянными поселенцами и их численность постоянно колебалась. Их целью было отправиться на Восток с явным намерением вернуться на Запад, как только они смогут обогатиться. Но даже те, кто оставался, никогда не считали себя гражданами страны. Если считать королевство крестоносцев европейской колонией на иностранной почве, то коммуны колонизировали колонию.

Они монополизировали обширную внешнюю торговлю королевства, почти все банковское дело и кораблестроение. Однако не их экономическая деятельность определяла их привилегированное положение. Длинный перечень «международных соглашений» между королями Иерусалима (а позднее и отдельными правителями приморских городов) и итальянскими городами определял социальный статус членов коммун. Эти привилегии были результатом итальянского вклада в завоевание. Сначала Генуя и Пиза, а затем и Венеция посылали свои флоты на Восток, которые сыграли важнейшую роль в захвате всего морского побережья. Без их тесного сотрудничества завоевание прибрежных городов потребовало бы более длительного времени или окончилось бы ничем.