Я покорю Манхэттен

– Один управлял всей махиной. И как! А что у вас там сейчас, полная неразбериха?

– Знаете, мистер Уайлдер, – благодушно хохотнул Каттер, – такое не редкость для частной корпорации. Нам с вами известно немало примеров, когда глава дела умирает и все сразу же расползается по швам. К счастью, «Эмбервилл пабликейшнс» подобная участь не грозит. Генри, эта клубника не спелая. Пожалуйста, заберите ее и принесите компот из консервированных фруктов. – Каттер снова обернулся к Уайлдеру: – С этими фруктами одна беда в межсезонье. Никогда не знаешь, что тебе принесут. В это время, правда, обычно бывает неплохая привозная клубника – из Израиля или Алжира. Но та, что подали сегодня, явно никуда не годится.

– Значит, «Эмбервилл» в полном порядке?

– Фактически наши доходы в этом году даже увеличатся. И весьма ощутимо. Моему брату доставляло удовольствие возиться с журналами, а доходами он перестал интересоваться уже давно. Его страстью было затевать все новые и новые издания, он отдавал им все свое время, чтобы поставить их на ноги. А это, сами знаете, недешево обходится. И потом всегда рискуешь. Когда жена в качестве главного держателя акций попросила меня вести ее дела, я решил свести убытки до минимума. Боюсь, мне пришлось принять не очень-то популярные решения – никто ведь не любит терять работу. Но все обернулось к лучшему. Генри, – сказал Каттер метрдотелю, – официант может забрать фрукты. – И он снова обратился к Уайлдеру: – Так вы не надумали все-таки отведать каши? Ее здесь особенно хорошо готовят. Нет? Генри, – снова попросил он метрдотеля, – пусть принесут еще один кувшинчик со сливками. Этот почему-то неполный.

И Каттер с аппетитом принялся за дымящуюся кашу, сдабривая ее изрядным куском масла и умеренно посыпая сахаром.

– А, так доходы поднялись, вы говорите?

– Несомненно. В каждом из оставшихся журналов возросли поступления от рекламы, а это, как вам известно, основной источник доходов.

– «Возросли». В частной компании это может означать все, что угодно, – возразил Уайлдер, подавляя желание сверить время по своим часам.

– Я не выдам особой тайны, если скажу вам, мистер Уайлдер, что речь идет о четырнадцати-пятнадцати процентах как минимум.

– Хм-м… Неплохо.

– Да, мы тоже весьма удовлетворены состоянием дел. С одной стороны. А с другой – Лили, моя жена, родилась в Англии. И ей очень-очень хотелось бы туда выбираться. Между тем она вынуждена чуть не тридцать лет торчать здесь, на Манхэттене, не считая краткосрочных наездов в Европу, когда Зэкари отправлялся в командировку. Она еще не старый человек и имеет право на то, чтобы больше времени проводить за границей. Охота, театр… и все такое прочее. Лили говорит, что жизнь – это не только дела, связанные с выпуском журналов. Вы женаты, мистер Уайлдер?

– Зовите меня просто Леонард. Да, женат, уже четверть века. Так, говорите, четырнадцать или даже пятнадцать процентов, так, Каттер?

– Совершенно верно. Спасибо, Генри, – поблагодарил Каттер метра. – Они выглядят замечательно.

Леонард Уайлдер беспокойно заерзал. Он безнадежно опаздывал к девятичасовому завтраку, а Каттер только приступал к своим гречишным оладьям.

– Можно привести какие-то круглые цифры? – спросил он.

– Круглые? – Каттер полил оладьи кленовым сиропом. – Почему бы и нет. Раз вы просите, я готов. Что-нибудь порядка ста семидесяти миллионов до уплаты налогов.

– «Порядка»? Но в какую сторону? Большую или меньшую?

– Я не любитель преувеличений, Леонард, но, честно говоря, мы ожидаем более высоких прибылей. Конечно, остается еще кое-какой балласт, от которого предстоит избавиться.

– Компания будет продаваться, Каттер? Вы поэтому и звонили?

– Да. В общем-то, такая вероятность существует. Как я уже сказал, жена моя мечтает о переменах в нашей жизни, и она их заслужила. Я упрашиваю ее обождать с принятием решения, не спешить без нужды, но в воздухе уже повеяло весной, а Лили всегда была женщиной импульсивной.

– Значит, продается!

– Я не хотел бы связывать себя конкретным обещанием… но все возможно. Вполне возможно. За соответствующую цену.

– Естественно.

– Вот: к примеру, Билл Зифф и его компания. – Каттер неторопливо «жевал» слова, чередуя их с оладьями. – Только что он заключил весьма, на мой взгляд, интересную сделку. Прошу прощения, Леонард, что мне приходится упоминать вашего конкурента, компанию «Си-Би-Эс», но она недавно приобрела у него двенадцать журналов за триста шестьдесят два миллиона долларов. Среди них такие, как «Популярная фотография» и «Яхты». Потом он продал им еще двенадцать специальных изданий Мердока, скажем «Аэрокосмос» или «Отели и курорты», за триста пятьдесят миллионов. Всего, таким образом, двадцать четыре журнала. У нас в количественном отношении их меньше. Всего шесть. Зато каждый считается ведущим в своей сфере, задает тон. Не журналы, а классика, Леонард. «Би-Би» пока оставим в покое – это эксперимент, результат которого пока не определился. Но все другие приносят доходы, куда большие, чем у Зиффа. Гораздо, гораздо большие. Так что вы, надеюсь, отдаете себе отчет, о каких суммах может идти речь. Без сомнения, где-то в районе миллиарда. Генри, – обратился он к подошедшему метру, – еще горячего кофе.

– «ЮБК» не испытывает нехватки наличных средств, Каттер. Деньги для нас не проблема. С кем-нибудь еще вы вели переговоры? – требовательно спросил Уайлдер, окончательно отказавшись от второго делового свидания.

– Нет. Пока нет. Лили впервые заговорила со мной об этом всего несколько недель назад. Особых причин для спешки я не вижу. Предпочитаю дать новым идеям время вызреть, сформироваться. Всему свой срок – и чтоб никаких поздних сожалений.

– Каттер, скажу сразу: я не любитель играть в игрушки. Дело меня интересует. К журналам присматриваюсь уже несколько лет. «Эмбервилл» мне всегда нравилась. В исполнительном комитете у меня трое. Они могут повести за собой все правление. За них я ручаюсь. Мое условие: обещайте не говорить ни с кем, пока мы не обсудим все это у себя.

– Условие вполне приемлемое, учитывая, что я ведь не спешу. Кстати, наш ближайший балансовый отчет поступит месяца через три. Уверен, его показатели будут значительно выше, так что я предпочел бы дождаться этого момента. Если к тому времени Лили не передумает, тогда смогут приступить к работе ваши ревизоры, с тем чтобы сделать самостоятельно выводы.

– Три месяца… вы уверены, что надо так долго ждать? Мы ведь можем начать значительно раньше.

– Уверен, Леонард. Но за это время нам ничего не мешает встретиться за ужином вместе с женами, не так ли? Я просто обязан угостить вас хоть чем-то, что придется вам по вкусу. После того как вы отказались от этого восхитительного завтрака…

– Кто-нибудь еще об этом знает? – настороженно спросил Тоби, проводя пальцами по животу Инди.

– А ты не мог бы выражаться яснее? – томно ответила она, как бы выплывая из того сияющего шара радости, где она теперь постоянно пребывала, и чувствуя несказанное блаженство уже при самом звуке его голоса.

– Этот малюсенький рубец, справа от твоего очаровательного пупка.

– Аппендицит. Мне тогда было восемь. Об этом не знает даже Барбара Уолтерс[52 - Известная американская тележурналистка, интервьюирующая знаменитостей.]. Но вообще-то она никогда меня не расспрашивала.

– Так, сто семнадцатая интимная деталь, известная только мне. Разные уши. Нос скошен вправо, никто не замечает, но я-то знаю. Прямым его не назовешь. Ресницы на левом глазу тоньше, чем на правом. И, соответственно, под левой мышкой меньше волос, чем под правой, как ни выбривай, все равно видно. Маленькая родинка под лобковыми волосами с левой стороны.

– Тоби!

– Но ты не виновата, что не во всем совершенна. В рекламных проспектах утверждается, правда, другое, но, Боже праведный, описание обнаруженных мною дефектов заняло бы целую книгу, а я ведь только приступил к исследованиям. Что касается вкуса, то позвольте вам заметить, юная леди, что на вкус вы сегодня одна, завтра другая. Между тем мужчины предпочитают, чтобы у их избранниц было хоть чуточку постоянства.

– «Избранниц»? Значит, я твоя избранница? – Инди понимала, что ей не следует задавать этого вопроса, но не смогла удержаться.

– На данный момент. Единственная в этот единственный момент. Но ты знаешь мои чувства… я никогда…

– Не продолжай, пощади меня! – перебила Инди. – Я доскажу сама: «Никогда не связывал себя обещаниями». Трус! Отвратительный, жалкий трус! Сколько же вас таких: считают у женщины волоски между ног, а сами ничего ей не обещают! И не стыдно?

– Я их там никогда не считал, я только под мышкой.

– Это все равно, и ты прекрасно знаешь. И как женщины на таких нападают. Почему тебе можно заставить меня влюбиться, а самому не отвечать на мою любовь?

– Как не отвечать? – тихо произнес Тоби. – Ты знаешь, что это неправда. Я полюбил тебя еще пять месяцев назад, Когда ты облила меня на вечеринке, чтобы привлечь к себе внимание. Но связывать себя обещанием – это уже совсем другое.

– Не знаю. Там, где я родилась, если ты кого любишь и тебя любят и нет причин, почему нельзя надеяться, что эта любовь навсегда, то вполне логично, что связывают себя обещанием как-то оформить свои отношения… словом, женятся, – проговорила Инди с той же упрямой настойчивостью, с какой почти каждый уик-энд прилетала из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк с тех пор, как встретила Тоби. Мало-помалу она перетаскала в его платяные шкафы чуть не половину своего гардероба; даже кровать, на которой они сейчас лежали, была застелена ее собственными льняными простынями ручной глажки.

– Но разве женитьба не остается открытым вопросом, если с начала мира так уж повелось, что «те, кто связан семейными узами, стремятся их порвать, а те, кто не связан, наоборот, стремятся их завязать».

Разъяренная, Инди села на кровати:

– Что, ты еще будешь цитировать Эмерсона мне? Подонок, это же я придумала его цитировать, чтоб ты знал!

– Мы все цитируем по необходимости, по склонности к цитатам и для собственного удовольствия, – продекламировал Тоби с типично эмерсоновским достоинством.

– Ах так это Мэкси! Только она могла рассказать тебе, как я терзала ее Эмерсоном, признайся?

– Может, мимоходом она и упоминала это как пример девического обожания.